Il pleut

Il pleut

…Счастлив в наш век, кому победа
Далась не кровью, а умом?…
Ф.И. Тютчев

      В комнате царил утренний полумрак. Что-то надоедливо стучало по ставням, шуршало по дереву и мешало отдыхать. Тихий шум пульсирующей болью отдавался в висках. Александр Михайлович Горчаков наморщился. Ему казалось, что он даже может видеть эту боль в виде большого красного шара, мельтешащего перед глазами. Он перевернулся на спину, попытавшись заткнуть уши, но и так до него доносился мерный стук, от которого звенело в голове. «Ах да, это же мое сердце... Оно тоже стучит... — догадался Горчаков. — Лучше бы его не было вовсе!».

      Лежать долго, заткнув уши, было невозможно. Пальцы устали. Отняв их, Александр Михайлович вновь услышал мелкую дробь, похожую на ритм, отбиваемый сотнями маленьких оловянных барабанщиков.

— Qu'est-ce que c'est? Quel son irritant*... — пробормотал он, поджимая губы.

— Il pleut, papa,** — ответили ему из другой комнаты.

— Qui pleure?*** — не расслышал Горчаков и приподнялся. 

— Дождь, дождь идет, papa.

— Ах, дождь... — Горчаков медленно лег и укутался в теплый плед.

      Ему было уже пятьдесят восемь лет. Он устал и хотел покоя. Честолюбие было удовлетворено, граф Нессельроде вышел в отставку... Тютчев проводил его злостной эпиграммой. Но Европа схватила Россию за глотку и душила, и Александру Михайловичу казалось, что его она тоже душит. Душит верно, медленно, высасывая жизненные силы. Именно ему вручили портфель Карла Васильевича.

      «Вот вам и карты в руки, — Горчаков поморщился и потер лоб. — Какие карты… какие планы... какие трактаты... Оставьте же меня в покое, я разбит смертью любимой женщины... О, я ведь был другом декабристов!.. Быть может... Хотя, на Сенатской площади я не торчал... Верните мне мой яд из кармана!.. Трахнуло б меня апоплексическим ударом!.. Я не могу, не хочу заниматься этими странными, а вовсе не иностранными делами!..». 

      Настроение у новоиспеченного канцлера Российской Империи было под стать погоде. Даже назначение на высокую должность не радовало его. Как некстати ему вспомнилась такая родная, такая обожаемая и теперь такая далекая Мария, его Маруся… «Где же ты, бедный ангел? Как бы ты порадовалась за меня, — Горчаков попытался мысленно восстановить лицо жены перед глазами. — А я уже и не помню твоего голоса... Говорят, голос забывают первым...».

      Мария уже была вдовой, когда Горчаков, будучи послом, повстречался с ней. Ради нее он отказался, ни на секунду не поколебавшись, от заманчивой и лестной службы. Неуступчивость, изящная вежливость, отменные знания приличий, русская душа — все покоряло в нем. Красота, добрый нрав и лучистые глаза — все располагало к ней. Свадьбе не помешали ни возражения кабинетов Австрии и России, ни угроза удалить посла из Вены, ни вопли Татищева, его начальства. Горчаков подал в отставку и сразу же женился.

      Так он приобрел падчерицу и четырех пасынков. Позже родились дети Михаил и Константин. Дом озарился детским смехом и теплым светом любви. Жена помогла ему вернуться на службу, и все было прекрасно. Эта маленькая победа была достигнута без кровопролития… Или, по крайней мере, без лишних страданий. Сейчас на его плечи свалился тяжкий груз: точно так же, без единой капли крови, не потратив ни рубля, следовало покончить с Парижским Трактатом. Пока жена была рядом, все казалось нипочем. Но ее нет… Как недолго длилось счастье!.. Пятнадцать лет... Всего лишь пятнадцать лет!

      Горчаков встряхнул головой, прогоняя воспоминания и боль. Полежав немного, он поднялся, хрустнув суставами, прошелся по комнате и замер над тазом с водой. «Уже остыла...». Александр Михайлович сначала умылся, ощущая, что от прохлады становится легче и красный шар потихоньку растворяется, а затем зачерпнул воды и, клокоча гортанью, как старый орел, прополоскал горло. 

      Дождь усилился, его дробь стала частой и напомнила Александру Михайловичу, как в годы Лицея гувернер Трико, докучавший всем придирками и замечаниями, почти так же стучал по столу костлявыми пальцами, отчитывая в очередной раз Пушкина и Кюхельбекера. 

— Il pleut, — повторил он грустно. — Et moi, je pleure****...

Примечания:

* — (франц.) Что это? Какой раздражающий звук...
** — (франц.) Идет дождь, папа.
*** — (франц.) Кто плачет?..
**** — (франц.) Идет дождь... А я... я плачу.