А ведь любить тебя было большой ошибкой.

Глава 1

— Дождь.

Огромные, словно из стекла, ледяные капли с неистовой силой обрушивались на землю, создавая свой неповторимый, бурлящий музыкальный ритм, который разрывал мрачные небесные своды и, словно срываясь с небес, мчался вниз, чтобы встретиться с землей. Мужчина, чье лицо было покрыто маской отчуждения и непонимания, стоял у ворот своего только что возведенного жилища, и, казалось, был настолько поглощен своими мыслями, что не замечал того беспорядка, который царил вокруг него. Где-то вдали, на самом краю горизонта, время от времени вспыхивали молнии, их яркие вспышки окрашивали мир вокруг в фантастические оттенки белесо-голубого света, создавая иллюзию другого мира. Рокочущие раскаты грома, казалось, были способны заставить дрожать саму землю, а пронизывающий, ледяной ветер, который сгибал молодые деревья до самого низа, пробирал до самых глубин души и не давал возможности сделать даже один лишний вдох. Глаза же, словно подвергшиеся жестокой атаке, неумолимо щипали, заставляя моргать и искать укрытие от этого непогоды.

Для себя он решил, что слышит в бое капель со скатной крышей, покрытой серым металлом, — траурный марш. Траурный марш, звучащий в его воображении, словно монотонный ритуал, напоминающий о печальном прощании с прошлым, с ушедшими временами, с тем, что уже не вернуть. Эти звуки капель, будто нежные ноты музыки, растворяются в воздухе, наполняя его серым оттенком ностальгии. Мимо мелькнули два силуэта: женский, облаченный в простое платье. И парень, одетый в плащь кремового цвета. Женский силуэт, словно цветок на фоне серой повседневности, нес в себе что-то непостижимо изящное, а мальчишеский образ, в своей простоте, казался затерянным во времени и пространстве. Такими несуразными Изуми видел этого пацана и его мать, что так усердно старалась скрыть под рукавами своих одежд тёмную растрепанную голову ребёнка. Взгляды проходящих мимо остановились на этой странной паре, словно пытаясь разгадать их историю, их связь, их тайны. Семейство спешно удалялось в глубь родового поместья клана Акеми, и только натренированный слух позволял слышать глухие постукивания деревянных мечей и женские недовольства об отвратительной погоде. Звуки стали отголосками прошлого, звучащими в настоящем, напоминая о том, что нельзя забыть свои корни, свою историю, своё прошлое. Изуми на это лишь хмыкнул. Его мысли блуждали в мире собственных раздумий, он погружался в самоанализ, вслушиваясь в стихийное безумие и тихое шипение внутри себя. В его внутреннем мире прозвучали новые ноты, словно мелодия, которая только что начала раскрывать свои гармонии и тайны, оставаясь загадкой даже для самого себя.

Этот голос... Давно он не ощущал его. Да, именно ощущал, не слышал: предпочитал утешать себя, что вовсе не слышит гнусные перешептывания ведающие об отемнении разума, а только и всего лишь ощущает шум. Словно помехи в радиоэфире, стоит чуть сильнее крутануть переключатель и вместо милого голоса, вещающего о погоде в регионе, появляется жужжание волн. Если хорошо прислушаться, то можно разобрать слова. Непрекращающийся уже не первый день или неделю ворох мыслей не позволял нормально отдыхать. Лицо приобрело нездоровый сероватый оттенок и первые морщины, щеки впали до неприличия, под глазами залегли темно-фиолетовые отметины, кричащие всем и вся, что мужчина нуждается во сне. Или в тишине. Опустился на сырую землю, сел прямо под возвышающееся дерево и прикрыл усталые глаза. Он всегда знал, что отличается от других людей в своём клане. Ощущение отчаянного стремления защитить то, что дорого его сердцу и душе, безграничная любовь к отчему дому. Наверное, никто не смог бы с таким остервенением рваться в бой, стоило кому-то попытаться посягнуть на его родное, «святое». Изуми Акеми мастерски прятал все чувства и переживания за пазуху, сжимал губы в тонкую полосу и обнажал клинок. В тот момент, когда взор его усталых глаз скользнул по стволу дерева, он почувствовал, что каждая кора, каждая ветка, каждый лист — все это часть его собственной души. Он ощутил, как земля под ним теплеет, словно обнимает его мягким прикосновением матери. Все вокруг наполнилось новыми оттенками, звуки природы стали ярче и ближе. В этот момент он понял, что его связь с природой намного глубже, чем он думал. И каждый вздох наполнял его силой и решимостью защищать свою землю, свой дом, свою семью. В его сердце разгорался огонь страсти, который был готов озарить путь вперед, несмотря на все трудности и испытания. В его душе зазвучала мелодия бесконечной борьбы за справедливость и истину. И он знал — он не одинок, потому что природа всегда была его союзником и защитницей.

В мрачной тьме, где его глаза были плотно зажмурены, он словно видел перед собой лица тех, кого, казалось бы, давно оставил в прошлом, в пылу жестоких боёв. В той кровопролитной войне, которая унесла множество жизней, погибло столько людей, среди которых были не только отважные легионы солдат, но и простые, ничем не выделяющиеся из толпы "гражданские", как принято их называть в наши дни. Даже его братья, те, кто был ему так близок, стали жертвами тех липких, словно бледный холод, лап, которые, казалось, отбирали самое дорогое, что есть у человека — его жизнь. Без сомнения, этот опыт оставил на душе Акеми незаживающий шрам. Шрам, который был настолько мерзок и отвратителен на вид, что стоило лишь коснуться его, как немедленно в воздухе ощущался запах гнили, который не давал ни единой секунды на вздох, наполнял легкие до предела, сжимал горло, и казалось, разрывал кожу, оставляя за собой кровоточащие полосы. Акеми не мог понять своего отца, и в первые дни даже пытался ему противостоять, когда тот, не колеблясь, отправлял молодых и неопытных сопляков прямиком на передовую, едва те достигали первого десятка лет. Это было для него непостижимо и казалось крайне несправедливым, ведь каждый из этих мальчишек еще не успел познать радости детства, как уже был брошен в пекло войны, где каждый шаг мог стать последним.