Звонок

Звонок

Она позвонила среди ночи по своей всегдашней привычке плевать на всех. 
Боже, как я боюсь ночных звонков! Они беспощадно выдергивают тебя из сна, ты подхватываешься, сердце начинает бешено колотиться, и, пока тянешься к телефону, мозг пронзает: Кто? Что? Родители  пожилые,  отец уже перенес один инфаркт… И думаешь: «Хоть бы ошиблись номером… хоть бы…»

Но обычно это она.  Что за несчастье иметь младшую сестру с большой разницей в возрасте!  Ты всегда ей должна, потому что «ты же старшая»! С ее появлением я забыла о безмятежном свободном времени, прогулках с подружками и вообще обо всем на свете, кроме нее.  Я должна была сидеть с Варенькой, кормить ее, играть, читать книжки. Я училась во вторую смену, но вынуждена была вставать в семь часов, чтобы отвести Вареньку в детский сад. Я обязана была проводить все вечера дома, чтобы Вареньке не было скучно. 

Ей позволялось все. Родители прыгали на цыпочках перед поздним, безумно любимым ребенком, да я и сама ее обожала.  Когда вставал вопрос, купить из семейного бюджета мне, студентке, новые туфли или очередное «принцессное» платье Вареньке, она закатывала такой рев, что  обсуждение тут же сворачивалось: «Ну, ничего, отремонтируем, еще сезон проходишь, а там уж видно будет…»  Со всеми своими проблемами и капризами Варенька обращалась ко мне: «Ты же старшая сестра!»  Я не смогла поступить на ту специальность, о которой мечтала, потому что институт был в другом городе. «А как же Варенька без тебя?»

Когда прошла пара первых, самых трудных лет  учебы, и можно было  расслабиться, вести веселую и бесшабашную студенческую жизнь, Варенька пошла в первый класс. И мне  надо  было  помогать ей делать уроки, а поскольку сестренка не горела интересом к учебе – выполнять письменные задания за нее. Она была очень способной, но ленивой. Я должна была водить ее в кружок танцев, в который так хотела в свое время сама, но не попала именно потому, что родилась Варенька.

Сама  удивляюсь, как я умудрилась выйти замуж и по-быстрому родить двоих сыновей. Наверное, только потому, что мой будущий супруг, Всеволод, сидел в соседнем кабинете моей новой работы. И то,  целых пять лет после знакомства мне было некогда:  у Вареньки начинался трудный подростковый возраст: она стала курить, дерзить еще больше и пропадать в компаниях.
   
С мальчишками мне помогала мама. Варенька, увидев новорожденных  племянников,  кривилась: «Какой уродец! Нет, я детей не хочу!» И до сих пор практически с ними не общается.

Закончив кое-как школу, Варенька захотела учиться дальше, и нам с мужем  пришлось нанимать репетиторов,  следить, чтобы она  занималась, а потом и оплачивать учебу.  Хорошо, что Сева к тому времени получил должность заместителя директора фирмы, но, с учетом того, что подрастали свои дети, денег все равно не хватало.  Кроме этого, на первом курсе Варенька решила жить отдельно и буквально вынудила родителей начать размен квартиры. Она думала  разменять  нашу старенькую двухкомнатную «хрущевку»  на две однокомнатные – для нее и для родителей. Про то, что и мне принадлежит какая-то доля в нашем жилье, никто даже и не вспомнил. Но, конечно, ничего не  вышло,  а на доплату средств не было.

Поэтому пришлось снять для Вареньки  однокомнатную квартиру (комната  ее не устраивала). Родители  каждые выходные забивали ее холодильник снедью и выдавали на карманные расходы, моей обязанностью было вносить ежемесячную арендную плату и тратиться на ее одежду и обувь, что тоже было огромной статьей затрат. Ну и за институт, само собой, общими усилиями.  Но мы были рады, что она  учится. Как мы думали.

На втором курсе ее отчислили за прогулы, и я  со слезами  умоляла проректора отменить приказ. Мне пошли навстречу, но через год Варенька бросила институт сама.  Она влюбилась в женатого преподавателя философии и стала донимать его своими преследованиями. А когда он отказался встречаться – устроила истерику, сорвала лекцию и навсегда покинула учебное заведение. Именно тогда у отца случился инфаркт. И мы с мамой разрывались -  ухаживать за отцом и утешать Вареньку.  За моими детьми тогда присматривала свекровь, спасибо ей.

После этого Варенька долго приходила в себя, а потом так и стала жить: не учась и не работая, проводя время с все новыми ухажерами. Красивая и необычайно влюбчивая, недостатка в них она не имела. Причем, влюблялась каждый раз по-настоящему. У Вареньки всегда все эмоции и чувства были настоящими, она не считала нужным скрывать их хотя бы из такта, и говорила в лицо все, что думала. Часто это выглядело грубым, но всегда было искренним.

Но почему-то мужчины постоянно ее бросали. Для меня это было загадкой: чего им не хватало? Я мечтала, чтобы ей попался состоятельный жених, с которым она будет  путешествовать по миру и жить в свое удовольствие. А мы сможем, наконец, снять с себя заботу о ее обеспечении: содержание Вареньки влетало в копеечку. Мы с Севой оба работаем, но многого не можем себе позволить, а ведь сыновья  взрослеют, их запросы тоже растут.

- Послушай, - говорил мне муж, - ну прекрати ей помогать, пусть она устроится уже на работу!
- Сева, ну ты же понимаешь, что Варенька и работа – «две вещи несовместные». Кем она сможет работать? У нее и образования нет.
- Да хоть кем! Я же не говорю, чтобы она пошла маляром-штукатуром, это уж точно не для такой фифы, но на ресепшн, администратором, в регистратуру, продавцом, в конце концов! Бабе тридцатник скоро, а она сидит на шее у родных, ножки свесила!
- Если я не буду за нее платить, она начнет тянуть с родителей, ты же знаешь. А они и так стараются каждую лишнюю сторублевку с пенсии ей сунуть. Может, хоть мужа найдет богатого…

Я вздыхала, и на этом разговор заканчивался.

Нет, я делала попытки. Как-то, когда она приехала забрать деньги за квартиру, я робко спросила, почему бы ей не  поискать работу.  Ее лицо побелело.

- Ха! – она злобно  усмехнулась, - Что, надоело помогать блудной сестре?
- Варя, ты же должна понимать, что нельзя всю жизнь рассчитывать на других. Мы уже десять лет проводим отпуск дома, да и мальчишки растут… И родителям на лекарства больше надо… А ты же умница, молодая, кра…
- Да подавитесь! - Варенька, не дав мне договорить, швырнула купюры на пол и грохнула дверью.

Я подумала, что  платить за квартиру все равно надо, собрала деньги и повезла вслед за ней. Я ведь всегда любила ее и жалела.

Помню, в каком мы все были ажиотаже, когда Варенька сказала, что уезжает жить в Германию. Я взяла отпуск и бегала вместе с ней оформлять документы. Варенька уезжала насовсем в Ганновер с молодым немцем по имени Ханс, с которым познакомилась где-то возле галереи, и, как всегда, влюбилась. Мне он показался вполне приятным и приличным человеком:  основательный,  технолог и совладелец коврового производства. Мы так радовались за Вареньку и желали ей счастья...

Через полгода она вернулась из Мюнхена  с молодым немцем по имени Хельмут, который сбежал от нее еще месяца через два. Снова пришлось срываться  по ночам на звонки Вареньки, мчаться на такси, успокаивать… 

- Почему, - спрашивала я у мужа, - Вареньку всегда бросают? Скажи, как ты думаешь? С мужской точки зрения? Ведь она красивая?
- Красивая, - соглашался Сева.
- И фигура замечательная?
- Отличная…
- И поговорить с ней есть о чем, правда?
- Наверное…
- Ну, хозяйка она никудышная, но еда всегда есть, дома убрано более-менее, сама ухоженная, аккуратная, одета модно…  Тогда почему?
- Не знаю…
- Ну вот тебе она бы понравилась, если бы ты был посторонним?
- Нет, - отрезал он, - если только на первый взгляд.
- Почему???
- Не знаю. Пустая она какая-то…

Я пыталась обсудить с Варенькой ее отношения с противоположным полом, но она только расхохоталась:
- Ты будешь меня учить? ТЫ? Которая, как клуша, только одного мужика и знаешь? Ой, не смеши мои тапочки!

И я отступилась. В конце концов, ей действительно под тридцать, она взрослая женщина, не мне ее поучать.

Я отвечаю хриплым шепотом. Варенька пьяно рыдает: очередной подлец ушел! Вот почему ей так не везет, почему попадаются одни сволочи?
- Даже ты, страхолюдина, замужем за своим боровом, почему же я такая несчастливая?

«Страхолюдину» я глотаю молча. Собственно, красавицей я никогда не была, и не претендую. Но за Севу мне обидно. Я смотрю на его напрягшуюся спину. Он теперь тоже не уснет до утра, а завтра у него тяжелый день на работе. Ему-то это за что? Как она смеет так его называть, когда живет, фактически, на его деньги? И ведь знает, мерзавка, что его болезненная полнота – из-за неправильного обмена веществ.

Варенька продолжает плакать в трубку:
- Приезжай! Мне так плохо! 

Я набираюсь решимости и твердо шепчу:

- Варя! Ложись спать и не звони больше! Завтра поговорим.
- Что??? Ты не приедешь? Бросаешь меня в трудную минуту на произвол судьбы? – патетически вопрошает Варенька слегка заплетающимся языком, - Ты же старшая сестра!
- Варя, нам рано утром вставать на работу, не звони, я отключу телефон. Ложись и проспись.
- Да пошли вы все! – выругавшись, Варенька нажимает отбой.

Поколебавшись, я оставляю телефон включенным, но она больше не звонит. Я виновато обнимаю Севу и даже не пытаюсь уснуть, думая, как помочь Вареньке. Так мы и лежим неподвижно до самого утра,  делая вид, что спим.

Утром у обоих помятый вид и скверное настроение.  На работе завал, и я смогла позвонить Вареньке только в обеденный перерыв. Но она не отвечает. Ясно, обиделась. Или спит до сих пор. Еще и выпила. Варенька вообще-то не пьет,  принимает алкоголь  обычно только в таких вот ситуациях. После работы, конечно, поеду к ней. Мне так ее жалко. Действительно, почему ей так не везет?

После трех звоню снова, и, наконец, дозваниваюсь.
- Варенька, - кричу я радостно, - ну,  как ты? Как себя чувствуешь? Я приеду после работы!

И слышу чужой слабый женский голос:

- Алло! Приезжайте быстрее! Такое несчастье…

Связь прерывается. Я цепенею. Несчастье… Хватаю сумку и бегу в одном костюме на улицу, заваленную снегом. Такси! Скорее!

У ее подъезда стоят машины полиции и «скорой». Я бегу наверх, даже не подумав воспользоваться лифтом, и запыхавшись, оказываюсь перед дверью съемной квартиры. Она открыта, внутри ходят люди, у входа стоит полицейский.

- Вы к кому? Документы! – преграждает он мне путь.
- Пустите! Я сестра! – проскальзываю  под его рукой.

Варенька лежит на тахте, скорчившись, подтянув ноги к животу, в веселой пижамке с Микки Маусами.  Глаза закрыты, на лице застыло выражение страдания. Рядом на столике куча пустых упаковок из-под лекарств и бутылка водки, на дне которой осталось немного содержимого.  Рядом всхлипывает пожилая тетенька  - хозяйка квартиры.

- Я приехала за деньгами, звонила-звонила, не открывает, тогда я своим ключом открыла, - дает она показания, которые записывает уставшего вида  сотрудник.

Варя-Варенька… Сестричка моя родная, как же так? Я делаю шаг вперед, вытягиваю шею, зачем-то поднимаю лицо к потолку и протяжно, по-звериному, вою. Мой крик  вылетает в открытую дверь и катится вниз по этажам, отскакивая, как мяч, от выкрашенных в серый  панелей.

Мы сами растили тебя в слепой любви и восхищении, как невиданный заморский цветок. Я, я сама бросалась выполнять каждую твою прихоть, все делала для тебя и ради тебя, я сама приучила тебя чувствовать себя маленькой, самой любимой и имеющей право на участие в любое время суток. И я же тебя предала…
Как я могла бросить тебя  одну в тяжелых переживаниях?  Разве трудно было, как обычно, вызвать такси и примчаться сюда? Ты была так одинока… Подруг у тебя не было,  и я оставила, не пришла на помощь, хотя мне это ничего не стоило…  Сейчас я бы все отдала, чтобы вернуть твой ночной  звонок. Все было бы по-другому!

- Варенька, подожди, я сейчас буду!

Вбегаю, обнимаю тебя, ласково глажу по спине. Микки Маусы довольно шевелятся под моими руками.

 - Варенька, солнышко мое, ну перестань, не плачь, ну, ушел, и фиг с ним. Значит, не твой человек.

Я губами собираю соленые капли с твоих щек, целую твои тонкие пальчики,  дую в шейку под ухом, как делала, когда ты была ребенком. Тебе было щекотно,  и ты  начинала хихикать, зажмуривая глазки и прижимая  головку к плечу. Вот и сейчас ты начинаешь тихонько смеяться против воли.

- Варенька, стоит ли расстраиваться из-за какого-то идиота? Да ты себе в сто раз лучше найдешь! У тебя вся жизнь впереди! – тут я осекаюсь.

Варенька тускло смотрит на меня, ложится на край тахты, подтягивая ноги к животу, и закрывает глаза. Лицо ее искажает гримаса...

Она лежит передо мной такая  хрупкая, бледная… И на меня накатывает новая волна ужаса: я вдруг осознаю, что мне надо будет сообщить об этом родителям… Это невыносимо… Я хватаюсь за голову и падаю на пол.
Прихожу в себя от запаха нашатыря, чувствую укол в руку.

- Все в порядке, пришла в себя, - слышу голос врача.

Я не знаю, как   жить дальше. У меня теперь нет младшей сестрички, и сама я больше никакая не старшая сестра. И я никогда не смогу простить себя за это. Моя жизнь осталась здесь, где Варенька так ждала меня. Надеялась и не дождалась…