Звёзды над Парижем

Глава 1. О женских глупостях и не только (Колетт Тату)

Ты — никотин у меня в груди.
Ты — все виды алкоголя и пропасти,
Не веди меня по всем своим демонам —
Отпусти, отпусти.

Мы оба таем, и сердце в такт.
Но я то знаю — мне с тобой не светит никак,
Нет сил удержаться, нет сил так прощаться,
Вновь о тебе вспоминать…
(Монада)

Что такое женская глупость? Как часто женщины их совершают? Совершают, а после — думают? Почти всегда. Но, всегда ли, именно женские глупости совершаются на пустом месте? Всегда ли возникают вопросы там, где не может быть сомнений?

Нет. Редко.

Переоценить свои силы и потом, осознавая это, прятаться от того, кому и старался вдолбить, что «бояться отношений не нужно» — это нормально?

Нет. Колетт знала это.

Она знала это тогда, когда торопливо одевалась, стараясь не смотреть на Эго, даже не говорить с ним. И вообще, пыталась сделать вид, будто всё, что у них произошло, — это случайность и ошибка. Она знала это и тогда, когда он предпринял попытку остановить её на выходе, но она убежала. Знала, что проклянет себя за это. Но убежала. Не ответила ни на один его телефонный звонок. Плакала в подушку дома, прячась и от отца, который не находил себе места. Она знала, что сама сейчас сжигает тот мост, который они с Эго едва возвели совсем недавно.

Но — что сделано, то сделано.

Если бы её спросили, чего она испугалась, то Колетт бы надолго задумалась. И правда — а чего? Раз уж Эго не отступил, то почему она ретировалась от него, будто он был монстром?

Колетт понимала, насколько глупо всё выглядит, но внутри у неё засела крепкая заноза неуверенности в себе, ещё в тот момент, когда она уговаривала Антуана не сомневаться. Да, она уговаривала его не сомневаться, а сама, черт дери, засомневалась.

«Вдруг» — чёртово слово.

Чертов предлог.

Чертов барьер.

Вдруг ей в голову полезла всякая чушь: про то, что скажут люди, узнав о том, что у них с Эго начались отношения; о том, как будет трудно пробивать эти «стены» из стереотипов; и ещё — червячок сомнения, как и у всякой женщины, заполз ей в душу в тот момент, когда Эго отказался от шанса удовлетворить свои мужские потребности. Нет, конечно, он мог нервничать и того пуще, но… Колетт ещё никогда не сталкивалась с подобным. Это выводило из равновесия. Злило. Получается, что он хотел её не до конца. Если вообще хотел.

Когда заболела голова от слез, Колетт смутно поняла, чего она на самом деле испугалась: того, что «вдруг» слухи о его ориентации — правдивы. Колетт не так часто сталкивалась с гомосексуалистами, чтобы знать наверняка, предпочитают ли они исключительно мужчин или могут быть и с женщинами. Ради интереса. А, вспоминая давний разговор с Байо, Колетт пришла к выводу, что, скорее всего, что и тот говорил ей правду — Антуан Эго может подстраиваться под ситуацию. Лишь бы ему было удобно. Он жутко не любит выходить из зоны своего комфорта — она худо-бедно успела изучить его повадки.

Колетт вскочила с кровати и едва не пнула ту. Внутри клокотала злоба. И обида. Ну, какого, спрашивается, черта, она решила, что раз они с Эго сблизились, то можно пойти дальше — нужно было подождать. Проклятые импульсы. Женские импульсы. И ведь Колетт — давно не девочка, у которой гормоны с ума сходят по понравившемуся мальчику…

Но вышло именно так — через задницу.

— Колли, что случилось? — отец постучал по стенке шкафа, за которым устроилась Колетт. Ему она любезно уступила большой диван. Там же спали и дети. — Ты плакала?

— Нет, пап. — Тату пришлось валиться на кровать и зарываться в подушку. — Всё в порядке.

— Да знаю, как в порядке, — буркнул мужчина. — Я полночи слушал, как ты всхлипываешь, будто конец света наступил! Что случилось, отвечай!

— Не сыпь мне соль на рану! — огрызнулась Колетт.

Отец горестно вздохнул. Колетт всегда благодарила его за то, что он проявлял максимум такта в любых вопросах. И не лез к ней в душу. Но сегодня, видимо, был не тот случай.

— Он обидел тебя? Твой Эго?

Колетт захотелось снова разреветься — от бессилия. И от этого словосочетания «твой Эго». Как бы ей хотелось, чтобы он на самом деле был… её. Нет, не только как человек, как личность, но и как мужчина, к которому её тянет. К которому она испытывает нечто такое, чего раньше никогда не было. Ни к одному из тех, с кем она встречалась.

— Нет, это я виновата.

— Очень интересно, — пробубнил отец. — Колли, лисенок, я, если не сильно отстал от жизни, то мужчина в отношениях всегда должен быть на своем месте, а женщина…

— Пап. Не надо, — морща нос, сказала Колетт. — Я поняла, о чем ты. Но тут всё несколько сложнее — Эго, не такой, как другие мужчины.

Колетт сама не поверила, что произнесла это. На самом деле — она же знала, что будет так. Что Эго — не такой как другие мужчины. Так, зачем, мать её, она обижается? И, может, все куда проще? Может, это она — полная дура, и накрутила себе бездну, хоть на самом деле всё не так?

— Я лишь хотел сказать, что, будь он настоящим мужиком, то не позволил бы тебе всю ночь прореветь. Позвонил бы и…

— Он звонил — я скидывала…

Какого черта она так сделала? Зачем она не дала ему даже шанса поговорить?! Колетт всю трясло — осознанная собственная глупость может пробрать и довести почище всякого стресса.

— Ах, вот так? — мужчина почесал седеющий затылок. — Ну, значит, есть причины… Колли, я ж просил тебя — не кидайся ты, очертя голову…