Развод. Вместе (не) навсегда

Глава 1

Алина

«Дорогой дедушка мароз» — выводит Настена неровным почерком на листке в линеечку.

Взгляд серьезный и сосредоточенный. Кончик языка в уголке губ тоже старательно работает

— Настен, не МАроз, а МОроз, — поправляю ее. – Зачеркни и напиши правильно.

Она послушно перечеркивает, выводит пузатую “о” и продолжает:

— По-да-ри мне па-пу и ма-му, — пыхтя озвучивает то, что пишет. Облизывает кончик карандаша.

Тяжело вздыхаю. Смотрю на ее смешные, неровно заплетенные косички, и сердце сжимается.

— Спа-си-бо, — дописывает она. — Ну, все Алина Николаевна, готово!

Смотрю на нее удивленно:

— И все? Точно больше ничего не хочешь?

Настена задумывается, грызя кончик карандаша, смотрит в окно, обклеенное белыми бумажными снежинками.

— Ну, можно куклу еще, — наконец, говорит она. — Похожую на настоящего малыша. Чтобы еще плакать умела.

— Записывай, — дергаю ее легонько за косичку.

Она смеется, снова возвращается к письму. Вздыхаю. Грустно. За окном тихо падает снег. Скоро Новый год, а настроение — выть на луну.

Если раньше я сваливала все на депрессуху, которая одолевает каждый раз в родном городке, то сейчас все гораздо хуже.

Сейчас я, можно сказать, брошенка. Муж меня предал, изменив прямо на нашей свадьбе, на глазах у всех родственников и гостей, половина из которых мои земляки. А теперь слухи о моей неудавшейся свадьбе и обо мне, несчастной неудачнице, расползаются, как тараканы, по всему городу.

Но и это еще не все…

Тест на беременность, который я сделала еще утром, словно прожигает карман моих брюк. Засовываю руку, мельком смотрю на него, будто надеясь, что две полоски на нем каким-то чудом рассосались.

Но нет. Они все еще там.

— Все! — объявляет Настена. — Хотя…

Она задумчиво склоняет светлую головку на бок:

— Алина Николаевна, давайте за вас тоже напишу? Чего хотите? — с озорством в глазах смотрит на меня девочка.

Выдавливаю невеселую улыбку. Да ничего я не хочу. Просто, чтобы все меня оставили в покое.

Бабуля не переставая плачет, мать пилит, денег в обрез. Прошлую работу в детском саду я бросила, сбежав с позором из Питера домой. А тут вариантов немного.

Устроилась в детскую школу-интернат, вот теперь пишем с ребятами письма Деду Морозу.

Традиция тут такая. Дети пишут письма. А спонсоры детдома стараются исполнить их желания в новогоднюю ночь.

— Алина Николаевна? — щелкает перед моими глазами девочка пальчиками. — Давайте мужа вам загадаем?

Кошусь на семилетнюю кроху удивлено. Спасибо, Настен, но муж у меня, к сожалению, есть. Лжец и предатель. Так что, я б лучше загадала, чтобы его не было.

— Не надо мужа, — вздыхаю. — Лучше попроси мне любви. Как в сказках.

Говорю, улыбаюсь. А у самой даже губы задрожали. Отворачиваюсь, чтобы никто из детей не заметил.

Вот дура! Ничему жизнь не учит. Все в сказки верю.

Поднимаюсь из-за парты, хлопаю в ладоши, привлекая внимание детей:

— Ну все, дописываем и кладем письма в этот мешок. Завтра на елке вручим Деду Морозу. Кто будет хорошо себя вести, найдет свой подарок под елкой в новогоднюю ночь.

Когда выхожу с работы, уже стемнело. Дни теперь очень короткие. Под ногами скрипит снег. Бр-р-р, дубак жуткий. Иду, нахохлившись в своем пуховике, как снегирь. Дел еще куча. Костюм Снегурки погладить и на маникюр опаздываю.

На маник пойти мама уговорила. Это ее способ, как она выражается, «вернуть меня к жизни». Привычная рутина помогает победить стресс.

Выхожу на проспект, иду вниз по улице. Один за другим — свадебные салоны. Откуда их столько в таком маленьком городе?! Из витрин, как издевка, на меня смотрят свадебные платья.

На маникюре сижу молча, чернее тучи. К счастью, мастер попалась не болтливая. Усердно пилит мне ногти.

— Ну и короче, прикинь, она эту любовницу прям в стол с шампанским толкнула! — слышу из другого конца зала.

Сразу напрягаюсь. Поворачиваю голову.

— Бабенка эта в мясо, а Алинка стоит и хохочет, как сумасшедшая! Представляешь, чего учудила! — продолжает чесать языком клиентка, пересказывая яркие моменты с моей же свадьбы. — Короче, бабу ту в скорую увезли, она кровью истекла. А «мульонер», ну, муж-то, бросил Алинку после такого. Теперь психушка по ней плачет. Говорят, кукуха у нее вылетела, да так и не...

Девушка прерывается, потому что мастер, поймав мой налитый кровью взгляд, шлепает ее по руке и кивает в мою сторону. Та оборачивается. Видит меня и притухает.

— Спасибо, мне сегодня без покрытия, — киваю своему мастеру, которая на секунду отвлеклась, доставая палитру лаков.

— Как без покрытия? — смотрит на меня опешив. — Без покрытия цена почти такая же. У нас же акция!

Да плевать мне на ваши акции! Кидаю ей купюры на стол, хватаю пуховик и выбегаю из салона.

Иду по морозу, вытирая слезы. Щеки жжет.

— Не реви, Алин, — подбадриваю сама себя, чувствуя, как ресницы обрастают инеем. — Потрещат и забудут.

Только вот я не забуду. Никогда не прощу этого предателя! «Мульонер»… бабник он и мерзавец! А я еще и беременна от него …

Меня он, походу, не особо-то вспоминает. Месяц прошел, а от него ни слуху, ни духу. Впрочем, я же везде его заблокировала. И всем запретила говорить, где я. Даже слышать о нем не хочу!

Но развестись-то как-то надо…

Поджимаю губы, обматываю шарф вокруг лица, остаются торчать одни щелки глаз и заиндевевшие брови. Сдерживаю слезы. Подумаю об этом завтра.

Завтра начинается с Новогодней елки.

Я с мигренью из-за того, что рыдала полночи, и накладной косой в костюме Снегурочки. Водим с детьми хоровод вокруг искусственной елки. Настена, в костюме снежинки, крепко держит меня за руку.

— Ну, а теперь, — останавливаю хоровод, — давайте все вместе, дружно позовем Деда Мороза!

Дети помладше хором кричат «Дед Мороз!». Старшие, в основном, хмуро наблюдают в сторонке, считая, что этот детский праздник не для них.