Альбатрос

Альбатрос

Макс снял эмпат и со стоном откинулся в кресле. Кресло было дорогое, с функциями массажа и стимуляции моторики конечностей, но не смотря на это, после двенадцатичасовой смены все тело ломило. Так, как будто не серв таскал увесистые куски урановой руды, а он сам долбил в тесном забое неподатливую породу. Работать было тяжело. Правый манипулятор глючил, целеуказатель гидромолота сбивался, время от времени на серва накатывала спазматическая дрожь. Температура в шахте доходила до трехсот градусов при свирепой радиоактивности и высоком давлении. Даже специально рассчитанные на такие условия приборы и механизмы отказывали, а ведь СТ-15 разрабатывались для Венеры. Много бы они там наисследовали…

Придется в следующую смену вести серва в пункт утилизации. На разработках урана ничего, кроме руды на поверхность не поднималось, и все обеспечивающие службы находились здесь же, на глубине двух километров. Сервы и механизмы рождались, работали и умирали под землей, и на их корпусах ни разу не заиграет бликами солнечный луч.

Перспектива тащиться, дергаясь как паралитик, тридцать километров, протискиваться узкими штольнями до завода сервов, радовала мало. Кроме того, заплатят за такой день намного меньше, чем за полноценную смену. Только никто за него это не сделает - контракт. Потом предстоит калибровка эмпатического сопряжения и долгий путь с новым сервом обратно в забой. Дерьмо.

Макс вздохнул и выбрался из кресла. Руки-ноги не слушались. У него всегда так после долгого коннекта. Он стянул промокшую насквозь майку и швырнул ее на засаленную спинку куцего диванчика.  Мультикресло и эмпат были самыми дорогими вещами в захламленной, пропахшей потом и дешевой пиццей квартирке. Макс для себя сразу решил не экономить на инструментах, которые будут его кормить, и взял не какой-то там брейн-свич, а дорогую модель Эмпат-Сенскинг, с полным эффектом присутствия. Вот только с работой на Луне, о которой мечтал, не срослось, а штрафные за просроченные платежи по кредиту росли… Ну да ладно, он разберется с этим как-нибудь. Выкрутится.

Макс подошел к окну и увеличил прозрачность.

За окном царила серость. Урановый рудник находился в другом полушарии и начало ночи там соответствовало второй половине дня здесь. Серая асфальтитовая поверхность проезжей части и тротуаров жирно блестела от мелкого противного дождя. Прохожих и машин было мало, все работают. По улицам шатались только счастливчики, которым не надо было думать, чем заплатить за еду и кров завтра. Или несчастные, которые твердо знали, что завтра ни того, ни другого уже не будет.  

Макс с горечью вспомнил картины художников столетней давности. Мечтатели, им мерещились воздушные и светлые города-сады, наполненные счастливыми людьми. В них ажурные мосты уходили в небо между устремленных вверх фигурных и изящных башен домов, элегантные летучие экипажи заполняли искрящийся воздух… Наивные. Ничего не изменилось. Только бетонные коробки дешевого жилья стали больше…

От реальности тошнило.

Макс снова надел эмпат и вошел в Кванто. Вызвал Гугль-Мир. Он часто совершал виртуальные путешествия - это была отдушина. Бегство от действительности, и - да, зависимость. Подумаешь. Что такого - кто-то пьет, кто-то торчит, Макс же летает в виртуальные путешествия. Ничего особенного.

У Макса была цель, ради которой он терпел унылую работу  в клоаке уранового рудника и экономил каждый сентаво. Он заработает достаточно, чтобы убраться отсюда. Будет писать книги на каком-нибудь острове в теплом море, полеживая на белом песке под бирюзовым небом. Или на острове в холодном море, посиживая на гранитном валуне у самого края, ловя на лицо холодные соленые капли свирепых волн прибоя. Тоже годится. Это будет, обязательно будет. Но потом.

А пока Кванто и эмпат давали ему возможность прогуляться по улицам далеких городов. Посидеть на вершине Эвереста, заглянуть в кошмарный ад проснувшегося Йеллоустона...

Но больше всего ему нравилось летать над зеленым океаном амазонских джунглей.

Узнать, что творится под кронами гигантских деревьев не было никакой возможности. После второй бразильской войны джунгли напичканы минами и боевыми ботами и Гугль не рисковал посылать туда свои дроны. Поэтому детализации самого леса не было. Зато можно было часами  парить над бескрайним зеленым ковром, используя кеш Гугля. Думать. Мечтать.

Или попробовать вот так, как сейчас - найти компаньона для полета прямо в том месте, куда он хотел направиться. Макс потянулся в поисках свободного публичного бота или расшаренного частного серва. Если везло и попадалось что-то продвинутое, то эмпат Макса позволял наслаждаться не только видами, но и запахами сельвы и звуками гигантского леса. Его охватывало невыразимое чувство свободы, когда зеленые волны огромных лесов, начинаясь у горизонта, летели под ним с немыслимой скоростью. Забывалась теснота и вонь бытия современного человека среди сонма себе подобных, конкуренция за ресурсы и работу.

Сегодня над джунглями никого не было. Ни ботов, ни сервов. Настроение упало. Ничего не хотелось. Макс отключился от сети, встал и едва добрев до спального угла своей конуры, завалился, не раздеваясь, на надувной матрас с активным гигиеническим покрытием, который служил ему постелью. Через минуту он уже крепко спал.

Проснулся слишком рано, за окном было темно. До смены оставалось часа три. Макс попытался заснуть снова, но ничего не получилось. В тягостной полудреме в голове колыхалось тяжелое месиво из мыслей, образов, отрывков звуков. Промаявшись минут тридцать, Макс сполз с матраса. Потащился в санугол, умылся. Когда открыл холодильник, вспомнил, что вчера вечером не заказал пиццу. Вечерний неликвид в пиццерии был дешевле, и Макс брал две пепперони по цене одной. Теперь придется заказывать по-дорогому.

Посмотрев в зеркало на заросшего щетиной типа с мутным взглядом, он решил ничего не предпринимать по этому поводу и эпил-гель остался нетронутым. Переодевать майку и трусы, в которых спал ночью и ходил вчера,  Макс тоже не стал. Ну, попахивает. Плевать.