И в аду есть ад

Глава 16. Свобода

Послышался стук в дверь и Фрэнк отложил книгу, которую пытался заставить себя прочитать. Библиотека, которой он пользовался, предоставляла такой убогий набор книг, что сборник задач по квантовой физике на их фоне выглядел гениальным художественным произведением.  В комнате прошёл худощавый узкоглазый человек — секретарь Вонга.

— Мистер Грин, хозяин ваш ждёт, — он любезно поклонился.

Люди, которые работали на Вонга, испытывали к нему смесь рабского благоговения и страха. Каким образом маленький китаец смог внушить такие чувства, Фрэнк не мог понять. Он поднялся с дивана и направился в кабинет Вонга. После того, как Фрэнк надел электронный замок в виде браслета, Вонг стал относиться к своему подопечному с большим доверием.

— Питер, садитесь, — проронил благодушно Вонг. — Как вам нравится ваши прогулки? — поинтересовался он.

— Неплохо, — ответил Фрэнк уклончиво.

Ошейник и браслет слишком ограничивали зону, в которой Фрэнк мог находиться. Если сказать точнее, стены его тюрьмы расширились ненамного.

— Понимаю ваше недовольство. И готов это немного поправить. Как вы относитесь к театральному искусству?

— Не очень хорошо. Не люблю розовых соплей, мелодрам, истеричных идиотов, которые жертвуют жизнью ради других, — объяснил Фрэнк.

— Отлично. Отлично, — с довольной миной проговорил Вонг. — Сегодня вечером мы вместе посетим спектакль, в котором всё будет наоборот. Надеюсь, вам понравится. Какой костюм вы предпочитаете — смокинг, фрак?

— Обычный костюм-тройка, без излишеств. Лучше тёмного цвета.

Когда часовая стрелка часов подошла к цифре шесть, Фрэнк с Вонгом  вышли из лаборатории. Они миновали длинный арочный коридор из толстого стекла, закреплённого в толстых, металлических рамах и через систему шлюзов попали на вокзал, который скорее напоминал станцию метро с  элегантно оформленным входом, над которым высился барельеф из башен.

Вход на перрон перекрывали стальные ворота, которые открывались лишь тогда, когда приходил поезд. Когда прибыл экспресс, Вонг провёл Фрэнка в вагон, который разделялся на отдельные купе, с установленными там мягкими креслами, обитыми красным бархатом, будто театральные места.

Поезд тронулся, стал набирать ход, проследовал в стеклянный тоннель. Как заворожённый Фрэнк наблюдал башни, уходящие ввысь, в толщу воды, которая становилась светлее ближе к поверхности.  Стены заросли светящимися водорослями розового, зелёного, голубого цвета. Мимо проносились стайки яркоокрашенных рыбок. Наконец, экспресс остановился, и Вонг сделал знак Фрэнку, что они прибыли.

Этот уровень отличался от остальных богемной роскошью. В зале ожидания высокие стеклянные поверхности окон драпировались темно-бордовым бархатом с золотистыми шнурами, на которых опускались и поднимались скульптуры.

Мозаика на стенах представляла собой сцены из театральных постановок, пол покрывала мраморные плитки, соединённые в швах позолоченными стержнями. Широкий коридор с переходами, оформленными в виде арок, вёл в круглый зал с широкой мраморной лестницей.

Они поднялись в другой коридор, ограниченный с одной стороны высокими окнами, стеклянную поверхность  которых поддерживал каркас из фигурных металлических планок. За окнами переливались огнями неоновой рекламы развлекательные сооружения города.

Стеклянная дверь с золотым вензелем с буквой «R» с мягким шелестом поднялась, Фрэнк с Вонгом прошли внутрь. Интерьер театра зрительного зала по меркам всего уровня был достаточно скромным — два яруса балконов, украшенных резным орнаментом и несколько рядов кресел, обшитых бордовым бархатом. Потолок украшала небольшая люстра, похожая на гроздь винограда.

Вонг провёл Фрэнка к их местам в партере. Когда поднялся занавес, Фрэнк увидел на стилизованном утёсе голого мужика в ярко-рыжем парике, с вытянутым лицом, крупным носом и длинным губастым ртом. Это сразу рассмешило, и Фрэнк решил, что это комедия, но поскольку никто не рассмеялся, решил повременить выражать свои чувства.

Стоя наверху в картинной позе, персонаж начал заунывно произносить длинный монолог, который сводился к тому, что он — великий архитектор и быдло таких людей не понимает и не принимает их идеи. «Я никогда не считался с желанием моих клиентов. Мне на них наплевать», —  меланхолично  вещал голый гений. «Я никогда не хотел доставлять людям удовольствие и не хотел никому нравиться. Творец никому не служить. Он живёт только для своего дела и для себя самого. Самое главное, что нужно для того, чтобы творить — независимость от мнения толпы и свобода. Независимость — вот единственный критерий значимости человека и его достоинств. Идеал добродетели — эгоизм». Закончив свой вступительный монолог, герой, сгорбившись, медленно спустился с утёса и нацепил на себя нечто похожее на старый махровый халат и шлёпанцы.

Декорации сменились на жилище великого гения, представляющее собой крошечную комнатку с колченогим табуретом, столом, заваленным бумагами и грязным, замусоленным матрасом, брошенным в углу. «На декорациях явно сильно сэкономили» — подумал Фрэнк с усмешкой. К архитектору, который оказался его тёзкой — Фрэнком Рэнсли, начали приходить клиенты с разными просьбами, они приносили с собой эскизы с изображением домов, представлявшие собой странную мешанину из архитектурных стилей и направлений — от готики до модерна.