Игра В Гляделки или первый виток, Нф-рассказ

Игра В Гляделки или первый виток, Нф-рассказ

Игра В Гляделки или первый виток, Нф-рассказ
© Ирина Диденко: Сквозящие души

Выездное заседание Верховного суда планеты Земля по поводу рассмотрения дела серийного убийцы Валентина Петренко окончилось. Один из участников заседания – доктор юриспруденции Герхард Юм, пребывая в скверном расположении духа, брел в сторону подземного шестиэтажного супермаркета с претенциозным названием ГЛОБУС, расположенного под главной площадью региональной столицы.
Большинство граждан ходили сюда на экскурсию, как в музей, чему чрезмерно способствовала вороватая городская мэрия. Элитными здесь слыли не товары, а цены. Они зашкаливали и уносили пылкое воображение местных нуворишей в заоблачную область потребительской астрономии!
Юм про себя обзывал подобные заведения – наглым пылесосом для чистки карманов. Но ГЛОБУС был из разряда сверхнаглых – он просто ужасал своим навязчивым бандитизмом. Представьте себе кейс стоимостью с прихожую трехкомнатной фешенебельной квартиры. Тут же за углом, в обыкновенном городском ЦУМе он продавался по цене в 15-20 раз ниже – предупредительно, изысканно, ласково.
А здесь крайне цинично и по-хамски зло. Продавщицы – казенные проститётки – уверенно раздевали зевак, отчего казалось, что беспредел ГЛОБУСа в этом мире глобален. Хотелось срочно заказать модерновый аннигилятор и аннигилировать этих надрессированных девушек вместе с мэром, который на Всепланетарном Совете ловко становился на голову, за что и получил название – городской задник!
Доктор Юм бродил здесь исключительно редко, когда у него в мозгу витали новые мысли и возникали странные идеи. На этот раз было о чем задуматься... Каждому из членов планетарного Верховного суда было предложено самостоятельно ответить на поставленный вопрос: почему, несмотря на постоянный рост благосостояния, на Земле продолжает возрастать количество жесточайших немотивированных убийств?
«Я хоть и очередной Юм, но отнюдь не философ, – раздраженно подумал он,– но за многие годы госслужбы на ниве юриспруденции вполне поднаторел в вынесении всяческих приговоров, но скорее, как рядовой законопослушный ревнитель правопорядка, а не как бездушный наказатель…
Впрочем, сам Юм никогда не был силен в анализе социальных корней конкретных преступлений. Да и не мое это дело: социологи, моралисты, социалисты, журналисты, – пожалуйста, меня же – увольте. Есть факт и де-факто, постфакт и де-юре... И все!»
Проплыв лифтом внутри прозрачной колонны, Юм оказался в преддверии музыкальной площадки, маленькой эстрадки, на которой выступал, скажем, небольшой оркестрик настырных аборигенов созвездия Альдебарана, напоминающих гигантских богомолов – необыкновенно выросших у себя во внеземелье, которые казались состоящими из одних только лап. Эстрадная площадка была не из дешевых. Мэр умел брать, а эти альдебаранские лапы умели давать на лапу окрестным Героям. А что? Те – Герои, а эти – Пришельцы... У одних – земные Звезды, другие со звезд! Известно, рука лапу моет...
- Господин, – внезапно прозвучал над ухом юриста требовательный механический голос, – сделайте заказ или освободите место за столиком – мэрия решительным образом требует оплаты каждого посадочного места!
«Пересажать бы их всех!» – в сердцах подумал Юм. Но вслух возражать не стал. Юрист решительно встал и направился прочь. В этом эксклюзивном заведении чашечка кофе стоила месячный проездной на метро, а кружка пива была эквивалентна по стоимости бутылке «Наполеона» урожая тысяча восемьсот затертого года... От этого пивного урожая нектары хлебал, естественно, мэр – герой и мздоимец.
Юрист вышел и направился к антикварной лавке с гордой надписью на муниципальной вывеске: «Весь антиквариат подлинный! Новоделов не держим».
Здесь по баснословным ценам продавали обломки прошлого – легендарного и не очень: первые виниловые пластинки «Битлз» и «Роллинг стоунз», выполненные на рентгеновских снимках самого Гоши Синявского – легендарного киевского вора в законе, гусиное перо, которым писал якобы сам Вальтер Скотт – поди нынче проверь, да лунные вымпелы, доставленные на поверхность естественного спутника в позапрошлом веке… Но, кстати, и сам нынешний городской мэр был жутким раритетом тех же времен...
Внезапно внимание Юма привлек небольшой бронзовый бюст человека желтой расы в обыкновеннейшей кепке. Взвесил на ладони – тяжелый: очевидно литой. Снизу оказалась выгравированная надпись: Павлику от корейских друзей. Ленинград, 1955 г.
Следовательно, это и был сам «великий вождь» Ким Ир Сен – один из государственных лидеров, планомерно превращавших часть Корейского полуострова в концентрационный лагерь, под фанатическое ликование собственного народа. Знакомый феномен – подобных черных родимчиков в мировой истории было, увы, немало...
Юм поманил пальцем продавца – указал на необычную надпись:
– Чтобы купить эту безделушку, необходимы знание русского языка и перипетий истории призабытого двадцатого века. Местным нуворишам подобный раритет малоинтересен, а жаль. За доставку на Марс, в земное святилище в тамошней долине Сидония, мне обещаны буквально золотые горы...
Вам, милейший, этого не понять. Просто они там очень чтут память земной цивилизации.
Продавец угрюмо посмотрел на эстетствующего юриста и злобно зашипел на него. В лакейском голосе и в самом выражении лица было столько ненависти, что пораженный Юм отшатнулся…
«Вот тебе и одна из древнейших столиц планеты! Ей Богу, не продавцы, а сплошные мизантропы. Их бы хоть тестировали, что ли...Где таких набрали – у каждого в душе предпосылки стать тем самым убийцей. Сейчас такому ударить меня мешает только страх потерять свое непыльное рабочее место. Но не приведи, Господь, встретиться с таким в темном углу!..»
Огорченный судья пешком добрался до гостиницы, поднялся на сорок второй этаж и, войдя в номер, принял две таблетки снотворного...
Сон сморил его незаметно.
Проснулся он внезапно, словно от легкого толчка. Впрочем, можно ли это назвать пробуждением? Глаза его оставались закрытыми, но все же Юм видел висевшее в воздухе существо? – нет, скорее видение, напоминавшее огромную каплю или сосульку, заостренную книзу.
Вверху просматривалась вполне человеческая голова со странным бесполым лицом. Худенькие блеклые ручки беспокойно теребили что-то невидимое. Пространство перед существом пульсировало фосфоресцирующим светом. Внешне оно напоминало иллюзорный воздушный водопад.
– Кто вы? – удивленно спросил проснувшийся. Последовал телепатический ответ, проникавший прямо в подкорку:
– В вашем пространстве я не материальный объект, а ментальный – практически проекция. Но я хочу перед тобою открыться. Ты готов меня выслушать?
– Смотря, о чем пойдет у нас разговор,– осторожно ответил юрист.
– Я представляю мир, который вы назвали бы сверхцивилизацией. Мы предлагаем вам необычную помощь. Готовы ли вы навсегда решить проблему адекватного наказания убийц?
Многоопытный Юм неопределенно кивнул. Это была настоящая планетарная боль, не имевшая окончательного решения. Пришелец чуть торжественно заговорил:
– Дело в том, что у себя в мире мы извлекаем из убийц тонкую составляющую, можете называть ее по привычке - душой. А дальше с ней происходит вот что...
В верхнем углу комнаты возникло нечто вроде фиксированной голограммы: скованный наручниками арестант, лежа на металлическом столе, медленно приближался к непонятному агрегату.
Стол подкатывался к неизвестному устройству, напоминавшему формообразующий соленоид человекоподобного профиля. Контур профиля постепенно подстраивался под тело убийцы, пока не раздалось негромкое шипение.
В этот миг от соленоида по направлению к голове осужденного протянулись многочисленные тонкие оранжевые лучики. Постепенно спектр их захвата расширялся – они становились ярче и шире.
– Это так называемые лучи жизни,– прокомментировал «картинку» пришелец.– Психическая сущность убийцы уже перешла в тонкий мир.
«И что же из этого следует?» – задал Юм беззвучный вопрос. Ответ последовал незамедлительно.
– Мы поместим его душу в одно субпространство с душою убитого. И затем между ними состоится ментальный поединок. Существовать останется тот, кто по моральным законам Вселенной имеет на то больше прав. Как видите, все прозрачно.
– А где же вы отыщете души убиенных...
– Ха,– в голосе эфемерной сущности прозвучал сарказм,– души убиенных сами тянутся за убийцей. Они обычно и доставляют его на самый последний суд. Но посмертное судейство в мире живых никого еще не утешило...
Юрист, затаив дыханье, невольно наблюдал за странным видеозрелищем. В закрытом пространстве, напоминавшем то ли операционный бокс, то ли тюремную камеру-одиночку, находились две призрачные фигуры.
Одна из них, словно оживший убийца, другая – хрупкая белокурая девочка со страшной рваной раной на горле. При эксгумации тела, которое на Земле разыскивали несколько месяцев, в протоколе было бесстрастно записано: «проникающее горловое ранение несовместимое с жизнью».
Ментальные проекции убийцы и жертвы внезапно впились друг в дружку немигающими взглядами, как в детской игре в «гляделки». В первой трети двадцатого века эта провинциальная игра была более чем популярна и вызывала обмороки у чувственных гимназисток и дамочек из высшего общества. Иногда для того, чтобы им реально помочь, требовалась самая настоящая нюхательная соль, о которой в последующем просто забыли.
Постепенно под взглядом жертвы призрак убийцы начал таять и съеживаться. В его округленно оцепеневших глазах мелькнул панический ужас. Безвольный взгляд остановился и тут же потух. Еще миг и в камере осталась только девочка, словно озолоченная ровным и тихим сиянием. Возмездие состоялось...
Затем призрак девочки легко прошил, казалось бы, плотно непроницаемые стены и поступил в местное «чистилище», где и обрел окончательную кашевидность.
Юм поразился, и тут же услышал голос, проникающий в подсознание:
– Вот так у нас решаются вопросы о справедливом возмездии: чинно и благородно, без ваших дурацких Сводов Законов и путаных подзаконных установлений! Каково?!
Юрист задумался. Что-то в увиденном накануне было ему не до конца ясно. Требовались уточнения, хотя чисто визуально схема возмездия казалась действующей. И тогда Юм задал наводящий вопрос:
– А собственно вы, сударь, кем были в жизни земной – жертвою или палачом?
– Простите, но мы не так формулируем возможный ответ. Дело в том, что сам я – симбионт возмездия равный себе подобным. Иных среди нас просто нет!
– И что же вы ощущаете? – тут же поинтересовался юрист.
– Если честно, то тончайший снобизм непрощения. Вам, наверное, этого не понять. Но попытаюсь уточнить: как сущность убийцы – я ощущаю бесконечное чувство страха, а как сущность жертвы – удовлетворение осуществленной мести...
– Так что же вас тревожит тогда? – попытался уточнить для себя Юм.– Ведь если вы вполне самодостаточны, зачем же вам печься о нас?
– Собственно меня волнует мой нездешний ранг в вашей традиционной иерархии правосудия. Мне в ней, по вашим земным понятиям, просто нет места, а ведь я воплощение наивысшей справедливости...
– Положим, тогда ответьте на мой последний вопрос,– не унимался юрист.– Как бы вы у себя там отнеслись к проблеме серийного убийцы, такого, например, как наш нынешний подсудимый Валентин Петренко?
– Я бы выступил в роли его адвоката, поскольку в одной из моих составляющих заложен такой же убийца... Хотите, дам ему слово?
– А это возможно? – поразился Юм.
– Все тут зависит от интеллигентности жертв. Вот, пожалуйста, они меня пропускают...– В воздухе образовались грязно-серые волны...— Ха-ха-ха, они думают, что я у них подавлен и рецессивен. Да я просто непрерывно наслаждаюсь кровавыми делами физических рук своих. И не беда, что их у меня более нет, зато всегда со мной эти слабаки, которые не сумели за себя постоять... Они – памятник моему земному всесилию. Разве вам не известно, что зло всегда тестирует земное добро? Я просто выбраковал этих пушистиков, и сделал жизнь на вашей земле прочней!
– Достаточно, подсудимый,– потребовал по привычке юрист.– Кассационная жалоба земного зла отклоняется. Так и передайте своим подельникам.
Серый туман сгустился до черного облака, послышался сильный треск электрического разряда, за окном ударила молния и отбросила на землю тень поверженного демона-искусителя.
И Юм вспомнил иной случай со своей прошлой судейской практики…
Однажды к нему обратился писатель. И вот что он Юму поведал…
- На моём писательском столе лежит совершенный небольшое досье-«одиссея» о последних сновидениях, которые стали преследовать меня и мою жену в первые дни Нового года. Обычно я не прохожу мимо подобных сакральных знаков, а пытаюсь пройти за них туда, где только и начинается миф, то есть туда, где однажды и произошло с нами нечто, но в другой системе координат: возможно где-нибудь в ином мире и уж точно в иное время. Таких мифов за последнее время было, как минимум, три. Так что начну с самого последнего…
Я толком и сам не знаю, с какой стороны был к этому мифу причастен, но ко мне, видно уже во сне, внезапно позвонила средних лет, невысокая, светловолосая женщина-простолюдинка в светлом в русском сарафане и простоватой крестьянской обуви на босу ногу. Я увидел её через видеодомофон, тщательно рассмотрел, после чего и позволил ей войти в дом. Внешние угрозы она не несла и была одета достаточно опрятного вида, соразмерно сезону, но скорее как жительница городского дачного пригорода.
Я сразу же спросил у нее, с какой дачи она так спешно приехала, что не нашла времени на преоблачение в более светское платье. Да, я действительно с дачи, сказала женщина, - здесь недалеко есть дача, которую арендует государственное космическое ведомство, и на ней живут космонавты…
Да, те самые люди, которые уходят в неведомый дальний космос, или те из них, кто для тренировки регулярно бывает и возвращается из ближнего космоса не далее, чем Mарса, куда они перебрасывают все новое и новое технологическое оборудование для терраформации тамошнего неуютного мира да еще эрзац-питание и обмундирование для марсианских поселенцев с Земли.
- А что вам Марс, - не беспокойно спите по ночам? – полюбопытствовал я, как штатный космопсихолог потенциально переместного контингента, и даже поинтересовался, не является ли для нее Марс эдаким наваждением?
- Так да или нет?
- Да у меня никогда не было, и нет никаких проблем с Марсом, - возразила мне женщина и представилась,- Агрипина. У меня – нет проблем ни с одной из планет вне земли, а вот у космонавтов, а мне всё время приходится с ними пересекаться, и, так уж получилось, с одним из них уж точно достаточно близко…
- Нет, вы только не думайте обо мне плохо – шапочно я знакома со многими, я в поселке их работаю кастеляншей, но конкретно близко я знакома только с одним… С этим космонавтом у меня длительная неформальная семейная связь. Мой Стасик афишировать он её не желает, вот и маемся - то тут, у нас на планете, то там, в космических экспедициях, когда он без моих новостей о нашей маленькой семейной планиде просто не засыпает…
Так что, когда он прилетает со своих тренировочных командировок, он тут же приезжает на дачу и возвращается к нам…
- Кому это – вам?
- Ко мне и нашим общим с ним деткам - моей дочурке Мариночке и моему сыну Дофи…Маринке уже девять лет, а сынишке Дорофею идёт седьмой, и я ни от кого и никогда не скрываю, что эти дети не только мои, но и конкретного отца-космонавта, а ни какой-нибудь неземной космической Евы... Мы со Стасом - земные и грешные, держим и детей в этом знании, чтобы никто заново не открыл этой жутко сакральной тайны Полишинеля… Ведь наши дети - копии Стаса, ну, и конечно, меня…
- Так что же, Агрипина, вас беспокоит? – руки молодой женщины внезапно обрели странную неторопливую веретённость, и она как заправская магическая ткачиха, начала ткать речь.
- Вы же наш штатный космопсихолог?
- Да.
- Тогда можно я буду называть вас док? А то у нас здесь не принято выдавать публично наружу ни имен, ни званий, ни профессиональных отличий…
- А собственно я и есть док, так что изволите.
- Ну, так вот, док… Все эти годы мы с моим Стасом даже были по-своему счастливы. Хоть он чаще, в смысле поговорить, полные ни хухры-мухры, а очень яркая сочная, но совершенно безмолвная земляничная поляна…
- Продолжайте, я вас понимаю.… Но и вы поймите, космос он любит безмолвие. Правда сам при этом поет…
- Кто, Стас?
- Нет, док, космос…
- Да я знаю, что великий безмолвный на самом деле поет, - Стас мне рассказывал об этом, но не напрямую сам, а на перекрестном сновидении... Денег за него Стасик отдал уйму, но стал мне и дороже, и ближе… Он даже по ночам не ворчал:
- ЦУП, как слышно, прием… Но была в нём какая-то скрытая неприродная боль… Но вот в чём она, - я долго не знала. А, вот совсем недавно в нём что-то открылось, и он всё чаще заговорил, нет почти затараторил о Дальнем космосе…
- Но ведь всех экспедиционщиков рано или поздно привлекают в программу освоения Дальнего космоса… Такой у них особый жизненный трек.
- И это я знаю, Док. Но там еще случаются андрогенные бабы… Стас все время с иронией говорит, что по-женски они ничуть не умнее меня, но всё же, я всё время чувствую, что они в его жизни там водятся. Но он только отшучивается… Мол, вот улечу с такой-то вот кралечкой, и следа на Земле обо мне не останется… А я обычно отвечаю: стыда…
- Да я давно это знала, что он в итоге улетный, но, как могла, принимала для себя это в расчет: мол, и детки подрастут, и я стану старше, и боль свою сердечную со временем как-нибудь зажму в кулаке… Но когда он мне и объявил, что, наконец, завершил весь свой подготовительный цикл, то оказалось, что я не готова так запросто отдавать его ни одному космотреку, ни иному Бог весть какому греку, проплывавшему в какую-то нездешнюю звездную Мекку то ли на Млечном пути, то ли где-то и вовсе на Титау-Кита…
Заметьте, что это не совсем то, что я ожидала – земная, не совсем фигурная, не особо сообразительная женщина – баба! Я могла себе представить всё что угодно, но только не то, что даже со мною и рожденными от него земными детьми, будут поступать так же, как обычно поступают с вещами с казенными инвентарными номерками!
- А разве вы сами не догадывались, что вольно или невольно вы стали частью программы освоения Дальнего космоса. А это огромные деньги и немалые перспективы… Стас должен был вам об этом сказать…
- То есть я стала частью полного космического «он инклюзива» с самого начала всего десятилетнего цикла первичных тренировок, состоявших из восьми полетов на Луну, пяти полётов на Марс, двух его земных деток да ещё этого третьего, что я под сердцем ношу?
- Ну, как бы и так… Но что это для вас меняет?
- Что это для меня меняет? – вдруг почти громогласно разразилась не на шутку растревоженная Агрипина. - Да то, что наше земное время так внезапно подошло вдруг к концу. Вы понимаете это, Штирлиц вы эдакий? Кстати, так он мне и сказал, мол, что на этом, возможно, вскоре прервутся все прошлые годы нашего совместного семейного счастья: незатейливого, простоватого, бренного… Он мне так и сказал, если только я не выберу наш совместный отлет … - и Агрипина неожиданно всхлипнула узкими почти устричными ноздрями, и зарыдала протяжно, надрывно и горько.
- А он вам не рассказывал, что впервые возникла программа, при которой оказалось возможным комплектовать команду, уходящие в Дальний космос на несколько поколений, детьми! Если только это дети космонавтов. И это вашему Стасу предложили забрать с собою детей… А он предложил к ним и вам разделить, так сказать, общую программную участь…
- Ну,и,естественно,меня… А у меня какая профессия? Прачка, горшочница, так-сяк стряпуха, но далеко не маруха: таких не берут в варьете. Вы это понимаете? Но при всём этом, прежде всего, я мать! Вы понимаете это, чурбан вы бездушный! А там, в команде я уже ни к чему, потому что все механистические и даже дидактические и нравственные эвристики по воспитанию моих кровных детей уже измерены, запротоколированы и апробированы, и всё это делает у них всяческие кибер-девушки, и об этом я знаю не понаслышке. Он даже представлял меня одной такой Aндролине с моим лицом, и с вполне моими ногами не от ушей… Вот только одного я в ней не нашла: где в ней все мои душевные тромбы и бесконечные бессонные ночи…
- Да, ногами, внешне она более представительна, и в походке более упруга, чем я, и более свежа, что ли… Если только можно представить что какая-то работесса, может быть, свежее меня, женщины-огородницы, которая всё время проводит на природе… Нет, лично к ней – кукле бездушной претензий я не имею…
- Да ладно…
- А что? Хоть имя у неё почти человеческое – Аделина, и ведёт себя она порой по-человечески, чего я не могу сказать о собственно моём гражданском красавце…
- Это почему же?
- Ну, во-первых, он без моего согласия подписал все эти чертовы документы, по которым наши общие дети неожиданно стали дееспособны и готовыми отправиться в предстоящей полет, просто как в сказке…

А наш папа, а наш папа
отправляется в полет,
только мама в этой сказке,
ну, нисколько не пилот!

А наши дети так и остаются детьми! Но оказывается, что отдельно такой же договор со своей стороны он подписал и обо мне… Как об инвентарной вещице! Для меня же мой Стас - человек близкий,и в моей жизни единственный, но я, скорее, дала свое согласия и подмахнула этот договор из-за детей: я не хотела, не хочу и не буду хотеть,чтобы где-нибудь в дальних мирах они были оставлены на попечении пусть даже трижды доброжелательных, но бездушных воспителл. Да с той, с которой я познакомилась ещё на земле и которую решительно забраковала, имела даже имя земное Илона, и не вызывала у меня раздражение, и только этим меня раздражала! Она была как бы улучшенная копия меня самой, чуть более высокая, чуть более статная, чуть более бедристая, чуть более секси… Оно и понятно… Простите,но детей Стасику рожала я, и мне всегда казалось, что для рождения полноценных детей моих материнских забот и умений хватало,и круче меня в мое земном материнстве никто быть не мог.
А ведь все эти Андролины, Аделины, Илоны – только бионические куклы, напичканные эвристиками и алгоритмами от кибернетической а-баба-га-ла-мага… Других у вас, как видно, просто не берут в космонавтки…Но я не они…
Для наших поселковых я во все времена была бесприданницей, чуть хроменькой, чуть пучеглазой… Но видно материнство сглаживает порой огрехи,и все мы земные имеем детей, которых заслуживаем, которых способны не только обучить и воспитать по последним методикам, но и выпестовать…Потому что земные дети постоянно требуют к себе какое-то постоянное, а не эпизодическое участие, и не важно, дети ли они космонавтов, или просто земных людей разнообразных не звездных профессий – все они с малолетства поют про себя только те песни – о счастье, родине и галактике, которые по ночам пели им матери… А какие песни будут им петь все эти Илоны и Аделины?
Да, и в каких, даже самых элитных программах обучения вы отыщите, что там, в дальней Галактике запросто сказать дураку или очень негромко, но решительно твердо отчаявшемуся, и вы не поймете, когда даже не по любви, а из одного чувства сострадания впервые отважится отдаться юному космопилоту девчонка, которая затем годы будет дорожить памятью о такой девичьей палёнке.… Бывает же так, что и дочери, и сыновья должны быть высшего элитного вышкола, но так и оставаться людьми, так чтобы было куда идти – только к звездам, но и к людям, не всегда более благовоспитанным и подкачанным интеллектуально.
Когда ты жена космонавта-дальнебойщика, то и следят за тобою сверхмеры, а за твоими детьми следят, как будто это не земные дети, а какие-то особые кибернетические изделия очень тонкой природы, но вы меня понимаете, Док? Они делают из них уже не человеческих детей, а как бы киборгов с нечеловеческими подгрузками: у тебя на глазах от самого их рождения в них маленькие хрупкие тельца регулярно имплантируют всяческие разнообразные программы – генетические, научные, обучающие, питающие, навсегда отторгающие от простой человеческой жизни.… О, эти программы: ты иногда смотришь на них – на своих собственных кровинушек-крохотулек, и видишь, как они удаляются в какую-то свою собственную нирвану. Вот уже не первый год кроме прочего живёт у нас одна внешне безгласная восптителла. Мне иногда кажется, что она повторяет даже запахи моих потовых желез! Это ужасно, док! Мне не нужна в доме вторая я! Это же форменная шизофрения!.. Вы же забираете у меня не только моих детей, но и мою собственную самость!
- Зато там, в дальнем космосе мы дадим им новые знания и звания… Они встанут на крыло и упорхнут так далеко, что вам и не снилось, ради Бога, только не начинайте истерики, Агрипина…
Доктор сострадательно посмотрел вечной огороднице Агрипине в глаза… Она вдруг что-то про себя выдохнула, и, вновь набрав в легкие воздух, заговорила:
- Эта Аделина имеет на моих детей просто огромное внутреннее влияние, она умеет влиять, начиная, казалось бы, с мелочей - это и то, как она смотрит на них, и то, как она запросто говорит с ними… Но главное, что она им говорит, моим собственным детям! Она всё время что-то впаривает им и втирает, а я даже не лишена права вмешиваться, но я фигею, немею, тупею от одного только желания хоть как-нибудь и хоть в чём-нибудь с нею посостязаться… Это, как кавказский меловый круг Бертольда Брехта. Я не могу тянуть их из этого круга. У меня страшная боязнь внезапно их разорвать, но не физически, а ментально. Вы меня понимаете, Док?!
Но, что я могу возражать там, где всё до такой степени правильно, что только хочется идти в церковь и Богу молиться по своей собственной не давности… Хотя, знаете, у земных цветов разные свойства существуют полевые, а существуют утонченные, в нашем человеческом понимании, элитные цветы и вычурные экзоты. Я - не элитный цветок, скажем прямо, не Эдельвейс. Я, скорее, полевой Василёк, и чуть даже лесной Ландыш, но такую он меня полюбил, и к такой мне он всё время возвращается со своих прогулок на Марс.
И я вам честно скажу, мне нечего скрывать: я такая, как есть… И без меня он бы погиб на этой Земле, где каждый за что-то держится. На земле он держится за меня. Я его - и страсть, и Вдохновение, я его - и кухарка, и мать, я же и мать его детей, и это наполняет его земное существование смыслом.
Помню, задержалась как-то по работе - должен был приехать какой-то очень важный начальник из вашего космического ведомства. Вы это учитывайте, в космопсихолог… А он – полный космический генерал и тот ещё выдумщик…
Вот мы и играли там, у генерала в его поездной дворец… А такому подавай хоромины не меньше, чем царю-батюшке… Вот и продержались всей нашей бабьей командой… А он к тому же ещё захотел, чтобы после работы все мы выглядели как едва ли не бионические Няши… Затем и в баньку завёл нас скопом Идолище помятое… А сразу после бани выдали нам парадную униформу, и, знаете, сделали всех нас день такими себе фирменные cleaning Girls… Такими и посадили за стол генерала, чтобы тот сказал какую-то должно надлежащую речь, как-никак генеральный инспектор… А мы за столом - кто хрюкнул, кто даже как-то икнул, ведь всё равно это чудище полу-киборг, по сути, поели, что дали, выпили по бокалу эрзац-шампанского и разбрелись по домам, куда нас никто уже не развозил…
Но видно алкоголь развёл нас тогда по домам. Вот и прибыла домой уже за полночь.. Мой Стасик в крик:
- Как тебе брать в дальний космос, когда у себя дома, чуть за околицей тебя уже не сыскать…
- А дети с кем были?
- Как с кем. С Андролиной - хоть с Аделиной, а хоть с Илоной… У неё, или у них – ведь эти куклы все на одно лицо, есть функция:
- Я типа поняла тебя, хозяйка, и иду в автономное плаванье по фарватеру последних ЦУ. Да, тогда это была Илона… Я ей говорю, и она слушает… И даже щёки раздувает, и в глаза смотрит подобострастно, как в 19 веке… А вот Аделина, та чаще сомневается… Но, в итоге, туда же. Одним словом, после этого обе обычно неукоснительны в своих дальнейших поступках, которые даже я сама не способна на определенном участке времени отменить… Странные они – эти воспителлы. Эти душечки Кибер-девушки… Хотя, я честно скажу, мои карапузы от неё или них - без ума…
Берут они моих деток ролевыми играми: чего те себе представляют, под то же они тут же подстраиваются, а я нет могу уже и оглянуться, даже если что и не по мне… ни по уму, ни по-моему человеческому разумению…Все эти Аделины -Илона принимает всё за чистую монету, но сами они насквозь фальшивы.Только одна как бы Орел, а вторая как бы Орешка, но обе, даже когда я иисякну, изыду в рай, они будут следовать последним моим указаниям, ужесточая их решительным алгоритмом собственных кибер-постулатов, лишенных любви и сострадания…
Это как бы ставить всё туже монету но на ребро, чтобы ни влево, ни вправо… И они эти киберпластилиновые куклы это знают, и мои дети это знают – они: одни -по-человечески, а вторые - кибер-неприкасаемо чувствуют эту неоспоримую власть… Одни, по предписанию введенных в них алгоритмов, применяют силу, а мои дети - понимают силу и подчинюются ей.
- Как же вы будете сосуществовать с этом програмно воспитанном и кибер-обустроенном мире в достаточно тесном корабельном пространстве?
- Это правильный вопрос, Док… Однажды я её, или всех их – сколько бы там их ни было, просто отключу, вырублю, обесточу… У меня она или сколько же их там? Они вызывают очень нехорошее чувство, и наших земных детей, не только моих, я бы не хотела им поручать…Этим моральным уродкам, этим чертовым кибер-силиконовым куклам!
Но если возникнет вдруг ситуация, что полететь должна будет только одна из нас - или она или я, сама я ещё не знаю, кто и что во мне победит… Если это будет она, то мне придётся наложить на себя руки… Но это плохо скажется на карме детей: накормить она их накормит и фактически, и информационно, напичкают аж до полного переедания, а вот для развитие души, уж лучше бы это навсегда были куклы. Да, куклы, очень похожие на людей, но внутри истуканы, такие же, как и их кибер-мамаши.
- А что, это идея, - согласился вдруг Док. – Но а как же сам Стас, которого точно вскоре отправят в полет. И этот полет будет на расторжение и только в один конец…
- А что, я как смогу, передам им инструкцию от своего космонавта. Правда, кнопок в нем нет, но за десять лет даже в ближнем космосе он словно одеревенел… Я как-то так и сказала Илоне, мол, у меня нет права собственности на своего космонавта, просто сжились, - и женщина горько всхлипнула, - просто за эти годы вся я изпереживалась, а он мне только и сказал:
- Попробуй смотреть на вещи ширше, а на работу мягче…
Тогда я ему ответила:
- А ты детей просто не доставай - они как бы не только твои…
- Но в государственной программе предписано….
- А я ложила на эту программу…
- Тебе меня не перебить, ведь за тобой же будут следить до самого запуска… Можешь, - потеряйся, но тебя разыщут, пойдешь на суицид – его мгновенно прервут, а вот назначенный полёт не прервать… Он очень дорогой, и задевает чувство планетарного престижа…Тут же получишь корректирующие поведение инъекции, а если ещё раз дойдешь до подобной мысли, следующие инъекции могут оказаться в твоей земной жизни последними. Тебя просто до времени усыпят, и проснешься ты уже в дальнем космосе, а та могут быть и потери. Не смей даже думать что-нибудь изменить…
- Воистину, ваш добрый знакомый космонавт Стас ей Богу заслуживает кибер-силиконовых потомков…- внезапно прервал женскую исповедь от души расстроенный космо-психолог. И едва не прокричал:
- Всё, мне больше незачем вас пытать… Удачи вам, сильная женщина! Удачи вам, Агрипина!