— Гордей, а у меня для тебя…
Распахнув дверь нашей квартиры, запинаюсь и едва кубарем не лечу. Всё потому, что слишком уж резко затормозила, споткнувшись об обувь.
— Ай!
Хочется уже с порога выговор сделать. Хотя муж вроде бы не грешил таким вот пренебрежением. И чего, спрашивается, ботинки свои прямо у дверей оставил. Куда спешил-то?
Щёлкаю выключателем и понимаю, куда.
Тем более что споткнулась-то я не о его ботинки. Нет, это густо-бордовые туфли со шпильками-каблуками…
Таращусь на них, даже верь за собой не прикрыв.
А в квартире странная тишина, будто там и нет никого.
Хочу мужа окликнуть, но голос куда-то пропал.
Ставлю свою сумку на пол. Сумку, в которой хранится доказательство моих радостных новостей.
Сегодня поехала за подтверждением и я его получила — врач с улыбкой поздравил меня, будущую маму. Я летела обратно домой буквально на крыльях… и разбилась о жестокую реальность.
— Глупости, — пробормотала я заледеневшими губами.
Будто надеялась таким образом себя переубедить.
Такой поворот выглядел каким-то до безобразия нереальным.
Просто это нужно быть абсолютно наглым, жестоким и беспринципным, чтобы такое вот вытворять.
— Гордей… — вырывается из меня едва слышно, а сама я уже мчусь по коридору и сворачиваю вправо, хватаюсь за ручку.
Дверь на себя.
И вот тогда уже реальность врезается в меня со всей своей силой.
— Ой, мамочки! — взвизгивает девица и едва ли не кубарем скатывается с моего мужа.
Гордей подскакивает на постели и даже не обращает внимания на свою наготу.
— Г-господи.. — выдыхаю, и всё тело дрожит от шока, от непонимания.
— Ох ты ж… — муж сглатывает, но я не вижу в его карих глазах ни намёка на искреннее изумление.
Да, я их застала врасплох. Они даже звук открывающейся двери не услышали, потому что были слишком заняты делом. Но моё появление стало досадной, неожиданной неприятностью — не больше.
— Валь, ты бы… хоть позвонила.
— Что?.. — шепчу, утыкаясь в него ошарашенным взглядом.
Краем зрения отмечаю, что девица сгребает под себя одеяло и пытается в нём зарыться.
Чувствую я себя приблизительно так же. Хочу зарыться куда-нибудь глубоко-глубоко. Не видеть, не слышать, не чувствовать разливавшейся глубоко внутри меня боли.
Господи, а я ведь собиралась ему сообщить…
— Твою-то мать, надо было в номере оставаться, — пробормотал муж. — Валь, извини. Я не хотел, чтобы ты это видела.
— И-извини?.. — пискнула я, не зная, плакать мне или истерично расхохотаться.
— Слушайте, а можно я хотя бы оденусь? — подала голос девица.
Я совершенно не ожидала от неё такого гонора. И это невольно отвлекло меня от мужа.
— Вы считаете, что имеете право условия ставить? — выдохнула я, разглядывая её безупречное лицо.
— А я что, не человек? — вскинула она подбородок, а потом бросила выразительный взгляд на моего мужа. — Вообще-то нам с Гордеем уже осточертело прятаться.
— Придержи язык, Дарья! — гаркнул он в ответ. — Собирайся.
— При ней? — надулась она, крепче прижимая к себе одеяло. — При этой твоей колхознице или как ты её называешь?
Гордей рыкнул нечто нечленораздельное, перевесившись с кровати, схватил с пола какую-то бирюзовую тряпку, скомкал и запустил прямо ей в лицо. — Я сказал, собирайся!
— Боже, какой кошмар… — прошелестела я и попятилась.
Мне сделалось дурно от всей этой грязи.
— Валь, куда? — осадил меня голос мужа. — Стой. Сейчас мы во всём разберёмся.
Я замотала головой и промычала что-то, чего и сама бы не разобрала.
Кое-как выбралась из спальни и, обведя мутным взглядом коридор, побрела прочь.
Муж нагнал меня почти на пороге.
— Куда ты прёшься босая? — его окрик и хватка на моём локте вывели меня из кратковременного ступора.
Я бешено дёрнулась в его руках и забилась, молча требуя свободы.
— Валя, угомонись. Сейчас Дашка уйдёт, и мы эту неприятность обсудим.
— Я не собираюсь ничего с тобой обсуждать! — крикнула я, сама себя напугав.
Гордей даже моргнул от неожиданности.
— Слушай, я серьёзно, — нахмурился он. — Осади. Давай решим вопрос, как взрослые, адекватные люди.
— Ты… — слова застревали у меня в горле, — ты… тут т-т-трахал эту девку, пока я была в городе, а теперь просишь адекватного разговора?!
— Я не прошу, Валентина, — со сталью в голосе проговорил Гордей. — Я поясняю, как будет.
И я уже понимала, что он впадал в одно из тех своих состояний, в которые его вгоняло раздражение от чьего-либо поведения. Слова слетали неестественно размеренно с его языка. Это краткое затишье перед бурей.