Будьте не мертвые, а живые души. Н. В. Гоголь
Страницы духовной биографии Николая Васильевича Гоголя.
Нашим современникам открывается подлинный лик Гоголя как великого духовного писателя России.
+ АЛЕКСИЙ II, Патриарх Московский и всея Руси
Оглавление
Предисловие
Вступление
Корни
Начало земной жизни
Юность
Начало творческого пути. "Вечера на хуторе близ Диканьки", "Миргород", "Арабески"
"Тарас Бульба". Борьба с силами тьмы
"Великая эпоха" жизни Гоголя. "Ревизор"
"Создание чудное творится в душе моей"
"Мертвые души"
Желание стать духовным писателем
«Выбранные места из переписки с друзьями»
"Переписка" Гоголя и чада погибели
"Страницы красоты изумительной"
Отношение к "Переписке" духовенства
Исповедь и прочное дело жизни
Политические взгляды Гоголя. Церковное просвещение
Паломничество в Святую Землю
Паломничества в Оптину пустынь
Отец Порфирий (Григоров). Сложность писательского пути
Благословение преподобного старца Макария Оптинского
"Душевное дело"
Паломничество в Троице-Сергиеву лавру и Хотьковский Покровский женский монастырь. Московская Духовная академия
«Размышления о Божественной Литургии»
Учитель нравственности и христианский мыслитель
Целомудрие, нестяжание и послушание
Подвижничество
«Как сладко умирать!»
Проводы в лучший мир
Нетленные мощи Гоголя. Поминовение по душе его
Послесловие
Библиография
Предисловие
«Благоугожду пресвятому имени Твоему, во
вся дни живота моего, и поперу борющия
мя враги плотския и безплотныя».
Из молитвы преподобного Макария Великого к Богу Отцу.
Трудные времена переживает сейчас Земля Русская. Среди всемирного материального благоденствия, среди прогресса и комфорта мировой цивилизации страдает русский народ в нищете и унижении, страдает, ибо Высочайшая Премудрость Божия избрала его, обособила от других языков и очищает его многоразличными испытаниями. И не должно смущать верных православных то, что нынешняя Россия, подобно древнему Израилю, по слову Апостола, чего ищет, не получает: избранные только получат, а прочие ожесточились (Рим. 11, 7), Промысл Божий достигнет Своей цели: мы имеем великие пророчества великих святых, что возродится Русь Святая, что восстанет русский человек, смиреннейший богатырь духа, наследник прежней Святой Руси и нынешней Распятой Руси, воссияет Православие, и осиротевший народ обретет еще Царя-Батюшку, который – по пророчеству – будет из благодатного рода Государей – из рода Романовых.
«Мы являемся свидетелями ужасающего революционного движения в современном мире, то есть движения, абсолютно чуждого Христианству, цель которого – построение всемирной богоборческой империи» (отец Серафим Платинский, «Путь ко спасению в современном мире»). Гибнут мшелоимцы-безбожники, подступается погибель и к верным: «Грядут испытания, цель которых будет соблазнить не только «слева», но и искусить даже избранных» (отец Герман Платинский). Насаждается ложное, абсолютно земное мнение о непротивлении политическому злу времени. Но вот что говорит великий современный святой – духовник святой Царской Семьи Государя Николая Второго – святитель Феофан Полтавский, Новый Затворник: «Иметь отрицательное чувство к врагам Божиим и к врагам русского народа естественно. И напротив, не иметь это чувство не естественно». И далее: «Мы будем «ненавидеть» врагов Божиих и врагов русского народа за их враждебное отношение к Богу и к Церкви и за их безчеловечное отношение к русским людям. Поэтому нужно и бороться с этими врагами. А если не будем бороться, то за свою теплохладность будем наказаны Господом. Он свое отмщение воздаст тогда не только им, но и нам».
Но как бороться с духом времени и его злом? Времена для духовной брани сейчас очень трудные. Мы не знаем столько великих святых, как в древности, зато соблазны и искушения несравнимо многообразней, утонченней и навязчивей.
Осознавая хорошо, что живем мы во времена апостасии, во враждебном окружении безбожного мира, а не в благодатные времена Православной Руси, желающим спасения должно, понимая свою немощь и уповая на Христа Спасителя, узреть ясно широкий путь суетных знаний, плотских наслаждений, широкий путь прогресса для многих чад погибели и узкий и тернистый путь христианского подвижничества для немногих избранных. Узреть, чтобы не сбиться с пути, находя добро в зле.
Люди русские не одиноки на этом пути, в этой мировой брани с антихристианством и русоненавистничеством. В мире горнем, у Престола Божия предстоит о нас великая рать Святой Руси, рать предков наших. Они пред Богом, они с нами. Они – в молитвах и в чудесной помощи Божией Руси Страдающей. Но они – и в писаниях, в трудах своих, оставленных нам во славу Божию.
И мы, жители Руси Страдающей, как одну из верных опор нам от жителей Руси Горней имеем труды писателя светского, труды – по слову Сергея Тимофеевича Аксакова – «мученика Христианства», верного сына Русской Православной Церкви, отдавшего России и Русской Православной Церкви все свои таланты, великого художника, учителя нравственности Николая Васильевича Гоголя.
Гоголь как русский христианский подвижник и политик может и должен послужить возрождению Святой Руси, столь много претерпевшей и претерпевающей.
В России сейчас идет борьба и за имя Гоголя. Существует много ложных мнений о писателе-патриоте. Его наследие выставляется различными безбожными «гоголеведами» в извращенном свете, идет и здесь прежняя брань с Русью Православной, со всем русским. Мир весь во зле лежит (1 Ин. 5, 19), и зло это тенью своей нудится покрыть свет добра. Но нет пользы разбирать потуги лжетолкователей и даже имена их знать, а великая польза душевная будет внимать Гоголю, обращающемуся к нам.
Вступление
«Будьте не мертвые, а живые души,» – писал Гоголь в своем Духовном завещании (Гоголь Н.В. Выбранные места из переписки с друзьями. Москва, 1990. С. 380). И далее: «Нет другой двери, кроме указанной Иисусом Христом» (Там же).
Николай Васильевич Гоголь свидетельствовал перед миром о первенствующем значении Церкви в истории русской культуры. Он оставил это свидетельство новым поколениям русских, новым людям спасаемым.
Его художественные труды и нравственные размышления явились плодом сокровенного молитвенного делания и опыта православных подвижников, с творениями которых он был хорошо знаком. За внешней оболочкой его литературных произведений, за реальной оболочкой событий стоит реальность другого порядка – истинная реальность мира человеческих душ. Творчество Гоголя – это внешняя, видимая часть пути ко спасению его души.
И «вся его жизнь, подобно жизни инока, была непрерывным подвигом и восхождением к высотам духа», – говорит профессор Московского государственного университета Владимир Алексеевич Воропаев, много лет посвятивший изучению жизни и творчества писателя, и свидетельствует о нем как о начинателе святоотеческой традиции в русской светской литературе, как о религиозном мыслителе и публицисте и даже авторе молитв. Соглашаясь с таким свидетельством, доктор филологических наук Игорь Алексеевич Виноградов говорит о Гоголе: «Все написанные им произведения составляют лишь последовательные (хотя подчас и крутые) ступени духовного восхождения, так что начало и конец его жизненного пути умещаются в коротенькой евангельской притче: Царство Небесное подобно закваске, которую женщина взявши положила в три меры муки, доколе не вскисло все (Мф. 13, 33)».
Корни
Николай Васильевич Гоголь происходил из старинного казачьего рода.
Одним из его предков (прапрапрапрадед) был Евстафий (Остап) Гоголь – человек незаурядный, полковник Подольский, позже гетман.
Дед писателя, Афанасий Демьянович, рассказывал про своего деда: Иван Гоголь воспринял на себя священнический сан и был в 1696 году назначен к Троицкой церкви города Лубен «викарным» священником; вскоре после того был переведен во вновь устроенную Успенскую церковь села Кононовки того же уезда. «Отец мой Демьян, – продолжает далее Афанасий Демьянович, – достигши училищ Киевской академии, принял сан священнический и рукоположен до прихода в том же селе Кононовке».
Сам Афанасий Демьянович, прошедши семинарию, завершил свое образование также в Киевской Духовной академии, вступил на службу, был представлен в войсковые хорунжие, позже удостоен награждения чином бунчуковского товарища. Прекрасно владел разными языками, особенно хорошо знал латинский и немецкий языки.
Другой сын отца Дамиана, Кирилл Дамианович, пошел по стопам отца: он также был священником кононовской церкви; и дети его – двоюродные дядья писателя – Меркурий и Савва Кирилловичи послужили Богу в священническом сане: первый – в Кононовке, второй – в Олефировке, Миргородского уезда.
Отец писателя, Василий Афанасьевич, учился в Полтавской семинарии.
Мы видим, что Николай Васильевич Гоголь имел знатных предков, принадлежал к высшему сословию в Малороссии. Среди его предков есть несколько человек, оставивших след в истории, из которых самые выдающиеся – гетманы Евстафий (Остап) Гоголь и Скоропадский. Среди предков по женской линии достойно помянуть особо полковника Переяславского Василия Танского, усердно служившего Государю Петру Великому в шведской войне и всегда занимавшего одно из самых видных мест между малороссийскою старшиною.
Начало земной жизни
Когда-то, за годы до рождения Николая Васильевича, когда его будущий отец Василий Гоголь был еще молодым, он совершил паломничество для поклонения чудотворной иконе Божией Матери Ахтырской. Во время того паломничества явилась ему во сне Пречистая Дева. Она указала на маленькую девочку, сидящую у Ее ног и сказала: «Вот твоя жена». Вскоре, в имении своих соседей Косяровских, в грудной их дочери, Василий Гоголь признал ту девочку из своего чудесного видения. И свершилось все по слову Царицы Небесной. Она вновь явилась Василию Афанасьевичу через тринадцать лет после того и вновь указала ему на будущую супругу. Послушный воле Божией, он просит руки девушки. Совершается помолвка, а через год и венчание.
Мария Ивановна, будущая мать Гоголя, пережила вместе с мужем смерть двоих едва появившихся на свет детей. И тогда она дала обет пред чудотворным образом святителя Николая, архиепископа Мирликийского (называемого Диканьским), если Бог даст ей сына, то назовет его Николаем. Она просила местного священника молиться до тех пор, пока его не известят о рождении дитяти и попросят отслужить благодарственный молебен. Николай Васильевич Гоголь родился 19 марта 1809 года. В этом мире он был встречен благодарственной молитвой ко Богу. Спустя два дня был просвещен святым крещением в Спасо-Преображенской церкви местечка Великие Сорочинцы Миргородского уезда Полтавской губернии. И всю жизнь свою земную раб Божий Николай жил под сугубым покровительством угодника Божия святителя Николая, с любовью и благоговением помня, чье имя и почему он носит. Осенью 1844 года, будучи за границей, Гоголь просит привезти ему из Диканьки «образок Николая Чудотворца, самый маленький, который бы можно было носить на шее в виде благословения». И не раз в своей жизни, бывая в Диканьке, молился Гоголь пред чудотворной иконой святителя Николая.
Юность
Воспитывая его, родители дали ему более знания о святой вере, нежели о чем-либо еще: когда в возрасте двенадцати лет Николай Гоголь поступал в Нежинскую гимназию, получил хорошую оценку только по Закону Божию. Есть такое воспоминание о годах учебы: «Единственный профессор, имевший на него сильное влияние, был богослов».
Читаем о замечательном случае из жизни тех лет отрока в «Опыте духовной биографии Гоголя» профессора Воропаева: «Милосердие, привитое Гоголю в семье, было истинно христианским и впоследствии лишь укрепилось в его душе. По рассказам нежинских соучеников, Гоголь еще в школьные годы не мог пройти мимо нищего, чтобы не подать ему, и если нечего было дать, то всегда говорил: «Извините». Однажды ему даже случилось остаться в долгу у одной нищенки. На ее слова: «Подайте Христа ради», он ответил: «Сочтите за мной». И в следующий раз, когда та обратилась к нему с той же просьбой, он подал ей вдвойне, добавив при этом: «Тут и долг мой»».
Господь провел юного Гоголя через сильные потрясения: в 1819 году умер его младший брат Иван (десятилетний Николай долгие часы проводил на могиле брата), а спустя шесть лет и его отец. В письме матери он написал тогда: «Я сей удар перенес с твердостью истинного христианина… Благословляю тебя, священная вера! В тебе только я нахожу источник утешения и утоления своей горести! <...> Прибегните так, как я прибегнул, к Всемогущему». И с этих пор память смертная уже никогда более не покинет его. Позже он напишет: «Память смертная – это первая вещь, которую человек ежеминутно должен носить в мыслях своих. В Священном Писании сказано, что тот, кто помнит ежеминутно конец свой, никогда не согрешит». (Письмо матери и сестрам. Январь, 1847).
Один из школьных приятелей Гоголя вспоминал, что он в церкви «молитвы слушал со вниманием, иногда даже повторял их нараспев, как бы служа сам себе отдельную Литургию». Среди суеты и условностей жизни часто читал молитву святителя Иоанна Златоуста: «Господи, даждь ми слезы, и память смертную, и умиление». И слезы эти, бывало, текли из глаз его…
Начало творческого пути.
"Вечера на хуторе близ Диканьки", "Миргород", "Арабески"
Литературную известность Гоголю принесли его «Вечера на хуторе близ Диканьки» (1831-1832). В этом раннем произведении, сборнике повестей, несмотря на всю, по слову Пушкина, «настоящую веселость, искреннюю, непринужденную», главной темой была тема вторжения демонических сил в жизнь человека. Зло торжествует: в «Вечере накануне Ивана Купала» побеждает Басаврюк; в «Страшной мести» гибнут от злой силы Данило, Катерина, ее маленький сын. Далее, в «Миргороде» и «Арабесках» торжество темных сил, владеющих этим миром, усиливается. Почти все повести кончаются трагически: рушится тихая идиллия старосветской жизни Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны, гибнет Тарас Бульба с двумя своими сыновьями, сходит с ума и умирает художник Чертков в «Портрете», сходит с ума и перерезывает себе горло художник Пискарев в «Невском проспекте», сходит с ума чиновник Поприщин в «Записках сумасшедшего».
В повестях «Вий», «Тарас Бульба», «Невский проспект» и «Записки сумасшедшего» Гоголь показывает, как зло и погибель приходят к людям через подмену любви Божественной любовью плотской, которую правильнее назвать и не любовью вовсе, а бесовским наваждением похоти. Адское пламя виднеется в этом чувстве: у любви к женской плоти – железное лицо Вия. Хома Брут «чувствовал, что душа его начинает как-то болезненно ныть, как будто бы вдруг среди вихря веселья и закружившейся толпы кто-нибудь запел песню похоронную» (Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений: В 14 т. АН СССР, 1937-1952. Т. 2. С. 199. Далее цитаты по этому изданию даются с указанием тома и страницы).
Кажется, нет спасения в этом мире. Молодой Гоголь еще не может показать пути ко спасению.
Но это сочинение производит сильное впечатление на читателей, первыми из которых стали члены Царского Дома. Все свои книги, начиная с «Вечеров», Гоголь, искренний монархист, подносил Августейшей Семье.
В последующих произведениях Гоголя уже нет масок народного вертепа. Читатель попадает во вполне реальную действительность, где образованные чада погибели ни в какого нечистого и не верят. Но зло от этого не перестает быть реальным: Гоголь показывает невидимые глазом «порождения злого духа, возмущающие мир». Если в «Вие» Хома Брут гибнет от мести ведьмы, то в «Невском проспекте» художника Пискарева губит темная плотская страсть. Он гибнет от того, что его «святыня» оказалась женщиной, ведущей «низкую и презренную жизнь». Его неопытная душа, стремившаяся поклониться любви, поклонилась обольщению бесовскому.
Многие современные нам люди любят цитировать слова Достоевского о том, что красота спасет мир. [На самом деле Достоевский сказал, что не просто красота, а красота Христова спасет мир (11; 188).] И вот как красоту переживал Гоголь: «В чем тайна красоты?» – спрашивал он в «Вие». И сам же отвечал в «Невском проспекте»: красота – Божественного происхождения, но в нашей ужасной жизни она извращена «адским духом». Мир же спасти в силе только красота Божественная. Вот что писал Гоголь Василию Андреевичу Жуковскому: «Помолись обо мне, чтобы работа моя была истинно добросовестна и чтобы я хоть сколько-нибудь был удостоен пропеть гимн Красоте Небесной».
Эта же тема и в «Тарасе Бульбе», и в «Записках сумасшедшего». Обольщенный Андрий предал Родину и веру, забыл о чести. Рухнули нравственные устои, и пришла смерть. Сошедший с ума и погибающий Поприщин видит: женщина влюблена в беса, «она выйдет за него. Выйдет» (Т. 3. С. 209).
"Тарас Бульба". Борьба с силами тьмы
Повсюду – торжество смерти. Многие идут путем погибели. Велик ужас Гоголя перед этим шествием. Но мир наш не весь отдан во власть тьмы. Есть борьба и есть спасение для верных Христовых. Гоголь милостью Божией создает произведение огромной духовной мощи. В краткой повести «Тарас Бульба» он воскресил православное казачество XVI века, вся жизнь которого проходила в безстрашных битвах с врагами веры Христовой, с врагами веры Православной. И любима православными читателями фигура Тараса Бульбы – типичного казака, пламенного патриота, ценящего в товарищах своих не столько силу физическую, сколько преданность своей Родине и верность своей Церкви. Описывая мученическую кончину Тараса, Гоголь восклицает: «Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая бы пересилила русскую силу!» Вот и после Гоголя: распята Русь, но не сломлена, погибла, но да воскреснет, яко с нами Бог. С нами Бог и пророки! Сам Бог и все воинство небесное с нами!
Гоголь видел наступление зла на Россию. Зло входит в человеческие души. Грядут русские страдания и мучения за Христа XX века, когда верные Христу потерпят великие муки. Художник, послуживший бесу и замоливший свой грех в монашеском подвиге, говорит у Гоголя своему сыну: «Дивись, сын мой, ужасному могуществу беса. Он во все силится проникнуть: в наши дела, в наши мысли и даже в самое вдохновение художника. Безчисленны будут жертвы этого адского духа, живущего невидимо, без образа на земле» (Т. 3. С. 443-444), безобразно.
Главной темой сборника «Миргород» является уже тема спасения человеческой души, а наиболее сильное воплощение она получила в повести «Тарас Бульба».
"Великая эпоха" жизни Гоголя. "Ревизор"
Шел 1836 год от Рождества Христова.
Душа Гоголя возрастала о Боге. По свидетельству Сергея Тимофеевича Аксакова: «Гоголь шел постоянно вперед; его христианство становилось чище, строже; высокое значение цели писателя яснее, и суд над самим собою суровее» (Аксаков С.Т. Собр. соч.: В 4 т. М., 1956. Т. 3. С. 605). Писатель осмысливал свое творчество в отношении к Абсолютной Истине, осознавая суетность и пустоту относительных истин критики и мнений. Гоголь говорит о «великом переломе», «великой эпохе» своей жизни. Позже, в 1847 году, в «Авторской исповеди» он напишет об этом периоде: «Пушкин заставил взглянуть на дело серьезно» (Т. 8. С. 439).
Вышла в свет комедия «Ревизор». Ее премьера состоялась 19 апреля 1836 года на сцене Александринского театра в Петербурге. «Это было мое первое произведение, замышленное с целью произвести доброе влияние на общество,» (Т. 14. С. 35) – писал Гоголь. В своей комедии Гоголь вынес обвинительный приговор не столько испорченной части чиновничества, сколько всем общечеловеческим «ценностям» – порокам. Не над людьми смеется Гоголь, а над всеянным в души духом мира сего, над духом апостасии. Смехом изобличает, дабы преодолеть рабство греху. Он смеется «видимым смехом сквозь незримые миру слезы». Он направляет читателя и зрителя своего по такому пути: от обличения – к осознанию греха, от осознания – к покаянию, от покаяния – ко спасению, к милости Божией.
Но падший мир не услышал спасительного призыва Гоголя. Подобно тому, как, послушные духу зла, люди гнали и казнили Самого Господа, так отчасти и Его последователя – великого русского писателя – мир не принял в большинстве своем. В письме актеру Михаилу Семеновичу Щепкину он писал: «Все против меня. Чиновники пожилые и почтенные кричат, что для меня нет ничего святого, когда я дерзнул так говорить о служащих людях. Полицейские, купцы против меня, литераторы против меня» (Т. 11. С. 38). Однако государством правил тогда Удерживающий зло. В том же письме читаем далее: «Если бы не высокое заступничество Государя, пьеса моя не была бы ни за что на сцене». Но Бог попустил: «Малейший признак Истины – и против тебя восстают, и не один человек, а целые сословия» (Там же). Целые сословия, – добавим мы, – утратившие чувство Живого Бога в душе. Государь Николай I Павлович не мог победить попущенного Богом зла, но удерживал его своею властью и благодатью. Он сам присутствовал на первом представлении. Присутствовал и велел смотреть «Ревизора» и министрам. Государь искренно и громко смеялся, аплодировал. Выходя по окончании из ложи, изволил сказать: «Ну, пьеска! Всем досталось, а мне – более всех!» И послал Гоголю денежный подарок с просьбой не говорить ему, от кого подарок, дабы автор комедии не чувствовал себя обязанным лично Государю.
"Великодушное правительство глубже вас прозрело высоким разумом цель писавшего," – скажет Гоголь в "Театральном разъезде" миру, не принявшему "Ревизора".
Гоголь написал «Театральный разъезд» и «Развязку «Ревизора», стараясь разъяснить содержание, когда увидел, что истинный смысл комедии остался непонятым многими и как бы предвидя грядущие лжетолкования. Он пишет: «город, где происходит действие, – это образ человеческой души, а чиновники – образы человеческих страстей и недостатков; Хлестаков – образ ветреной совести, а подлинный ревизор знаменует собой запрос человеческой душе со стороны Самого Бога. Комедия, таким образом, в правильном понимании – есть трагедия с глубоким религиозно-нравственным смыслом. «Чему смеетесь? – обращается в конце к зрителям городничий, – над собою смеетесь!..» (Т. 4. С. 94) Над злом в душе своей. Смех призван Гоголем врачевать личные и общественные недостатки. В своем произведении Гоголь смеялся над Россией из любви к ней, желая спасения ей. Ища в ее спасении и спасение свое собственное. Читаем в «Развязке Ревизора»: «Всмотритесь-ка пристально в этот город, который выведен в пиэсе <…> Ну, а что, если это наш же душевный город, и сидит он у всякого из нас? <…> Ревизор этот – наша проснувшаяся совесть…» Читаем еще в «Развязке Ревизора» слова, обращенные к грешащим бездумно людям: «Страшен Тот Ревизор, Который ждет нас у дверей гроба».
«Ныла душа моя, – говорит он, – когда я видел, как много тут же, среди самой жизни, безответных, мертвых обитателей, страшных недвижным холодом души своей и безплодной пустыней сердца» (Т. 5. С. 170). Заключительная, немая сцена с ее неподвижностью – образ мертвенности жизни, мертвых душ. Гоголь верит, что оживить их, встряхнуть, разбудить, дабы содрогнулись их пустынные без Бога сердца, дабы залились они живительными покаянными слезами, способен «светлый смех». И от встряхнувшего душу этого «светлого смеха» возревнует эта душа о покаянии и вступит на путь поста. В дни работы над «Ревизором» написал Гоголь статью «Петербургские записки 1836 года», в которой читаем: «Спокоен и грозен Великий пост. Кажется, слышен голос: «Стой, христианин; оглянись на жизнь свою»».
"Создание чудное творится в душе моей"
Гоголь прилежно и постоянно читает Евангелие ("Выше того не выдумать, что уже есть в Евангелии"), изучает творения Отцов Церкви. Заканчивался 1840 год от Рождества Христова и начинался 1841-ый. «Многое свершилось во мне в немногое время,» – пишет он Михаилу Петровичу Погодину. В письме Сергею Тимофеевичу Аксакову: «Я слышу и знаю дивные минуты. Создание чудное творится и совершается в душе моей, и благодарными слезами не раз теперь полны глаза мои». Молитва живет в душе его, душа живет богомыслием. Гоголь пишет: «Я же теперь больше гожусь для монастыря, чем для жизни светской». В начале 1842 года: «Я не рожден для треволнений и чувствую с каждым днем и часом, что нет выше удела на свете, как звание монаха». Настольной книгой его стало "Добротолюбие", читает он святителя Тихона Задонского, святителя Димитрия Ростовского, епископа Иннокентия Харьковского.
"Мертвые души"
В 1842 году в Москве вышел первый том поэмы Гоголя «Мертвые души», который он сам в письме к В.А. Жуковскому назвал «скромным крыльцом к величественному зданию» (Т. 12. С. 70), имея в виду следующие тома, в которых он намеревался показать путь грешников ко спасению через покаяние.
Он просит критиковать его произведение как можно строже. Гоголь учит и желает научиться. Он ищет спасения своей души в сонме душ Православной Церкви. Первый том «Мертвых душ» – это художественное отражение душевных пороков. Гоголь говорит о нравственности, он приглашает каждого человека вглядеться честно в душу свою: нет ли в нем недостатков, подобных тем, над которыми он только что смеялся. Охарактеризовав Чичикова, он вопрошает: «А кто из вас, полный христианского смирения <...> в минуту уединенных бесед с самим собою, углубит во внутрь собственной души сей тяжелый вопрос: «А нет ли и во мне какой-нибудь части Чичикова?»« (Т. 6. С. 245)
Главное у Гоголя – в том, что служение Истине есть религиозный подвиг и дело нравственное. И чтобы использовать достойно свои таланты, писатель должен с помощью Божией очистить душу свою покаянием и соделать ее готовой к приятию благодати, к приятию Духа Святого. То есть, чтобы закончить «Мертвые души», писатель должен стать праведником. И этому благому стремлению Гоголь отдал все свои силы, всю свою земную жизнь.
В заметке о героях первого тома «Мертвых душ» Гоголь прослеживает процесс превращения живой души в мертвую: постепенно человека обхватывают «пошлые привычки света, условия, приличия», опутывают его, образуют твердую скорлупу вокруг его души. «А как попробуешь добраться до души, – продолжает Гоголь, – ее уже и нет; окаменевший кусок и весь превратившийся человек в страшного Плюшкина, у которого, если и выпорхнет иногда что-то похожее на чувство, то это похоже на последнее усилие утопающего человека» (Т. 6. С. 690).
Основная тема первого тома «Мертвых душ» – это различные грехи, эти пошлые привычки, пороки, страсти, губящие живую душу человека. Гоголь показал безбожное человечество, людей, теряющих образ Божий в себе. Первый том «Мертвых душ» – о тех, кому «не дано дышать Божественным огнем», о трагедии их гибели. Чичиков бывает в Церкви, но как и для чего? А «как все...» Если «свет желает быть обманутым», то зато «Бог поругаем не бывает» (Гал. 6, 7). И страшно подумать, что будет с теми, о которых сказано: «Вы oтца вашего диавола есте» (Ин. 8, 44), «яко исперва диавол согрешает» (1 Ин. 3, 8).
Написанием первого тома «Мертвых душ» Гоголь сделал попытку разбудить мертвые души читателей, дабы отвратились они от греха, ведущего к жестокой смерти, и ожили для вечной жизни в Боге.
Поэма «Мертвые души» осталась незаконченной. Гоголь хотел изобразить в ней полное покаяние и преображение о Боге человека. Задача невозможная для сил писателя. Гоголь это понимал. Но понимал он и то, что невозможное для человека возможно для Бога. И велико же было упование Гоголя на милость Божию! С мирской точки зрения поэма не удалась, так как она не дописана. Но праведники, как мы знаем, восходят в мир горний. И «Мертвые души» – без сомнения – имеет продолжение в нем. В земной же временной жизни многое не имеет финала. С мирской точки зрения «не удалась» и земная жизнь Самого Господа Иисуса Христа. С мирской точки зрения «удавшейся» бывает жизнь только мертвых заживо душ.
Гоголь желал послужить делу возрождения Святой Руси, но Промысел Божий готовил Руси очистительные страдания в недалеком будущем. И представляется, что писатель Божий еще послужит своей Родине, не при жизни своей земной, но когда придет Богом определенное время. Время плодов от трудов гоголевских во славу русскую о Боге, таким образом, видится еще впереди, душа же Гоголя обрела мир Христов в свое время.
Сохранились молитвы, составленные Гоголем во время работы над «Мертвыми душами». Вот одна из них:
«Влеки меня к Себе, Боже мой, силою святой любви Твоей. Ни на миг бытия моего не оставляй меня; соприсутствуй мне в труде моем, для него же произвел меня в мир, да, совершая его, пребуду весь в Тебе, Отче мой, Тебя единого представляя день и ночь перед мысленныя мои очи. Сделай, да пребуду нем в мире, да обесчувствует душа моя ко всему, кроме единого Тебя, да обезответствует сердце мое к житейским скорбям и бурям, их же воздвигает сатана на возмущение духа моего, да не возложу моей надежды ни на кого из живущих на земле, но на Тебя единого, Владыко и Господин мой! Верю бо, яко Ты един в силах поднять меня; верю, яко и сие самое дело рук моих, над ним же работаю ныне, не от моего произволения, но от святой воли Твоей. Ты поселил во мне и первую мысль о нем; Ты и возрастил ее, возрастивши и меня самого для нея; Ты же дал силы привести к концу Тобой внушенное дело, строя все спасение мое: насылая скорби на умягченья сердца моего, воздвигая гонения на частые прибегания к Тебе и на полученье сильнейшей любви к Тебе, ею же да воспламенеет и возгорится отныне вся душа моя, славя ежеминутно святое имя Твое, прославляемое всегда ныне и присно, и во веки веков аминь» (Гоголь Н.В. Письма: В 4 т. СПб., 1901. Т. 3. С. 309-310).
Желание стать духовным писателем
Зимой 1843-44 года Гоголь живет в Ницце у Виельгорских, где составляет большую тетрадь выписок из творений Отцов Церкви. В нее входят поучения и наставления святителей Иоанна Златоустого, Василия Великого, Афанасия Великого, Григория Нисского, Кирилла Александрийского, преподобных Ефрема Сирина, Иоанна Дамаскина и других, а также – современных Гоголю архипастырей и пастырей Церкви: святителя Филарета Московского, Георгия затворника Задонского, епископа Костромского Владимира (Алявдина), епископа Полтавского Гедеона (Вишневского), протоиерея Стефана Сабинина. Заполнена была и иная тетрадь с многочисленными выписками Гоголя из служебных Миней.
К этому времени у него созревает желание стать духовным писателем. Он пишет "Правило жития в мире" и "О тех душевных расположениях и недостатках наших, которые производят в нас смущение и мешают нам пребывать в спокойном состоянии". Работает над "Размышлениями о Божественной Литургии".
Читаем Гоголя: «Для всякого, кто только хочет идти вперед и становиться лучше, необходимо частое, сколько можно, посещенье Божественной Литургии и внимательное слушанье: она нечувствительно строит и создает человека. И если общество еще не совершенно распалось, если люди не дышат полною, непримиримой ненавистью между собою, то сокровенная причина тому есть Божественная Литургия, напоминающая человеку о святой, небесной любви к брату».
Но позже Гоголь признал: "Не готов я был тогда для таких произведений, к которым стремилась душа моя" (письмо к А.О. Смирновой, 1845 год).
«Выбранные места из переписки с друзьями»
Попустил Господь Гоголю, возгоревшемуся спасительной ревностью о Боге, пережить искушения бесовские. Труден был для писателя 1845 год: он почувствовал свою богооставленность, он пережил тоску и болезнь, угрожавшую ему скорой смертью. Бог попустил на малое время, и победила душа раба Его. Вот что писал тогда Гоголь в письме к Александре Осиповне Смирновой: «Возрадуемся приходу зла как возможности приблизиться ближе к Богу. Крестом сложивши руки и подняв глаза к Нему, будем ежеминутно говорить: «Да будет воля Твоя» и все примем, благословляя и самую тоску, и скуку, и тяжкую болезнь»« (Т. 12. С. 505). Болезнь плоти и напряженный труд души благотворно повлияли на него. Анненков вспоминал: "Гоголь постарел, но приобрел особенного рода красоту, которую нельзя иначе определить, как назвав красотой мыслящего человека. Лицо его побледнело, осунулось; глубокая, томительная работа мысли положила на нем ясную печать истощения и усталости, но общее выражение его показалось мне как-то светлее и спокойнее прежнего. Это было лицо философа". Из опыта этого периода родилась новая книга Гоголя.
В письме к Николаю Михайловичу Языкову в 1846 году он писал: «Я как рассмотрел все то, что писал разным лицам в последнее время <...>, вижу, что из этого может составиться книга, полезная людям страдающим на разных поприщах. Страдания, которыми страдал я сам, пришлись мне в пользу» (Т. 13. С. 53). В письме к графине Анне Михайловне Виельгорской в том же году он просит: «Молитесь Богу, чтобы послал мне среди недугов, как бы тяжки они не были, сколько можно более светлых минут, нужных для того, чтобы, наконец, сказать все то, для чего я воспитывался внутри, для чего ниспосылались мне и самые тяжелые минуты, и самые болезни, за которые я безпрерывно должен молить Бога» (Т. 13. С. 66).
"Жил внутренно, как в монастыре, – писал Языкову, – и в прибавку к тому, не пропустил почти ни одной обедни в нашей церкви". Изучал чинопоследования Литургии святителя Иоанна Златоуста и Литургии святителя Василия Великого на греческом языке. В письме к Смирновой: "Был сподоблен Богом и среди глупейших минут душевного состояния вкусить небесные и сладкие минуты".
В начале 1847 года от Рождества Христова книга – собрание писем – статей религиозно-нравственного содержания под заглавием на малороссийский лад «Выбранные места из переписки с друзьями» увидела свет. В виде переписки, в виде совета, обеспокоенный медленной работой над «Мертвыми душами» и услышавший дыхание смерти, Гоголь обращается к богоспасаемым верным, к братиям и сестрам – христианам. В «Авторской исповеди» Гоголь засвидетельствовал, что написал свою книгу «под влиянием страха смерти своей», который преследовал его «во все время болезненного <...> состояния», даже и тогда, когда он «уже был вне опасности» (Т. 8. С. 434).
Глубоко верующий писатель, возревновавший о нравственном совершенствовании ради стяжания Духа Святого, болеющий о России, обратил к читателям свои религиозно-нравственные и политические мысли. "Это до сих пор моя единственная дельная книга," – пишет он Плетневу. Милость Божия в дни написания "Переписки" была очевидна Гоголю: "Вдруг остановились самые тяжкие недуги, вдруг отклонились все помешательства в работе, и продолжалось все это до тех пор, покуда не кончилась последняя строка труда". И еще: "...я действовал твердо во имя Бога, когда составлял мою книгу, во славу Его святого имени взял перо, а потому и расступились перед мною все преграды..."
Профессор Иван Михайлович Андреев, преподаватель Свято-Троицкой Духовной семинарии в Джорданвилле, назвал «Переписку» самой искренней книгой в русской литературе. Исследователь творчества Гоголя Константин Васильевич Мочульский подчеркнул, что в этой книге Гоголь создал стройную и полную систему религиозно-нравственного мировоззрения, отрицать значительности которой нельзя. Создал систему, основанную не только на собственном душевном опыте, но на опыте духовном. Так, в архивах Киева и Москвы хранятся пространные, объемные выписки Гоголя из трудов Отцов Церкви, впервые изданные в свет только в 1994 году (Н.В. Гоголь, Собрание сочинений в девяти томах. Москва, «Русская книга», том 8. Составление В.А. Воропаева и И.А. Виноградова). Цитаты из Отцов Церкви и мысли их можно часто встретить в творениях Гоголя, в том числе и в его художественных произведениях (так, например, лирические зарисовки во втором томе «Мертвых душ» повторяют порой описание Рая Богодухновенными Отцами).
Мочульский писал, что Гоголю было «суждено круто повернуть всю русскую литературу от эстетики к религии, сдвинуть ее с пути Пушкина на путь Достоевского». И далее: «Все черты, характеризующие великую русскую литературу, ставшую мировой, были намечены Гоголем: ее религиозно-нравственный строй, ее гражданственность и общественность, ее боевой и практический характер, ее пророческий пафос и мессианство. С Гоголя начинается широкая дорога, мировые просторы. Сила Гоголя была так велика, что ему удалось сделать невероятное: превратить пушкинскую эпоху нашей словесности в эпизод, к которому возврата нет и быть не может. <...> он разбил гармонию классицизма, нарушил эстетическое равновесие, чудом достигнутое Пушкиным, все смешал, спутал, замутил; подхватил вихрем русскую литературу и помчал ее к неведомым далям. <...> Без Гоголя, быть может, было бы равновесие, антология, благополучие; безконечно длящийся Майков, а за ним безплодие; после Гоголя – полное неблагополучие, мировой размах и мировая слава».
Гоголь был ортодоксально верующим человеком, следовательно – реалистом. Направление, им воплощенное в литературе, дабы не путать с безбожным, нигилистическим, ограниченно-искаженным «реализмом», можно назвать мистическим, неотмирным реализмом, хотя именно оно и является подлинным реализмом, верно отражающим реалии сотворенного мира. Неприятие этой православной основы христианского мировоззрения Гоголя приведет к невозможности следования за ним, к собственному мнению читателя и критика, которое, как известно, есть начало прелести. Да не прельстится читатель Гоголя, да последует путем Отцов Церкви, путем великих, возлюбленных Господом святых Его, путем, которым шел сам Гоголь.
Архиепископ Иннокентий (Борисов), хорошо знавший Гоголя, писал о нем: «Помню и уважаю его, а люблю по-прежнему. <...> Голос его нужен, для молодежи особенно».
Сдержанно воспринял «Переписку» настоятель Троице-Сергиевой пустыни близ Петербурга архимандрит Игнатий (Брянчанинов), почитаемый ныне Церковью во святителях: «...она издает из себя и свет и тьму». Гоголь согласился смиренно с отцом Игнатием, но заметил, что «нужно быть глубокому душеведцу, нужно почувствовать и услышать страданье той половины современного человечества, с которую даже не имеет и случая сойтись монах». Гоголь говорил о сущих во тьме, которые «не ходят в Церковь». И, например, душевные размышления и волнения от театральных представлений – несомненно – могут принести им пользу, в то время как воцерковленные верующие в театре уже не нуждаются, театр может послужить им в развлечение и соблазн. Думается, не стоит преувеличивать расхождение во взглядах у святителя Игнатия и Гоголя на некоторые мирские предметы: забота о просвещении Божием России была у них общая.
"Переписка" Гоголя и чада погибели
Надо сказать, что "Переписка" была крайне враждебно встречена богоборцами, основу которых составляли иноверцы и инородцы. Белинский назвал труд о Боге Гоголя гнусной книгой, вызывающей у него негодование и бешенство. Мы не будем говорить сейчас о нынешних "гоголеведах" в духе Белинского. Гоголя огорчило нехристианское ожесточение критика. Но Гоголь жил в сильной Православной Империи и имел опорой душе своей эту силу. Нам же, русским и православным, познавшим за сто пятьдесят лет от того величайшие государственные и личные страдания, привыкшим к унижению нашей веры и нации, труднее сохранить собственное душевное равновесие. Белинский написал: "По-вашему, русский народ самый религиозный в мире: ложь! <...> Приглядитесь пристальнее и вы увидите, что это по натуре своей глубоко атеистический народ. <...> ...и вот в этом-то, может быть, и заключается огромность исторических судеб его в будущем". Не будем с высоты опыта нашего времени комментировать злого гения, вспомним лишь, что ответил ему Гоголь: "Что мне сказать вам на резкое замечание, будто русский мужик не склонен к религии и что, говоря о Боге, он чешет у себя рукой пониже спины, замечание, которое вы с такою самоуверенностью произносите, как будто век общались с русским мужиком? Что тут говорить, когда так красноречиво говорят тысячи церквей и монастырей, покрывающих Русскую землю. Они строятся не дарами богатых, но бедными лептами неимущих, тем самым народом, о котором вы говорите, что он с неуважением отзывается о Боге..." Интересно при этом заметить, что Гоголь, понимая, очевидно, безсмысленность такого обращения к Белинскому, а может даже и греховность, провоцирующую того на новую брань, это письмо не отправил, и тот его не читал. В главе "О том, что такое слово" Гоголь говорил об ответственности за сказанное слово, ибо: Всяко слово праздное, еже аще рекут человецы, воздадят о нем слово в день судный (Мф. 12, 36). "Обращаться с словом нужно честно. Оно есть высший подарок Бога человеку. <...> Слово гнило да не исходит из уст ваших (Еф. 4, 29)! Если это следует применить ко всем нам без изъятия, то во сколько крат более оно должно быть применено к тем, у которых поприще – слово..."
"Страницы красоты изумительной"
Люди мирские, чада погибели стали распространять слух о том, что Гоголь помешался. Воистину: Слово крестное погибающым убо юродство есть, а спасаемым нам сила Божия есть (1 Кор. 1, 18).
Не будем вспоминать имена других недоброжелателей Гоголя, трудившихся ради гибели Православной государственности. Приведем лишь интересное и оригинальное высказывание вечно оригинального П.Я. Чаадаева: "При некоторых страницах слабых, а иных и даже грешных, в книге его находятся страницы красоты изумительной, полные правды безпредельной, страницы такие, что, читая их, радуешься и гордишься, что говоришь на том языке, на котором такие вещи говорятся".
Итак, книга была принята по-разному разными людьми. Мнози бо суть звани, мало же избранных (Мф. 20, 16). Оптинский иеромонах Климент (Зедергольм) признавался Льву Кавелину, послушнику Оптиной пустыни, ставшему позднее архимандритом Леонидом, наместником Троице-Сергиевой лавры, что гоголевская "Переписка" стала некогда началом его пути к Православию. Плетнев назвал книгу "началом собственно русской литературы". Богоборцы и русоненавистники своим неприятием подтвердили это, а сила их неприятия говорит о достоинствах ее.
Очень хорошо отозвался о «Переписке» архимандрит Феодор (Бухарев). Отец Феодор говорил о Гоголе: «Мне виделся в нем уже мученик нравственного одиночества».
Отношение к "Переписке" духовенства
Но нужно нам знать и о сдержанном отношении к "Переписке" многих достойных представителей духовенства. При этом надо помнить, что отношение было не враждебным, а именно сдержанным, ибо эти представители духовенства в духовном отношении были несомненно выше Гоголя. Хорошо выразил это святитель Филарет (Дроздов), митрополит Московский: "Хотя Гоголь во многом заблуждается, но надобно радоваться его христианскому направлению". Стремление Гоголя повернуть отступивших от Церкви к Церкви с высоты пастырства могло казаться ненужным "светским богословием". Потому и архиепископ Иркутский Ириней (Нестерович) о труде Гоголя отозвался в целом критически, сказавши же при этом, что все промахи окупает глава "О лиризме наших поэтов": "Это статья классическая". Святитель Игнатий (Брянчанинов) написал: "Книга Гоголя не может быть принята целиком за чистые глаголы истины". Истинно так! Святитель рекомендует читать, как несомненно душеполезные, труды Отцов Церкви, "стяжавших очищение и просвещение по подобию апостолов, потом уже написавших свои книги, из которых светит чистая истина и которые читателям сообщают вдохновение Святого Духа". Вот, о чем говорил святой Иерарх! Но Гоголь и не думал видеть плоды своих трудов рядом с высотами душеведения. Он говорил о культуре и политике, об искусстве как о "незримой ступени к Христианству", обращался к тем, кто не хочет и не может сразу попытаться постичь творения святых Отцов, кто «не в силах встретиться прямо со Христом». Млеком вы напоих, а не брашном, ибо не у можасте, но ниже еще можете ныне (1 Кор. 3, 2). Гоголь обращался к тем, кого нужно было учить первым началам слова Божия, для кого нужно было молоко, а не твердая пища (см.: Евр. 5, 12).
9 мая 1847 года Гоголь написал отцу Матфею Константиновскому: "Мне кажется, что если кто-нибудь только помыслит о том, чтобы сделаться лучшим, то он непременно потом встретится со Христом, увидевши ясно, как день, что без Христа нельзя сделаться лучшим, и, бросивши мою книгу, возьмет в руки Евангелие".
Гоголь возболел о спасении не только избранных, но о спасении всех – до последнего человека в государстве. Он вдохновлялся посланиями особенно любимого им святого апостола Павла.
Исповедь и прочное дело жизни
Призывая всех ко спасению, Гоголь первым идет на исповедь, на публичную исповедь на страницах «Переписки» (Третье письмо по поводу «Мертвых душ»). Внимание! Это начало, основа спасения. Ничего подобного нет в русской литературе. Вслушайтесь благоговейно в это покаяние:
«Во мне заключилось собрание всех возможных гадостей, каждой понемногу, и притом в таком множестве, в каком я еще не встречал доселе ни в одном человеке <...> И если бы Небесная Любовь Божья не распорядилась так, чтобы они открывались передо мною постепенно и понемногу, наместо того, чтобы открыться вдруг и разом перед моими глазами, <...> я бы повесился. <...> С этих пор я стал наделять своих героев, сверх их собственных гадостей, моею собственной дрянью <...>. Если бы кто увидел те чудовища, которые выходили из-под пера моего <...> он бы точно содрогнулся».
Каясь и исповедуя собственное «собрание всех возможных гадостей», Гоголь возгорается жаждой добра, «желанием быть лучшим»: «Я люблю добро, я ищу его и сгораю им; <...> но я не люблю тех низостей моих, которые отдаляют меня от добра. Я воюю с ними и буду воевать, и изгоню их, и мне в этом поможет Бог».
Гоголь, русский патриот, не мыслит своего спасения вне спасения России: «Я приходил от многого в уныние, и мне становилось страшно за Россию», но постепенно «передо мною стали обнаруживаться исходы, средства и пути». «Уверяю вас, – писал Гоголь, – что придет время, когда многие у нас на Руси из чистеньких горько заплачут, закрыв руками лице свое, именно от того, что считали себя слишком чистыми», «нет человека правого <...> прав только Бог». Нет групп и партий правых пред Богом, партии все левые – осознанно или нет, правы лишь сущие во Христе. И как же близко уже было время страданий русских, дабы «чистенькие» в своих глазах очистились пред Лицем Божиим!
Гоголь так осознает свой художнический талант: «Рожден я вовсе не затем, чтобы произвести эпоху в области литературной. Дело мое проще и ближе: дело мое есть то, о котором прежде всего должен подумать всякий человек, не только один я. Дело мое – душа и прочное дело жизни».
Политические взгляды Гоголя. Церковное просвещение
Для России у Гоголя в области социальной – один путь: консерватизм и законность, основанный – всеконечно – на определении Церковного и Земского Собора 1613 года. Не движение вперед по пути прогресса – «в объятья беса», не реформы, а возвращение и более строгое исполнение «обычаев старины и обрядов». Все зло – от безпокойного духа, духа мира сего. «Всякому теперь кажется, что он бы наделал много добра на месте и в должности другого, и только не может его сделать в своей должности. Это причина всех зол», это начало демократии и всякого безбожия, это основа, отправная точка революции. «Поверьте, что Бог не даром повелел каждому быть на том месте, на котором он теперь стоит». Но народ, искавший добро без Бога, к победе добра без Бога и приближался, приближался к лжедобру. Придет время, и народ русский допустит победу над собой «русских» большевизма и демократии с их «добром» – добром погибели.
Преобразования в России, по Гоголю, должны основываться на том, что нельзя рвать ни одной традиции отцов, ни улучшать ничего по своему разуму, ибо все институты, законы, должности и установления в Царской России – совершенны: «Чем больше всматриваешься в организм управления губернией, тем больше изумляешься мудрости учредителей: слышно, что Сам Бог строил незримо руками Государей». Социально зло не в законах и учреждениях, а в извращении их грешными людьми. Посему каждую должность и каждое сословие надлежит ввести в законные границы, а чиновника – «в познание его должности». И над всеми верноподданными – хозяин Земли Русской – Царь, который ответственен перед Хозяином Небесным. Иной порядок в России – порядок воровской, богопротивный.
Царь – Помазанник Божий. «Власть Государя, – пишет Гоголь, – явление безсмысленное, если он не почувствует, что должен быть образом Божьим на земле... Все полюбивши в своем государстве, до единого человека всякоего сословия и звания, и обративши все, что ни есть в нем, как бы в собственное тело свое, возболев духом о всех, скорбя, рыдая, молясь и день и ночь о страждущем народе своем, Государь приобретет тот всемогущий голос любви, который один только может быть доступен разболевшемуся человечеству». Со всех ступеней общественной лестницы волны любви устремляются в одну точку – к Трону; и навстречу им стремится столь же сильный поток монаршей любви. В этой встрече двух любовных токов, в концентрации и объединении всего народа в любви – и заключается смысл Монархии, ибо предназначение Христианской Монархии – в воспитании граждан Небесного Отечества.
Гоголь свидетельствовал, что спасти душу можно только в Церкви, а принадлежать Церкви – неоценимый дар Божий и открытый путь в Отечество Небесное: «Поблагодарите Бога прежде всего за то, что Вы русский», – ибо свободная во Христе Россия – это страна православная, а русский – то же, что православный. Ибо Самодержавие стоит на страже благочестия своих подданных. И государственная служба для этих подданных несет религиозный смысл. И вместе с тем: «Высокое достоинство русской породы состоит в том, что она способна глубже, чем другие, принять в себя высокое слово Евангельское <...>. Слышна возможность основанья гражданского на чистейших законах христианских».
Утвердившись на основании законной власти и законного порядка, Гоголь говорит о построении единой православной культуры. Никогда еще в светской литературе не раздавался голос такой сыновней любви и такого благоговения к Святой Православной Церкви: «Церковь наша должна святиться в нас, а не в словах наших. <...> Но мы шли все время мимо нашей Церкви и едва знаем ее даже теперь. Мы владеем сокровищем, которому цены нет, но не знаем даже, где положили его. <...> Эта Церковь, которая как целомудренная дева, сохранилась одна от времен апостольских в непорочной первоначальной чистоте своей, эта Церковь, которая вся своими глубокими догматами и малейшими обрядами наружными как бы снесена прямо с неба для русского народа, которая одна в силах разрешить все <...> вопросы наши, которая может произвести неслыханное чудо в виду всей Европы <...>, дать силу России, изумить весь мир <...> И эта Церковь нами не знаема! И эту Церковь, созданную для жизни, мы до сих пор не ввели в нашу жизнь! <...> Жизнью нашей мы должны защищать нашу Церковь, которая вся есть жизнь; благоуханием душ наших должны мы возвестить ее Истину!».
Гоголь был церковным человеком, глубоко понимал неотмирный дух Православия. И говорил он от преизбытка чувств: «Как можно молчать, когда камни готовы завопить о Боге?» Он трудился ради просвещения церковного: "Просветить, – пишет Гоголь, – не значит научить или наставить, или образовать, или даже осветить, но всего насквозь высветлить человека во всех его силах, а не в одном уме, пронести всю природу его сквозь какой-то очистительный огонь. Слово это взято из нашей Церкви <...>. Архиерей, в торжественном служении своем, подъемля в обеих руках и троесвещник, знаменующий Троицу Бога, и двусвещник, знаменующий Его сходившее на землю Слово в двойном естестве Его, и Божеском и человеческом, всех ими освещает, произнося: "Свет Христов просвещает всех"".
И результатом этого просвещения должно стать преображение общества – в общество, основанное на церковной соборности и хранимое законной православной властью – властью Монарха из Богоданной Руси династии Романовых в соответствии с Законами о Престолонаследии.
Гоголь твердо заявил, что Истина в Православии и в Православном Самодержавии. На Руси приближались безбожные и нерусские по духу времена XX века, когда Господь попустит посрамление русское, распятие и смерть Матери-Родины русской, а затем – по предсказаниям многих святых – последует возрождение и слава русская, великая слава перед концом мира как отражение Божией небесной славы. И свершилось попущенное, но имеет ныне Русь Страдающая это твердое слово Гоголя.
Паломничество в Святую Землю
Еще в апреле 1842 года Преосвященный Иннокентий (Борисов) благословил Гоголя совершить паломничество в Святую Землю. Вот воспоминания Сергея Тимофеевича Аксакова: «Вдруг входит Гоголь с образом Спасителя в руках и сияющим, просветленным лицом. Такого выражения в глазах у него я никогда не видывал. Гоголь сказал: «Я все ждал, что кто-нибудь благословит меня образом, и никто не сделал этого; наконец, Иннокентий благословил меня. Теперь я могу объявить, куда я еду: ко Гробу Господню»«. С этим образом Гоголь не расставался во всю жизнь.
Паломничество в Иерусалим состоялось в 1848 году. В середине февраля он записал в своей записной книжке: "Николай Гоголь – в Св. Граде". Гоголь прошел благоговейно по местам земной жизни Спасителя, приобщился Святых Таин у Гроба Господня. Вот как он описал это в письме к Василию Андреевичу Жуковскому: "Я стоял в нем один; передо мною только священник, совершавший Литургию. Диакон, призывавший народ к молению, уже был позади меня, за стенами Гроба. Его голос уже мне слышался в отдалении. Голос же народа и хора, ему ответствовавшего, был еще отдаленнее. Соединенное пение русских поклонников, возглашавших "Господи, помилуй" и прочие гимны церковные, едва доходило до ушей, как бы исходившее из какой-нибудь другой области. Все это было так чудно! Я не помню, молился ли я. Мне кажется, я только радовался тому, что поместился на месте, так удобном для моленья и так располагающем молиться. Молиться же собственно я не успел. Так мне кажется. Литургия неслась, мне казалось, так быстро, что самые крылатые моленья не в силах бы угнаться за нею. Я не успел почти опомниться, как очутился перед Чашей, вынесенной священником из вертепа для приобщенья меня, недостойного..."
Паломничество в Святую Землю произвело на него доброе действие. Вот каким увидела его по возвращении его сестра: "...он обратился более всего к Евангелию, и мне советовал, чтобы постоянно на столе лежало Евангелие. "Почаще читай, ты увидишь, что Бог не требует долго стоять на молитве, а всегда помнить Его учение во всех твоих делах". Он всегда при себе держал Евангелие, даже в дороге. Когда он ездил с нами в Сорочинцы, в экипаже читал Евангелие. Видна была его любовь ко всем. Никогда я не слыхала, чтобы он кого осудил. Он своими трудовыми деньгами многим помогал..." А вот что записала о Гоголе в 1848 году в своих мемуарах княжна Варвара Николаевна Репнина-Волконская: "Лицо его носило отпечаток перемены, которая воспоследовала в душе его. Прежде ему были ясны люди; но он был закрыт для них, и одна ирония показывалась наружу. Она колола их острым его носом, жгла его выразительными глазами; его боялись. Теперь он сделался ясным для других; он добр, он мягок, он братски сочувствует людям, он так доступен, он снисходителен, он дышит Христианством".
Из паломничества в Святую Землю Гоголь привез письменное благословение митрополита Петраса Мелетия: "1848, Февраля 23: во Граде Иерусалим, ради усердия, которое показывал к живоносному Гробу Господню и на прочих святых местах духовный сын наш Николай Васильевич, в том и благословляю ему маленькой части камушка от Гроба Господня и часть дерева от двери Храма Воскресения, которая сгорела во время пожара 1808 сентября 30-го дня; эти частички обе справедливость. Митрополит Петрас Мелетий и наместник Патриарха в Святом граде Иерусалиме".
Паломничества в Оптину пустынь
В 1850 и 1851 годах от Рождества Христова Гоголь совершает паломничества в Свято-Введенскую Козельскую Оптину пустынь, имеющую в своем основании труды великого святого – преподобного Паисия (Величковского), давшую миру волей Божией замечательных старцев и призванную еще сыграть важную роль в возрождении Святой Руси после безбожного безчестия. Гоголь не раз говорил с преподобным старцем Макарием, был его почитателем, с одобрением и уважением относился к издательской деятельности пустыни. Знавал он и преподобного Моисея, и преподобного Антония. Несомненно благотворное старческое влияние на Гоголя, особенно влияние старца Макария.
В Оптиной пустыни Гоголь побывал трижды: в июне 1850 года и в июне и сентябре 1851 года. Впервые был там вместе со своим другом М.А. Максимовичем – родственником по плоти двух святых Божиих: святителя Иоанна (Максимовича), митрополита Тобольского и блаженного святителя Иоанна (Максимовича), архиепископа Сан-Францисского, «молился весьма усердно и с сердечным умилением», потом был у старцев. И тронута была душа его. По своему отъезду он записал: «Мне нужно ежеминутно, говорю вам, быть мыслями выше житейского дрязгу и на всяком месте своего странствия быть в Оптиной пустыни». И еще: «Я думаю, на самой Афонской Горе не лучше. Благодать видимо там присутствует. Это слышится в самом наружном служении, хотя и не можем объяснить себе, почему. Нигде я не видал таких монахов. С каждым из них, мне казалось, беседует все небесное».
Знаком был Гоголь со всеми тремя братьями-подвижниками Путиловыми. Игумен Антоний в течение четырнадцати лет был начальником оптинского Иоанно-Предтеченского скита, затем еще четырнадцать лет управлял Малоярославецким Николаевским монастырем и потом двенадцать лет прожил на покое в Оптиной пустыни. Архимандрит Моисей почти сорок лет был настоятелем Оптиной пустыни. Отец Исаия был игуменом Саровской обители.
Впервые приближаясь к Оптиной пустыни, Гоголь и Максимович последние две версты решили пройти пешком по обычаю паломников. По дороге встретили девочку с мисочкой земляники и хотели купить у нее ягоды. Но та отдала их даром, сказав: "Как можно брать с странных людей". Позже, вспоминая об этом с умилением, Гоголь скажет: "Пустынь эта распространяет благочестие в народе". Он написал в письме к графу Толстому: "За несколько верст, подъезжая к обители, уже слышишь ее благоухание: все становится приветливее, поклоны ниже и участья к человеку больше".
В Оптиной пустыни сохраняется предание, что прозорливый старец Макарий предчувствовал приход Гоголя. Вот как рассказал об этом старец Варсонофий: "Говорят, он был в то время в своей келье <...> и, быстро ходя взад и вперед, говорил бывшему с ним иноку: "Волнуется у меня что-то сердце. Точно что необыкновенное должно совершиться, точно ждет оно кого-то". В это время докладывают, что пришел Николай Васильевич Гоголь. Старец Макарий, среди прочего, познакомил Гоголя с рукописной книгой на церковнославянском языке преподобного Исаака Сирина, которую он готовил тогда к публикации. Книга та стала для Гоголя откровением. Он напишет потом: "Жалею, что поздно узнал книгу Исаака Сирина, великого душеведца и прозорливого инока. Здравая психология и не кривое, а прямое понимание души встречаем у подвижников-отшельников". В свете трудов преподобного Исаака Гоголю стали видны его прежние ошибочные собственные размышления о "прирожденных страстях" в одиннадцатой главе "Мертвых душ": "Это я писал в "прелести" <...>, сожалею о "гнилых словах", здесь написанных".
Отец Порфирий (Григоров). Сложность писательского пути
В первый приезд Гоголя в Оптину произошло его знакомство с человеком удивительной судьбы, Петром Александровичем Григоровым, в то время рясофорным послушником. В мире он был гвардейским офицером и служил в конной артиллерии; из прошлой его жизни широко известен забавный эпизод. Однажды на батарею к Григорову приехал неизвестный молодой человек; когда в нем был узнан Пушкин, пылкий артиллерист, поклонник великого поэта, немедленно произвел пушечный салют в его честь, за что и был посажен на гауптвахту. Иноческую жизнь Петр Григоров начал келейником у знаменитого Задонского затворника Георгия, духовную близость к которому он сохранил и перейдя в Оптину пустынь. Им были изданы "Письма в Бозе почивающего затворника Задонского Богородицкого монастыря Георгия" с кратким жизнеописанием его, составленным по запискам живших при нем келейных.
В одном из писем преподобного Амвросия Оптинского можно встретить рядом имена Гоголя и Григорова (принявшего в постриге имя Порфирий). В письме "О почитании святых мощей" читаем: "С IV века и доныне Греческая Церковь хвалится целокупными мощами угодника Божия св. Спиридона Тримифунтского, которые не только нетленны, но в продолжении XV веков сохранили мягкость. Николай Васильевич Гоголь, бывши в Оптиной пустыни, передавал издателю жития и писем затворника Задонского Георгия (о. Порфирию Григорову), что он сам видел мощи св. Спиридона и был свидетелем чуда от оных. При нем мощи обносились около города, как это ежегодно совершается 12 декабря с большим торжеством. Все бывшие тут прикладывались к мощам, а один английский путешественник не хотел оказать им должного почтения, говоря, что спина угодника будто бы была прорезана и тело набальзамировано; потом однако решился подойти, и мощи сами обратились к нему спиною. Англичанин в ужасе пал на землю пред святыней. Этому были свидетелями многие зрители, в том числе Гоголь, на которого сильно подействовал этот случай".
Позже Гоголь и отец Порфирий состояли в переписке. 6 марта 1851 года Гоголь писал отцу Порфирию из Одессы: "Много благодарю Вас и за письмо и за книгу Затворника. Как она пришлась мне кстати в наступивший Великий Пост! <...> Как мне не ценить братских молитв обо мне, когда без них я бы давно, может быть, погиб. Путь мой очень скользок, и только тогда я могу им пройти, когда будут со всех сторон поддерживать меня молитвами". Письмо это отец Порфирий едва ли успел получить, ибо умер он 15 марта, приобщившись в последние минуты жизни Святых Таин. Свою кончину он предсказал сам за неделю.
Сознавая сложность писательского пути, Гоголь всех знакомых своих просил сугубо о нем молиться. Оптинскому иеромонаху Филарету, бывшему наместнику Московского Новоспасского монастыря, проживавшему с 1843 года в Оптиной на покое, он писал: "Ради Самого Христа, молитесь обо мне, отец Филарет. Просите Вашего достойного настоятеля, просите всю братию, просите всех, кто у Вас усерднее молится и любит молиться, просите молитв обо мне. Путь мой труден; дело мое такого рода, что без ежеминутной, без ежечасной и без явной помощи Божией не может двинуться мое перо..."
Благословение преподобного старца Макария Оптинского
О втором посещении Гоголем Оптиной пустыни осталась запись оптинского иеромонаха Евфимия (Трунова) от 2 июня 1851 года: «Пополудни прибыл проездом из Одессы в Петербург известный писатель Николай Васильевич Гоголь. С особенным чувством благоговения отслушал вечерню, панихиду на могиле своего духовного друга, монаха Порфирия (Григорова), потом всенощное бдение в соборе. Утром в воскресенье 3-го числа он отстоял в скиту Литургию и во время поздней обедни отправился в Калугу, поспешая по какому-то делу. Гоголь оставил в памяти нашей обители примерный образец своего благочестия».
Преподобный старец Макарий благословил Гоголя на написание книги по географии России для юношества: "Простираю мою грешную руку на сию хартию, а вера Ваша да будет ходатайством у Господа внушить мне слово к Вашему утешению". Старец писал 21 июля 1851 года Гоголю: «Спаси Вас Господи за посещение нашей обители и за <...> намерение составить книгу для пользы юношества...» Гоголь думал составить "живое, а не мертвое изображенье России". Юношам, по его пониманию, нужна "говорящая ее география, начертанная сильным, живым слогом, которая поставила бы русского лицом к России еще в то первоначальное время его жизни, когда он отдается во власть гувернеров-иностранцев". Но Гоголь не успел осуществить свой замысел, и современное нам русское юношество попущением Божиим уже в несравнимо сильнейшей развращающей власти нынешних теле-, радио-, газетных и прочих "гувернеров-иностранцев".
И в третий приезд в Оптину Гоголь был у старца Макария. О чем они говорили, неизвестно, но вот, что рассказывал позже преподобный Варсонофий, говоря о Гоголе: "Есть предание, что незадолго до смерти он говорил своему близкому другу: "Ах, как я много потерял, как ужасно много потерял..." – "Чего? Отчего потеряли Вы?" – "Оттого, что не поступил в монахи. Ах, отчего батюшка Макарий не взял меня к себе в скит?" Желание Гоголя стать монахом подтверждает и сестра его Анна Васильевна, свидетельствовавшая, что он тогда "мечтал поселиться в Оптиной пустыни".
"Душевное дело"
Живя в Москве, раб Божий Николай неотступно бывает в храме на службе, постится, исповедуется и причащается Тела и Крови Христовых; основа его «душевного дела» – церковность. Духовным наставником Гоголя был замечательный священник – отец Матфей Константиновский, "в жизни своей отличавшийся особенным благочестием", по слову преподобного старца Амвросия Оптинского ("Собрание писем блаженныя памяти Оптинского старца иеросхимонаха Амвросия к мирским особам", Сергиев Посад, 1908, стр. 14).
Паломничество в Троице-Сергиеву лавру и Хотьковский Покровский женский монастырь. Московская Духовная академия
К первому октября 1851 года, на праздник Покрова Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии Гоголь едет в Троице-Сергиеву лавру, чтобы помолиться в день именин своей матери. Там он вместе со знакомым своим, архимандритом Феодором (Бухаревым) посетил Московскую Духовную академию. Вот как вспоминал об этом позже отец Феодор: "Студенты приняли его с восторгом. И когда при этом высказано было Гоголю, что особенно живое сочувствие возбуждает он к себе тою благородною открытостию, с которой он держится в своем деле Христа и Его истины, то покойный заметил на это просто: "Что ж? Мы все работаем у Одного Хозяина"".
На обратном пути из Лавры в Москву Гоголь побывал в Хотьковском Покровском женском монастыре, где в храме Покрова Божией Матери погребены родители преподобного Сергия схимонах Кирилл и схимонахиня Мария, у мощей которых читалась неусыпаемая Псалтирь и служились панихиды. Был Гоголь у игумении Магдалины.
«Размышления о Божественной Литургии»
В конце 1851 года Гоголь заканчивает свое лучшее произведение, произведение, в котором он достиг духовной вершины творческого пути – «Размышления о Божественной Литургии», начатое еще в 1843 году. «Размышления» – это вершина его вдохновения, написано «единственно ради поучения и пользы всех сословий».
Во вступлении он написал: «Вопли услышались: явился в мир, Им же мир бысть; среди нас явился в образе человека <...> не в гордом блеске и величии, не как Каратель преступлений, не как Судия, приходящий истребить одних и наградить других. Нет! послышалось кроткое лобзание Брата». В этих словах, воистину, «ныне отпущаеши» Гоголя.
Известно, что насельники Оптиной пустыни нашли сочинение Гоголя «запечатленным цельностию духа и особенным лирическим взглядом на предмет».
«Размышления о Божественной Литургии» – это глубокое понимание и прочувствованное познание чина Литургии Восточной Церкви, к которому пришел Гоголь в конце земной своей жизни.
Учитель нравственности и христианский мыслитель
Своей жизнью и творчеством Гоголь выступил против апостасийного духа времени. Его идеи о преображении жизни в духе Православия до сего дня ждут воплощения. Бог – верят православные – воздвигнет на Руси делателей своих, способных Его благословением послужить возрождению Православного Самодержавного Царства. Вся жизнь должна преобразиться в духе Православия. И этой цели послужил и – более – послужит еще Николай Васильевич Гоголь. Гоголя называют пророком Православной культуры. Вопрос возврата культуры русской к Святому Православию – это сегодня вопрос жизни России. Дело это Божие, и Гоголь, таким образом, является избранником Его, ибо сумел, вопреки «прогрессивным» веяниям его времени, вопреки секуляризованному сознанию «передовых людей» поставить вопрос о преображении жизни на путях Православия.
Гоголь не был теоретиком Православия, Гоголь был православным. Он был не только гениальным художником, он был добрым, замечательным человеком: он живо осознавал, что стоит пред Богом, живет ради Бога и Его милостью и любовью. Значение Гоголя для потомков в том, что он – учитель нравственности и христианский мыслитель – оставил слово свое о том, какой должна быть жизнь о Господе, жизнь Государства Русского и жизнь мирян. Не его дело было говорить о житии во ангельском монашеском образе, на то Бог воздвигает чад Своих. Но для государства, его институтов и граждан велико значение трудов Гоголя.
Целомудрие, нестяжание и послушание
Всю свою зрелую жизнь желал Гоголь послужить Господу в иноческом звании. Не будучи постриженным, он вел жизнь благочестивого монаха в целомудрии, нестяжании и послушании. У него не было собственного жилища. Свою долю наследства он разделил между родными и нищими. По смерти его за ним никакого земного имущества почти не осталось: лишь несколько десятков рублей серебром, книги и старые вещи. И это при том, что созданный им фонд «на вспоможение бедным людям, занимающимся наукою и искусством» составил более двух с половиной тысяч рублей. Гоголь никогда не был женат, не был близок ни с одной из женщин (в многочисленных воспоминаниях о нем нет и намека ни на что подобное). Он пребывал в послушании у своего духовного отца.
Подвижничество
По воспоминаниям современников, Гоголь «был в состоянии довольствоваться самою скудною пищей и постился иногда, как самый строгий отшельник, а во время говенья почти ничего не ел». «В постные дни, когда в деревнях готовились разнообразные постные блюда, различные винегреты и тому подобное, он даже иногда бывал недоволен. «Какой же это пост, когда все объедаются еще хуже, чем в обыкновенные дни?» – говорил он, отодвигая подальше блюдо с какою-нибудь заманчивой постной пищей…»
Доктор Алексей Терентьевич Тарасенков вспоминал: «Свое пощение он не ограничивал одною пищею, но и сон умерял до чрезмерности; после ночной продолжительной молитвы он вставал рано и шел к заутрени…» Тот же Тарасенков говорил еще, что Гоголь почти не ложился в постель, а оставался в креслах. Видно, он старался подражать весьма трудному аскетическому подвигу, редкому и у подвижников.
Павел Васильевич Анненков о своем пребывании в Риме еще летом 1841 года совместно с Гоголем писал в воспоминаниях: «Гоголь довольно часто садился на узенький плетеный диван из соломы, опускал голову на руку и дремал долго после того, как я уже был в постели и тушил свечу. Затем переходил он к себе на цыпочках и так же точно усаживался на своем собственном соломенном диванчике вплоть до света, а со светом взбивал и разметывал свою постель для того, чтоб общая наша служанка, прибиравшая комнаты, не могла иметь подозрения о капризе своего жильца».
«Где просто – там ангелов со сто», – говаривал преподобный оптинский старец Амвросий. Вот и Гоголь простой был веры, ангельской. Княжна Варвара Николаевна Репнина-Волконская вспоминала: «У матери моей была домовая церковь. Гоголь приходил к обедне, становился в угол за печкой и молился «как мужичок», по выражению одного молодого слуги, то есть клал поклоны и стоял благоговейно».
«Как сладко умирать!»
В январе 1852 года Гоголь тяжело пережил смерть супруги Алексея Степановича Хомякова – тридцатипятилетней Екатерины Михайловны. Ушел из этой жизни еще один дорогой ему человек. И вместе с этим Гоголь начинает чувствовать, что приблизилось и его время. "Все для меня кончилось," – сказал он Хомякову. Он почти ежедневно молится в церкви, думает о смерти: "Страшна минута смерти". В те дни, по воспоминаниям Веры Сергеевны Аксаковой, "мысли его были все обращены к тому миру".
4-го февраля Гоголь говорит Шевыреву, что некогда ему теперь заниматься корректурами. Он решается поститься на масленой седмице (Великий Пост в том году начинался 11 февраля). Духовник Гоголя сказал было ему отложить говение на начало Великого Поста, но увидев, очевидно, приблизившуюся смерть Гоголя, благословил поститься и причаститься за ближайшей Литургией. Гоголь прекратил литературные занятия. С 5 февраля почти ничего не ест, ночи проводит в молитвах, со слезами. 7-го исповедуется и причащается. В ночь с 8-го на 9-е после продолжительной молитвы на коленях перед образом Гоголь уснул и во сне слышал голоса, говорившие ему о скорой смерти. 10 февраля просит графа Толстого передать рукописи свои святителю Филарету (Дроздову), чтобы тот решил, что нужно печатать, а что нет. 11-го и 12-го, в понедельник и вторник первой седмицы Поста в доме графа Толстого (на верхней половине) служили Великое повечерие. Гоголь едва мог подняться по ступеням, но отстаивал всю службу.
Он отказывался от лекарств. Говоря словами афонского старца Герасима (Менагиаса), он не верил в лекарства, он верил в Бога. Даже обращение к нему святителя Филарета: "Сама Церковь повелевает в недугах предаться воле врача," не имело действия. Гоголь приблизился к Богу. 14 февраля сказал Хомякову: "Надобно меня оставить, я знаю, что должен умереть". Гоголь делает распоряжение насчет своего крепостного слуги Семена и рассылает деньги "бедным на свечки". Перед тем просил раздать неимущим средства, вырученные от последнего издания его сочинений. 16 февраля доктор А.Т. Тарасенков, побывав у Гоголя, сказал: "Он смотрел как человек, для которого все задачи разрешены, всякое чувство замолкло, всякие слова напрасны..."
В свои последние дни земной жизни Гоголь не выпускал из рук четок, внутренне непрестанно творя молитву Иисусову.
За несколько дней до смерти слабеющий плотью Гоголь написал: «Аще не будете малы, как дети, не внидите в Царствие Небесное. Помилуй меня грешного, прости, Господи! Свяжи вновь сатану таинственною силою неисповедимого Креста...» Одними из последних его слов, сказанных в полном сознании перед смертью были: «Как сладко умирать!» Зная, что именно страх смерти был основой его всежизненного покаяния, мы можем прикоснуться к великой тайне, сокрытой за этими словами, несущими глубочайший смысл.
За несколько часов до смерти – по свидетельству доктора Тарасенкова – Гоголь «повторял несколько раз: «Давай, давай! Ну что же?» Часу в одиннадцатом он закричал громко: «Лестницу, поскорей давай лестницу». Казалось, ему хотелось встать». Мы знаем, что Гоголь хорошо знал и любил книгу преподобного Иоанна, игумена горы Синайской «Лествица». И особо почитаемый Гоголем подвижник Православия святитель Тихон Задонский в последние минуты своей жизни просил лествицу, возводящую к Богу. И величайший русский гений А.С. Пушкин за несколько минут до смерти впал в полузабытье и схватил за руку стоявшего рядом В.И. Даля;: «Ну, подымай меня, идем... да выше, выше... идем...» Затем он вдруг открыл глаза. Лицо его прояснилось: «Кончена жизнь,» – сказал он тихо.
; В.И. Даль – врач, писатель, этнограф и лексикограф, будущий знаменитый автор "Толкового словаря живого великорусского языка".
Гоголь умер 21 февраля 1852 года около восьми часов утра. Перед отшествием ко Господу он дважды соборовался и приобщался Святых Таин.
Проводы в лучший мир
Отпет раб Божий Николай был в храме святой мученицы Татианы при Московском университете и первоначально похоронен в Московском Свято-Данииловом монастыре.
Читаем о событиях тех дней в «Опыте духовной биографии Гоголя» профессора Воропаева: «Сороковой день по кончине Гоголя пришелся на понедельник Светлой седмицы (Пасха в 1852 году праздновалась 30 марта). У могилы Гоголя на кладбище Свято-Даниловского монастыря собрались его друзья и почитатели – Сергей Тимофеевич Аксаков, Михаил Петрович Погодин, Юрий Федорович Самарин, Алексей Степанович Хомяков, Петр Васильевич Киреевский, Николай Васильевич Берг, Тимофей Николаевич Грановский, Александр Николаевич Островский, Тертий Иванович Филиппов и другие – всего около сорока человек. После заупокойной обедни была отслужена панихида по усопшему рабу Божию Николаю. «Утешением было в нашем горе, – вспоминал Шевырев, – слышать воскресный колокол вместе с заупокойным пением. На могиле его, убранной зеленью и цветами среди снега, мы слышали: «Христос Воскресе!»».
После панихиды предложена была трапеза шестидесяти бедным и монашествующей братии. На поминальном обеде в покоях настоятеля, архимандрита Пармена, Шевырев прочел «Светлое Воскресенье» – последнее напечатанное при жизни произведение Гоголя. Все были тронуты до слез. «Можете себе представить, – рассказывал Погодин, – какую силу получило каждое его слово, само по себе сильное, теперь послышавшееся из могилы, запечатленное великой печатью смерти и безсмертия, священный голос с того света».
Во время поминальной трапезы обдумывали, какой памятник поставить Гоголю. «Две надписи встретили всеобщее сочувствие, – вспоминал Шевырев. – Одна относится к нему как к писателю и взята из пророка Иеремии: «Горьким словом моим посмеюся» (на церковнославянском языке, 20, 8). Другая относится к любимым мыслям последнего десятилетия его жизни. В ней выражается сосредоточие всех его мыслей: «Ей, гряди, Господи Иисусе!» (Ап. 22, 20) Поминки происходили в замечательный день: 30 марта, по преданию Церкви, было распятие Спасителя. С 31 марта на первое апреля совершилось Воскресение. 31 марта мы поминали его»».
Нетленные мощи Гоголя. Поминовение по душе его
Его духовный друг, афонский инок, иеросхимонах Сергий (Веснин) сказал: «Смерть Гоголя – торжество моего духа. Покойный много потерпел и похворал, – надобно и пора ему на отдых в райских обителях. Жаль только, что не побывал у нас. Я очень любил его <...>. Судьбы Божии непостижимы! В последнее время его считали помешанным – за то, что он остепенился и сделался христианином. Вот ведь мирская-то мудрость! Толкуйте с миром!»
Отпет раб Божий Николай был в храме святой мученицы Татианы при Московском университете и первоначально похоронен в Московском Свято-Даниловом монастыре.
Писатель-страдалец, мужественно и твердо несший на протяжении всей земной жизни крест своей душевной гениальности и телесной немощи, удостоился воистину христианской кончины. Позже, уже в годы советской власти, тело его перезахоронили на кладбище Новодевичьего монастыря в Москве. И даже атеисты, совершавшие то перезахоронение, свидетельствовали о великом чуде Божием – о том, что, открыв гроб, видели они нетленные мощи Гоголя, пробывшие в земле к тому времени более восьмидесяти лет.
Княжна Варвара Николаевна Репнина-Волконская писала о сожжении Гоголем второго тома "Мертвых душ": "Я понимаю, что Гоголь сжег свое творение, и не понимаю <...> недоумения многих по поводу того, что Гоголь под конец своей жизни не остался прежним Гоголем, юмористом, а сделался истинным христианином. Все и вся должно исчезнуть; в новом, обновленном мире тленное не будет иметь места, и Гоголь обновленный в Царстве Небесном уже не Гоголь земной, но безсмертная ликующая душа, воспевающая: "Свят, свят, свят!""
В 1853 году родительница Гоголя Мария Ивановна послала в Оптину пустынь к Троицкой родительской субботе письмо и деньги на поминовение. Игумен Моисей написал ей: "Почтеннейшее Ваше письмо от 19-го сего мая и при оном пятьдесят рублей серебром от усердия Вашего имел честь получить, согласно христианскому желанию Вашему на приношение в обители нашей при Божественной Литургии выниманием частей о упокоении незабвенного и достойного памяти сына Вашего Николая Васильевича. Благочестивые его посещения обители нашей носим в памяти неизгладимо. По получении нами из Москвы печального известия о кончине Николая Васильевича, с февраля прошлого 1852 года исполняется по душе его поминовение в обители нашей на службах Божиих и навсегда продолжаемо будет с общебратственным усердием нашим и молением премилосердного Господа: да упокоит душу раба Своего Николая во Царствии Небесном со святыми..."
Послесловие
Окидывая взглядом путь земной жизни Николая Васильевича Гоголя, доброго христианина, замечательного человека, выдающегося художника слова, подлинного русского патриота, мы понимаем, что – воистину – главное дело земной жизни Гоголя – душа и прочное дело жизни, дело ее спасения.
Новомученик протоиерей Иоанн Восторгов сказал о нем: «Вот писатель, у которого сознание ответственности пред высшею правдою за его литературное слово дошло до такой степени напряженности, так глубоко охватило все его существо, что для многих казалось какою-то душевною болезнью, чем-то необычным, непонятным, ненормальным. Это был писатель и человек, который правду свою и правду жизни и миропонимания проверял только правдой Христовой. Да, отрадно воздать молитвенное поминовение пред Богом и славу пред людьми такому именно писателю в наш век господства растленного слова, — писателю, который выполнил завет Апостола: Слово ваше да бывает всегда во благодати, солию растворено (Кол. 4, 6). И много в его писаниях этой силы, предохраняющей мысль от разложения и гниения, делающей пищу духовную удобоприемлемой и легко усвояемой. <...> Такие творцы по своему значению в истории слова подобны святым Отцам в Православии: они поддерживают благочестные и чистые литературные предания».
Здесь, дорогие читатели, думалось мне поставить точку в этом повествовании, но на глаза попались слова, сказанные преподавателем словесности Псковского кадетского корпуса Хоцяновым в речи о Николае Васильевиче Гоголе по случаю столетия со дня его рождения в 1909 году. Слова Киприана Сергеевича будут, пожалуй, лучшим завершением: «…Дай Бог нам читать и перечитывать творения поэта! Наилучшие отчеты, наилучшие критические статьи о них не скажут и сотой доли того, что они сами скажут внимательному, вдумчивому читателю. Погружаясь в них душою и сердцем, мы проникнемся отвращением от всего ложного, злого, безобразного и воспламенимся любовью, благоговением к святыне истины, добра, красоты».
На том конец, продолжение – в возрождении Руси, венец же – в Царствии Небесного Православия.
Богу нашему слава!
Библиография
1. Библия.
2. Гоголь Н.В. Полн. собр. соч.: в 17-ти тт. Издательство Московской Патриархии. Москва-Киев, 2009.
3. Гоголь Н.В. Полн. собр. соч.: в 14-ти тт. АН СССР, 1937-1952.
4. Сочинения Н.В. Гоголя. Изд. 10-е. М., 1889.
5. Гоголь Н.В. Письма: в 4-х тт. Пб., 1901.
6. Н.В. Гоголь. Собр. соч. в девяти томах. Составление и комментарии В.А. Воропаева и И.А. Виноградова. М., «Русская книга», 1994.
7. ОР ГБЛ. Ф. 14, № 361. – Летопись Скита Оптиной пустыни.
8. ОР ЦНБ АН УССР. Ф.Дис. 2165. – Выписки Н.В. Гоголя из творений свв. Отец и из сочинений духовных писателей как материал для определения его религиозно-нравственных воззрений. Приложение. Точная копия сборника выписок из творений свв. Отцов и Учителей Православной Церкви, составленных Н.В. Гоголем. (1911 г.)
9. ОР ЦНБ УССР. Ф. Гоголиана. 78. – Н.В. Гоголь. Выбранные места из творений свв. Отцов и духовных писателей. 1916.
10. Добротолюбие. В русском переводе. М., 1900.
11. Преподобного отца нашего Иоанна, игумена Синайской горы, Лествица, в русском переводе. Сергиев Посад, 1908.
12. Преподобный Амвросий Оптинский. О почитании святых мощей // Собрание писем блаженной памяти Оптинского старца иеросхомонаха Амвросия к мирским особам. Ч. 1. Второе издание Козельской Введенской Оптиной пустыни. Сергиев Посад, 1908. С. 81-82.
13. Домострой // Чтения Общества истории и древностей Российских. Кн. 2. 1881.
14. Иеромонах Серафим (Роуз). «Путь ко спасению в современном мире».
15. «Русскiй Паломникъ». Издания Валаамского Общества Америки.
16. Ричард (Фома) Бэттс, Вячеслав Марченко. Духовник Царской Семьи. Святитель Феофан Полтавский, Новый Затворник. Братство преподобного Германа Аляскинского, Российское Отделение Валаамского Общества Америки. М., 1996.
17. В.А. Воропаев. Гоголь и монашество // Журнал Московской Патриархии. 1993. № 4-5.; Русское Возрождение. Нью-Йорк—М.—Париж, 1992. № 58-59.
18. В.А. Воропаев. «Духом схимник сокрушенный...» // Прометей. Т.16. М., 1990. С. 262-282.
19. В.А. Воропаев. «Н.В. Гоголь: жизнь и творчество". Изд. Московского университета, 1998.
20. Проф. И.М. Андреев. Религиозное лицо Гоголя. // Русские писатели XIX века. Братство преподобного Германа Аляскинского, Российское Отделение Валаамского Общества Америки. М., 1999.
21. Гиппиус В. Гоголь. 1924.
22. Завитневич В.З. Религиозно-нравственное состояние Гоголя в последние годы его жизни // Памяти Гоголя. Киев, 1902.
23. Проф. прот. Зеньковский В. Н.В. Гоголь. ИМКА-ПРЕСС. Париж, 1958.
24. Зеньковский В. Н.В. Гоголь в его религиозных исканиях // Христианская Мысль. 1916-1917.
25. Проф. Знаменский Г.А. Крупицы познания Исторической России в свете Православной веры. Изд. Нивы, 1979.
26. Иванов А.А. Мысли, приходящие при чтении Библии / Зуммер М. Эсхатология Ал. Иванова // Ученые записки Научно-исследовательной кафедры истории европейской культуры (Харьковский университет). Вып. 3. 1929.
27. Ильин В. День гнева (к юбилею Гоголя) // Вестник русского студенческого христианского движения, № 1. 1952.
28. Ильин В. «Мертвые души» Гоголя и проблема греха // Возрождение. 132. Париж, 1962.
29. Линниченко И.А. Душевная драма Гоголя. Одесса, 1902.
30. Мочульский К. Духовный путь Гоголя. ИМКА-ПРЕСС. Париж, 1934.
31. Петров Н. Новые материалы для изучения религиозно-нравственных воззрений Н.В. Гоголя. Киев, 1902.
32. Протопопов Н. Писатель-христианин (Памяти Н.В. Гоголя) // Вера и разум. № 5. 1908.
33. Розанов Н. Гоголь как верный сын Церкви. М., 1902.
34. Русская мысль. № 5, 1896.
35. Стеллецкий Н. Религиозно-нравственное миросозерцание Гоголя // Труды Киевской Духовной академии. Книга 2. Киев, 1902.
36. Тарасенков А.Т. Последние дни жизни Н.В. Гоголя. М., 1902.
37. Архимандрит Феодор (Бухарев А.М.). Три письма к Н.В. Гоголю, писанные в 1848 году. СПб., 1861.