Звезды в пыльном рюкзаке

Звезды в пыльном рюкзаке

Почему никто не сказал Юн Джинсоль, что найти работу — это так сложно? Особенно студентке ее возраста. Особенно на полставки. Особенно удобную и находящуюся недалеко от дома или университета. И, в конце концов, особенно если не с достойной, то хотя бы с нормальной зарплатой. Расскажи Джинсоль, сколько она успела натерпеться за время поисков, никто бы не поверил. Итак, для начала ее чуть не утащили в ОнлиФанс под предлогом ведения блога в Интаграме о кулинарии. Потом едва не устроили грузчицей на складе, где она наверняка осталась бы без спины и здоровой менталки. Хотя если вспомнить харкающих себе под ноги мужиков, то могло случиться и еще что-нибудь неблагоприятное. Тестировщиком и корректором нейросети она быть отказалась, официанткой на полставки никто не брал, особенно в приличное место, да и торговать пивом возле деревянного прилавка было ниже достоинства Джинсоль.

И вот теперь она стоит здесь, у автобусной остановки, и расклеивает листовки с рекламой маникюрного салона, иногда натягивая на половину лица мужской картуз и закатывая рукава коричневого вельветового пиджака, сидевшего на фигуре просто ужасно. Вернее, фигуру-то как раз под ним совсем не было видно. Удачная маскировка. Джинсоль очень не хотелось, чтобы кто-то узнал, кем она работает, а потом, чего доброго, рассказал остальным, а весь университет начал бы показывать пальцем и смеяться если не в лицо, то точно за спиной. Такого оскорбления собственной личности Джинсоль допустить не могла, вот и разгуливала в деловом, если это тряпье можно так назвать, костюме старшего брата и прятала под картузом лицо, а каре собрала в маленький хвостик у самой шеи.

Сегодня до ужаса жарко. Буквально как в аду.

Справившись с остановкой, Джинсоль приклеила еще одну листовку на фонарный столб, сфотографировала плоды своего труда и, выругавшись на широкие штанины, на которые наступала пятками, направилась в сторону жилого десятиэтажного дома. Это последний адрес на сегодня, уж слишком жарко расхаживать в таком прикиде по знойному городу. Остальное завтра. А этот район и вовсе — зона риска. Именно здесь, судя по кое-каким сведениям, проживали некоторые из одногруппников, и потому Джинсоль пыталась завершить работу как можно скорее, но скотч не хотел отлипать, одна листовка улетела, а ножницы резко превратились из острых в тупые и бесполезные. От нервов по лицу аж заструилась капля пота.

Вот черт, мелодия, предвещающая открывающуюся подъездную дверь! Только бы не кто-то из знакомых, только бы не кто-то из знакомых! И…

Вот же ж!..

— Не, сорян, парни, но у меня в это время тренировка по боксу, тренер мне такого вставит, если я опять пропущу! — нараспев воскликнул голос одногруппника, Ли Минхо, и Джинсоль, чуть ли не вжавшись в стену, посильнее натянула на лицо картуз. — Не смотри на меня так, Бинни!

— Ну скажешь, что еще не выздоровел, всего-то! — вступил в полемику Со Чанбин, хотя все знали: вступать в полемику с Минхо — дохлое дело, заранее обреченное на провал. — Дедуля, можно пройти? — недовольно спросил Чанбин, и Джинсоль сильнее вжалась в стену, не рискуя поворачиваться лицом. Вдруг узнают?

— Без тебя будет скучно! — воскликнул третий голос, и у Джинсоль по телу пробежали мурашки размером с маслину. Вот кому действительно она не хотела попадаться на глаза в таком виде, так это ему. — Хён, обещаем, в последний раз! Ну мы же идем к самому Сынмину! Тем более будет суббота, мало ли какие у кого планы! Может быть и не до тренировок!

— Знаю я этот ваш последний раз, Джисон! Подумаешь, минус одна вечеринка? Мне опять смотреть, как ты пьяным танцуешь на диване? — куда яростнее, чем в прошлый раз, воскликнул Минхо, а Джинсоль, забыв о том, что ей нужно сфотографировать листовку, поспешила удалиться, шагая вслепую, а сама следила за тем, чтобы одногруппники даже не смели к ней поворачиваться.

Вот только не ожидала, что врежется в чью-то каменную грудь своей и свалится прям на задницу, а ее листовки разлетятся. Раздалось громкое «ой!», привлекшее внимание проходивших мимо людей, и Джинсоль, потерев ушибленный копчик, увидела протянутую ей мужскую ладонь.

— Вы не ушиблись? — спросил ласковый мужской голос, который Джинсоль тут же узнала. — Вот так, давайте я вам помогу! У вас всё рассыпалось.

— Простите… — тонюсеньким голосом прошептала Джинсоль, мягко оттолкнув руку помощи, а потом покашляла и уже более низко проговорила: — То есть… Мне жаль, что вы это видели! Ну вы же знаете, как оно бывает!.. — она натянула на лицо картуз, внутри сжавшись от стыда, что Бан Чан теперь собирает ее же листовки в коричневую сумку с ремешком. — Как говорят, кто не смотрит и корежится — рискует вскоре съежиться!

— И кто же так говорит? — со смешком спросили за спиной, а Джинсоль, рефлекторно вскинув голову, поняла, что лишается своей единственной защиты. Хоть паранджу надевай, когда выходишь на работу! — Джинсоль?.. — вопросительно спросил Джисон, склонив голову вбок и нахмурив брови. — Ты что здесь делаешь? Опять.

Опять — слово-то какое страшное!

— Я… я…

Джинсоль что-то замямлила, начав водить подушечками пальцев по асфальту, но не могла оторвать взгляда от него — того, чью особенность надувать щеки и одновременно хмуриться находила дьявольски милой; того, на чью широкую спину в сочетании с тонкой талией пялилась, стоило только ему выйти к доске; того, над шутками которого смеялась, бывало, единственная, пока остальные хмурились; того, который умел быть как простым веселым пареньком со двора, так и невероятно притягательным сексуальным мужчиной; того, ради которого мечтала стать ветром, чтобы касаться его, а не стоять поодаль и просто наблюдать. Одним словом, при взгляде на Хан Джисона Джинсоль готова была стереться в порошок, а порой и растечься лужицей. Во всех смыслах этого слова.

— Почти все собрал, но некоторые улетели, — прервав их весьма неловкий зрительный контакт, проговорил Чан и подал сумку Джинсоль, затем поставив ее саму на ноги. — А ты чего в таком виде?