Право Зверя

Глава 1. Дом, милый дом

"Home, sweet home" (присказка)

Началось все с обуви Фрэнка.

Запах сапог отчима не давал мне нормально выспаться. Хотя оставлял он их на первом этаже, а моя спальня была на втором. В полночь я прокрадывалась босиком до входного коридора и выставляла их за дверь, а потом мыла руки. Пару раз отчим удивлялся, как мог разуться за дверью, пока не застукал меня прямо на месте преступления. В длинной ночной рубашке, одной рукой брезгливо держащую сапоги, другой — зажимающую нос.

Фрэнк меня не ругал, только посмеялся. Он добрый человек и очень понимающий.

Запахи сводили меня с ума. То не чувствовались совсем, то налетали внезапно. Раздражали слизистую носа, заставляя чихать и таскать с собой бумажные салфетки.

Месяц назад я начала чуять псину мисс Фламберг далеко на подходе. Нос буквально зудел, когда эта мелкая хитрюга сбегала от своей хозяйки, чтобы вволю обдуть цветы под моими окнами.

Мама все переживала, почему в клумбе не приживаются даже известные стойкостью растения. Я регулярно выливала на непрошеную гостью кувшины воды, но к лучшему ситуация так и не менялась. И я продолжала мучиться.

Проявлением Двуликости это точно быть не могло, так как оборотни первый раз трансформировались в восемь-двенадцать лет, а я по-прежнему оставалась человеком. Просто с нюхом, пытающимся свести меня с ума, или, по предположению отчима – уникальной формой аллергии, которая как-нибудь исчезнет так же внезапно, как и появилась.

И моя чувствительность на запахи, действительно уменьшилась во время учебы в городском колледже. Точнее – когда я начала встречаться с Патриком.

На одной из вечеринок он увел меня в подсобку, целовал мягкими большими губами, неуверенно всматривался в лицо. Я краснела, но не вырывалась. Странное сладкое и стыдное томление, мучающее по ночам, пришедшее ко мне вместе с запахами, вдруг проявилось ярко и совершенно обессилило меня, заставляя тяжело дышать от касаний парня.

На следующий день с утра в мое окно ударил камешек. И в нашем саду за сараем Патрик снова целовал и ласкал меня, а этим же вечером парень вдруг пришел в третий раз. Он был мрачен и все так же молчалив. Обнимал, царапая кожу мозолистыми, уже привыкшими к фермерской работе руками. Я недоумевала, тихо задавала вопросы, не получая ответы, но в итоге опять сомлела в ласках больших сильных рук.

Мы не шли далеко, только обнимались и касались друг друга. Но в эти месяцы тайных свиданий запахи почти перестали меня мучить.

Пока однажды, еще более мрачный чем обычно, Патрик не сжал больно грудь и не зашипел прямо в ухо:

— Шлюха Вавилонская, развратница приезжая. Чем меня заколдовала?

Старший сын старейшины нашей общины, давно обрученный с соседской Лайзой. Фигуристой, пухлощекой, настоящей блондинкой, скромной и глубоко верующей девушкой. С чего я решила, что у меня есть шанс? На что надеялась? Слова Патрика все расставили по местам.

Больше я не выходила на стук камешка. Проходила мимо, не оглядываясь, по коридорам колледжа. А дома кусала костяшки и старалась не реветь, достойно прощаясь со своей первой влюбленностью.

«Что бы ни случалось с человеком, уважение к себе удержит его на плаву», — говорила моя мама, а она знала толк в решении сложных ситуаций.

Всю следующую осень Патрик «случайно» учился со мной в одних классах, часто крутился рядом с адвокатской конторой, где я по вечерам подрабатывала по побегушках. И даже пару раз останавливался у нашего дома поговорить с отчимом о последних новостях. Рассеянно посматривая в сторону дома, парень отбрасывал со лба вьющиеся светлые пряди, щурил глаза, вытирал вспотевшие ладони о выцветшие джинсы таким почти родным знакомым движением.

Зимой пошли слухи, что их свадьба с Лайзой откладывается на год к обоюдному неудовольствию семей. А вскоре Лайзу поймали рядом с клубом, прилюдно целующуюся с Тревором Дуговски на глазах проходящего мимо Патрика. И она вынуждена была пойти под венец с толстяком Тревором, не скрывая дорожку злых слез по щекам.

Но я отворачивалась и мечтала о переменах. Поэтому, когда весной из Юридической Академии Лоусона [1] пришло сообщение о принятии на первый курс магистратуры, я была счастлива и прыгала чуть не до потолка. Мама отпускать меня не хотела, нервничала, но после уговоров отчима смирилась и с тех по в доме витал бесконечный запах свежей сдобы. А Фрэнк иногда пропускал походы в молельню, просиживая с нами вечера за неспешной беседой.

Маленький Ньюберг перешептывался и качал головой. Ай-ай-ай, нельзя отпускать юную девушку в полный порока внешний мир. За моей спиной скрещивались недовольные взгляды, родителей осуждали, как же они не смогли наставить на путь истинный заблудшую душу Мы с мамой жили в городке шесть лет и все это время считались чужаками, но тут город пересмотрел свою точку зрения, посчитав меня «своей».

И… за день до моего отъезда в столицу, в нашу дверь постучали сваты. Город решил спасти «глупую Мари», пожертвовав самым лучшим мужским экземпляром. В дверь вслед за старейшиной, стеснительно поворачиваясь боком, протиснулся Патрик. Осмотрелся, нашел мою замершую в шоке фигурку на верху лестницы и с надеждой улыбнулся. Крупный, излучающий надежность парень. Моя беда, кружившая голову тайными быстрыми взглядами и неловкими касаниями.

Я глазам не могла поверить. Насколько знаю, его родители осуждали мою работу по вечерам, а маму – просто терпеть не могли. Говорили, что я совсем от рук отбилась, и пророчили «дурную дорожку», когда «никто из приличных молодых людей даже не подумает сосватать».

Мы с мамой гордо проходили мимо. Никогда, слышишь, Ньюберг, никогда я не пойду по дурной дорожке. Что бы ни случилось в моей жизни, свои желания я научусь контролировать. Мама говорит, что у меня «хорошее воспитание». Фрэнк считает, что «характер в маму» и «наша Мари всего добьется».

А сейчас, посмотрите-ка, Патрик зовет замуж.

— Мари, добрый вечер, милая, — старейшина широко искусственно улыбался, еще немного, и щеки трескаться начнут. — Мы с большой радостью. Патрик решил составить тебе пару для семейного счастья на всю жизнь.