Из Катулла.

Из Катулла.

Безделье — худшее из наказаний.

Отмыв до блеска лысины шкафов и перебрав короткие запасы

из длинных макарон,

тихонько подвываю.

Смотреть и слушать — тошно.

Почитать!

Да, побеседовать с неглупым человеком!

Но с кем же?

Кто нам дружбы руку подает?

Кто прост и вечен?

Кто разгонит скуку?

У Пушкина всё в детстве одолел,

Шекспир оглох в оглохших переводах,

А современные так сложны и умны,

так непонятны все в бесполом и беззубом бормотании,

что их читать, скучней, чем химии учебник!

(Признаюсь, я его и не читал. Какая химия! В то время бредил Лидой.

Особенно тревожила коса. А вы, для звучности, добавьте: «и глаза».

Скажу вам по секрету, у меня

в кармане рифм припрятано навалом, но мне их жаль — целованных с обманом,

защупанных блудливо, без любви, а по желанию ничтожному.

Отмою

дождями слез и реками любви, тогда и выпущу.)

Нырнем-ка в старину, посмотрим: кто там?

Вот:

Китай меланхоличен и слезлив,

У персов и арабов

повсюду рок и приговор судьбы,

а это кто?

Гуляка, острослов, любовник, пьяница, художник и романтик -

Катулл.

Наш друг из Рима.

Что ж, послушаем.

…

«Ломая голову, где разыскать Сабину, иду по улице пустой, вдруг, вижу — кабачок.

Без окон, только дверь из дуба и пять ступеней вниз, в прохладный погребок.

«Быть может, там моя беспечная подружка?»

И захожу.

В приятной полутьме сидит компания гуляк — девицы, парни -

галдят, хохочут, скалят зубы, пиво пьют,

и все в тату и в выделанной коже.

В углу пьянчуга старый,

с рожею, как зад у гамадрила, кроваво-красной и свирепой,

точь в точь торговец хлебом, тот, что доброе зерно сплавляет по морям, за золото,

а гражданам - мякину и солому,

пришедший, видимо, на девок поглазеть, танцующих раздето, но сцена и пятак с шестом были пусты пока что.

Дальше стойка, за стойкой шустрый парень, с лицом нахальным и готовым для ареста

в преторию на сутки.

Больше — никого.

Я подхожу.

- Привет, скажи, здесь девушка одна не появлялась,

в короткой тунике и с волосами золотыми… Красивая.

- Спроси у них, - он показал мне в сторону девиц и крикнул им, - вот он подружку ищет, красавицу.

Все посмотрели на меня.

Одна из девушек

достала из лифта наружу громадную, тугую грудь,

каких, наверное, Венера не имеет,

и показав сосок, бесстыжий, озорной, смеясь мне говорит:

- А это не она?

Компания заржала, как кони в императорских конюшнях, когда им гривы заплетают перед скачкой.

- Эй, приятель, иди сюда, да выпей с нами!

…

Фалернское

водой не стал я разводить, как слабый грек, - оно букет теряет и не греет,

а просто выпил и вздохнул,

и вспомнился товарищ старый, Гай, погибший в Сирии «во славу и на благо»,

он был солдатом, как и я,

и благороднейшим из граждан.

Тут подходит

ко мне старуха, не иначе ведьма, и говорит:

- Дай денег, и скажу, что ждет тебя.

- Откуда знать тебе?

- Смотри же в чашу!

Я невольно глянул — вина с полпальца, глиняное дно.

- Ты видишь?

- Глупая старуха! Вино кончается, что видеть мне еще?

- На севере Италии чума,

смотри внимательней.

И я увидел трупы, услышал плач хоронящих родных, и запах смерти.

В ужасе отпрянул.

- Скажи, колдунья, где искать мою Сабину?

И бросил ведьме золотой.

Она себе вина велела принести и с жадностью пила.

Кадык ее голодный ходил с минуту вверх и вниз.

Я ждал.

Напившись, говорит:

- Одна, с власами золотыми, тебя из ревности убьет,

другая, с черными, заставит рабом послушным быть, и разум заберет,

а третья, русоволосая…

Тут ведьма

вдруг захрипела страшно и навзничь грохнулась об пол,

как мертвая.

Я в ужасе бежал.

Пути не разбирая, я прошмыгнул сквозь кухню, коридор и выскочил на задний двор.

Заставленный  бочонками и мусором с объедками  завален, как вилла у Лукулла.

И что я вижу!

Моя Сабина тут!

- Зачем ты здесь?

- Я тут работаю.

- Танцуешь? Задом вертишь? Задушу!

- Ты, видно, перегрелся? Я булочки пеку!

Салаты режу!

Еще не веря, я просил, поклясться мне Гекубою, водою Стикса и свободой Рима,

что никому за деньги

свой нежный зад она не будет открывать.

Взамен Сабина упрекать меня пустилась,

в беспечности и нежелании трудиться,

и что не знает, как меня сберечь от потаскушек местных.

Наконец, условившись о встрече, с ней простились.

Когда ж я уходил, вдруг, слышу, окликают -

та, из компании, шутливая плутовка, кудрявая и с карими глазами,

с фигурою охотницы Дианы, и говорит:

- Я вижу, у вас с Сабиною любовь.

Но если  вдруг расстанетесь, вот адрес на дощечке —  там живу.

- А как зовут тебя?

- Постумия.

И грустно отошла.

И я в смятении задумался.

О, Боги!

Решайте же! Кого теперь любить?

И дайте знать

знамением понятным без авгуров».