Барон

Барон

Люди делятся на две категории: у кого есть деньги и у кого их нет. Цыган твёрдо принадлежал ко второй категории, но намеревался однажды очутиться в первой. Пусть пока и не знал как именно.

— Ты забыл, каким ты сюда приехал? Всё забыл. У тебя ничего не было, ничегошеньки. Дырявые кроссовки, с картонкой вместо подошвы. Смотрел на всё круглыми глазками, как котёнок. Вот такими...

Это ему напоминал Эман Гусейнов, он же Барон, как любил чтоб его называли. Он имел тушку грушевидной формы, тело словно поплывшее книзу. Узенькие плечи, живот на выкате из пиджака, кстати, неплохого, даже с некоторым лоском, хоть немного устраняющим изъяны фигуры, насколько это вообще возможно. Широкий стоячий воротник рубашки до подбородка (скрывая второй и третий подбородки), манжеты так же далековато выглядывали из рукавов пиджака. Рубашка была расстёгнута на пару пуговиц, демонстрируя плотно заросшую грудь и массивный крест на шее. Объёмная задница, коротенькие толстые ножки. Ковбойские сапоги с пряжками, на большущих каблуках. На макушке — лысина, а вокруг неё длинные чёрные волосы (на самом деле крашенные). Барон любил нравоучать. Своим высоким шепелявым голоском. Учить молодого. Ведь опыта же много. Огого сколько. Целая гора. Судьбища за плечами. Профессор института жизни, кафедра практикующей экономической социологии.

— У меня и сейчас денег нет, если уж на то пошло, — пока ещё сдержанно отвечал Цыган, с ленцой поглядывая по сторонам, изучая пространство.

Они стояли в просторном помещении, находящемся в самом разгаре ремонта и перепланировки, когда всё напоминает ещё кавардак и руины. Барон очень любил реальный бизнес, как он постоянно повторял — реальный. Чтобы было реально осязаемое место из бетона и пластика, которое он завоёвывал в городе, а не какие-то абстрактные цифры. Чтобы можно было показать пальцем — вот это моё. То была его настоящая мания. Постоянные новые площади, в которые он вгрызался, переделывал-перестраивал, превращал по первости в глупые магазинчики и плохие едальни, позже в мастерские, салоны. И вот, наконец, дозрел. До великого. До magnum opus. Вознамерился открыть развлекательный клуб, только вот додумает оригинальную концепцию. И свершит её в материи.

Вокруг неторопливо шёл труд рабочих. Под старомодное детройт-техно, которое выполняло роль скорее глушилки разговоров, не давая словам разлетаться в пустоте.

— Сейчас у тебя нет свободных денег, потому что ты раздолбай. И не умеешь ими распоряжаться. А тогда у тебя денег не было совсем. Чуешь разницу? Ты был даже не на дне, а под ним. Помнишь, как ты ограбил зоопарк?

— Нашёл что поднять из тьмы веков, — покривил губами Цыган.

— Да! Я просто напомню тебе, чтобы ты не забывал моей доброты. А то всё хорошее быстро испаряется. Ограбил бедных зверюшек! Оставил без кормов. Ограбление века!

— Я сам не ел несколько дней! — тут наконец Цыгана задело. — И был тогда беспачпортным бродягой в целом человечестве. У меня был выбор: грохнуть по башке кого-нибудь или вынести кассу зоопарка. Я выбрал зверюшек. Потому что слишком хорошо отношусь к людям.

— Да понятно, что из-за глупости и нужды. Я же тебя и отмазал тогда. Адвоката подкинул. Всё порешил с терпилами, чтоб они на тебя не писали заяву. Я к тому говорю, что ты сейчас ещё неплохо живёшь, по сравнению с прошлым.

— Я не вижу никакой перспективы. Я буду на тебя всю жизнь гонять, до скончания веков, выполняя мелкие поручения? Отвези-привези, так? Сколько это уже продолжается по кругу?

— Мелкие поручения... Это потому что ты мелко мыслишь.

— Я?!?

— Не кипятись. Ты парень неплохой, смышлёный, но слишком уж многого хочешь. Не ценишь того, что имеешь. Мне нужны по-настоящему умные ребята, с образованием, да. Посмотри! Вокруг одни неучи. Жулики и ворьё. Хоть бы один был с дипломом университета. Я бы ему платил даже неплохо. Но никого ж нет.

— Я проучился пару курсов на филфаке, между прочим. Да и какой дурак с серьёзным образованием пойдёт к тебе работать? Кого ты ждёшь? Юриста из Гарварда? Зачем ему это? Чтобы сделать головокружительную карьеру у неудавшегося мафиози?

— С чего это неудавшегося?

— Да у тебя всё поддельное! Подставные фирмы, краденые машины, угнанные дроиды, фальшивый бриллиант в перстне.

— Камень настоящий! Я специально проверял из-за твоих гнусных шуточек!

— Ты даже ненастоящий цыганский барон, ты гаджо! Я больше тебя цыган в бесконечность раз, я хоть справку с печатями могу достать с родословной на несколько поколений, а ты только так называешься. Ты хоть пару фраз знаешь по-цыгански, 23 бакинских хромосомы? Сыр тут кхарэн? Мэ тут накамам!

— Зато барон для таких как ты, дворняг беспородных! Родословная у него, поглядите-ка. Ты никто без меня в Москве. Тебя никто не примет без рекомендации. Не говорю уже о том, если я посоветую, скажем так, тёмной стороне этого замечательного города не иметь с определённым человеком вообще никаких дел — ему конец. За тобой никого. Куда ты пойдёшь? Обратно в свою родословную из деревни? Чем займёшься самостоятельно? Ты же ни дня в жизни не занимался нормальной работой. Ничего не умеешь.

— Ничего?

— Ничего ровным счётом. При этом, повторюсь, изначально талантливый. Только этого мало, пойми. Это зеро. Ноль, — Барон потряс пальцами бублик-нолик, наглядно символизируя число. — Вон Талик подтвердит. Правда, Талгат? Этот город тебя сожрёт, будь ты хоть пять раз талантливый, чёртов Леонардо да Винчи, но без связей.

— Это правда, — сказал совершенно флегматичным потухшим голосом среднеазиат Талгат с щелочками чёрных глаз, проходивший мимо с охапкой шлангов и патрубков, неожиданно вовлечённый в разговор, теперь покорно всё подтверждавший.

— Расскажи нашему другу — вот ты уже лет десять в Москве, легко ли тебе жилось всё это время?

— Нет. Приходится очень много работать.

— Приехал совсем молодым, глупым. Да? Верил всем. Расскажи, как ты потерял руку.

Было видно, Талгату крайне неприятно рассказывать, но в то же время совершенно привычно, не первый раз он уже обращался к своему печальному повествованию, к почти заученным показаниям для неведомого суда.

— Ну. Это. Наняли на стройку. Пообещали денег. Ничего не заплатили. Потом это, однажды вывели подшабашить, сказали, всё выплатят сразу после работы. Я им говорил, это, что нельзя так это, нельзя работать без страховки, но они настаивали. Мне груз упал прямо на руку. Отвезли в нелегальную больницу. Поставили это, — Талгат показал аугметическую рабочую руку, на которую теперь можно было вставлять различные активные съёмные инструменты.

— За руку ты ещё и должен им оказался, — подсказал нужное завершение истории Барон.

— Да, очень много денег должен. Это. Я сбежал от них, иначе бы я всю жизнь на них работал бесплатно.

— Покажи, как работает. Покажи!

Талгат всё так же безэмоционально силой мысли включил электро-отвёртку на конечности. Вжиииии — быстро завертелся инструмент бионического протеза.

— Класс! Спасибо, Талик. Иди-иди пока, занимайся делом. А ты послушай, — после презентации обратился Барон уже к Цыгану своим комичным голосом. — Что тебе обычные люди рассказывают. Как хлебушек-то всем тяжко достаётся. Но ты ведь у нас необычный такой, нихера никого не слушаешь. Посмотри, сколько горя вокруг, сколько бедноты, а ты ерепенишься. Я мог бы тебе рассказать ещё кучу примеров, как жизнь всех елозит мордой об стол неструганный. Но куда там. Кризис, а ты работу не ценишь, которая есть у тебя. Стабильную работу, между прочим! У всех сейчас падение, я же вижу, слышу, что вокруг происходит.

Что правда, то правда. Барон был в курсе всех криминальных событий из своих источников, знавал многих представителей криминального истеблишмента, аферистов со стажем. И как будто каждый день ленту читал отраслевую: где появились перспективные ниши чёрного рынка, кого кинули и на сколько, кого закопали и примерно в какой геолокации леса, кто за что сел и что уже успел рассказать мусорам, кто сдал Жору Безлицего и за что решили Мармелада. Хотя, последнего — известно любой собаке за что. Ну да ладно, смерть оправдывает любого дурака.

— Ты даёшь не работу, а жалкую подработку. А кризис идёт сколько я себя помню. Вокруг один сплошной кризис. И у меня уже тоже жизненный кризис. Великая депрессия, ёптыть, — совсем скис Цыган.

— Сходи, хорошенько напейся, дружище. Покури… что там сейчас молодёжь курит? В наше время только водкой и шмалью обходились. Потрахайся с виртуальной негритянкой…

— Я боюсь порно-горячки. Ведь сколько уже случаев было. Это хреново влияет на мозги. Не хочу обнаружить себя голым на улице, яростно дрочащим с безумным видом посреди толпы.

— Да уж. Я тоже боюсь этих виртуальностей. Не для меня это, хочется чего-то реального. Я люблю реальный бизнес и реальных тёток. Ну тогда с этими… членодевками. Тебе подогнать? Не, не надо? Кстати, отличная идея! У меня в этом клубе будут такие обязательно. Вот что клиентов зацепит. Да! Решено! Вот как надо идеи генерировать и воплощать. А у него депрессия, посмотрите. Тебе надо снять стресс. Давай, набери меня как отойдёшь. С таким настроением нельзя ни жить, ни работать дальше.

— А ты подумаешь насчёт каких-нибудь новых перспектив для меня? Серьёзных дел, понимаешь? Серьёзных. Реальных. Ты всё-таки крутишься там среди своих мафиози, знаешь что происходит. Имеешь общую картинку. Может, я чуть для большего сгожусь, не?

— Реальных дел? Ничего сказочного не обещаю. Но подумаю, короче. Может быть даже поспрашиваю… У Танцора или Шайбы тех же... Не вешай нос! Кстати, а как тебя по-настоящему зовут?

— Лекса. Такое имя.

— А, Лекса значит. Ну. Нормально имя. А зачем на филфак поступал? Ты что, учителем русского языка хотел стать, ха-ха? Детишкам стихи читать?

— Там было много молоденьких хорошеньких цыпочек. Совсем свежих и юных.

— А чего ушёл тогда?

— Скучно там, — окончательно закрыл враньём тему Цыган.

Ему никогда не бывало скучно. Наверное, и дня не было в жизни, который бы он проскучал, как описывают это состояние. Скука была незнакомым чужим чувством других людей. Но про себя он отметил, вспомнил, что поступал с намерениями, которым уж никогда не суждено сбыться, если вся жизнь пройдёт примерно так же. А она проходит.