Черная плесень

4.

4.

    Как по щелчку Анна страх откинула, сама собралась, не хуже волка вздыбилась. Хоть колени подрагивали, предательски.

- Не под-хо-ди, - четко, громко, каждое слово чеканила, медленно шаг назад делая, но спиной к зверю не поворачиваясь. - Ты не на-па-дешь.

    В голове проносились, роились осами, строчки из книги по выживанию - не нападет, не приблизится волк, если говорить с ним, отпугивать. Не кричать, не бояться, спину никак, никогда не показывать. Только смотреть, говорить уверенно - если не бешеный, то уйдет, испугается.

    Этот худой был, потрепанный, но слюна на землю не капала, хвост не висел, а “поленом” торчал, чуть подрагивал - значит, не бешеный.

    Шаг. Еще шаг. Еще два.

    Волк же замер, не скалился, смотрел изучающе, ушами подергивал.

Больше уж псину соседскую, дворовую, большую, пушистую напоминал он повадками - то ли от страха в мысли свои уж Анна поверила, то ли действительно не так страшен зверь, когда знаешь, что делаешь. Но она отступала - волк же на месте.

    Шаг. Еще шаг. Шаг.

    Иголки в ступни босые впиваются, как зацепиться хотят, чтоб с собой их, из леса, вынесли. Больно впиваются, ломают сухие носики о кожу тонкую, белую, но Анне плевать - все на волка пялится.

- У-хо-ди. Я те-бе не враг. У-хо-ди.

    И слова все увереннее с губ срываются, вылетают, с ночным лесным шумом смешиваются, а волк все слушает, слушает, с взглядом умным, осознанным. Все понимает, даром, что псина дикая.

    Натолкнулась, влетела, чуть не впечаталась в ствол сосновый, широкий, шершавый. Пятка больно черкнула, до крови, о кору оцарапываясь. Анна голову вскинула, ветки торчащие тут же высматривая, не высокие, а те, что пониже, поближе к ладоням, на которые можно вскарабкаться.

    Треск - из леса, от места, где волк нерешительно замер. Анна тут же на зверя уставилась и в удивлении чуть не охнула: как из земли за спиной у серого появился мужчина. Мужчина, а может, и парень, пойди разбери в тусклом свете тонкого месяца.

    Высокий, худой, с шевелюрой по плечи цвета золота; лицо - как квадрат, нос - чуть вздернутый. Но страннее одежда, страннее уж некуда: в рубахе длинной, белой, из холста, на выпуск, со швами, что кантами красными подчеркнуты; в портках, что к низу суживаются, а на талии шнурком-гашником сдерживаются; в лаптях грубых, что из лыка сделаны.

    Волк дернулся, боком чуть не отпрыгивая, зубы желтые, сколотые оскаливая, выпячивая. Но парень не отступил, не кинулся прятаться - зубило острое, железное из рукава выхватил.

    В тот же миг на волка кинулся, на бок облезший всем телом наваливаясь, на землю мокрую, влажную спихивая. Зубы у рукава тут же цапнули, клацнули, холстяную ткань задевая, царапая.

    Но парень уверенно, быстро зубилом с размаху в открытую шею ударил, до конца железяку всаживая. Полу-писк, полу-вой слух царапнул, а на шерсти бордовые пятна выступили.

    Лапа волчья, с когтями, по ноге парня ударила, но тот словно боли не чувствуя, закрутил кистью, зубило буквально вкручивая, и зверя, от боли воющего, от себя отталкивая.

    Капли крови на одежду белую брызнули.

    Волка вбок, на метр откинуло, вместе с железкой из шеи торчащей, в свете месяца мрачно поблескивающей. Захрипел тот, язык из пасти высунув, но устоял - не упал и не рухнул. Зарычал только, кровью захлебываясь, и на врага стремглав кинулся.

    Прыжок - и на земле уже парень, спиной ударяется. Но руками, за бока, тушу серую держит, не дает морде к лицу приблизиться.

  Резко ногой в живот ударяет, лаптем ребра волку выламывая.

Жуткий вой по ночному лесу пронесся, а парень зубило уже вновь выхватил и всадил прямо в голову, между глаз двух, яростью налитых.

Анна в ствол дерева вжалась, в кору всем телом впечатываясь, будто срастаясь. В мечтах и срасталась, чтоб не попасться на глаза странному парню, кровью измазаному.

С взглядом глаз карих на мгновение встретилась - тут же от страха на корточки села, спину корой оцарапывая.

    Волк замолчал, а за ним - и весь лес, будто в трауре. Только часы на руке тихо тикали.

Тик-так. Тик-так. Тик-так.

Анна глаза пугливо зажмурила. Зажмурила и почувствовала сквозь веки, плотно сжатые, лучи солнца теплые, обжигающие. Распахнула глаза, а вокруг - крыжовника заросли, дом бабки Веры, со всех сторон окружающие.

Солнце зенит перевалило, перекатилось и мячиком вниз упало, о крыши домов стукнулось. Как наяву стукнулось, в голове тупой болью отзываясь, на части черепную коробку раскалывая, искореживая.

Анна с травы поднялась, ладонью подрагивающей стаканчик цепляя, что валялся скомканный, у крыльца, перевернутый - заросли уж впитали, до последней капли выпили вино красное, терпкое, ничего не оставили. Телефон на земле, рядом, под боком, черным экраном поблескивал - выключился.

Решительно, быстро, фурией - как тогда, как на крики из дома соседнего выбежала, Анна вскочила, кувшин вина выхватила и за ворота ржавые кинулась. Что босая - уже и не думала. Огляделась и тут же во дворике - через дом, еще два, по левой стороне улочки, Тараса увидела.