Как Женька деда хоронила

Как Женька деда хоронила

Замер. Хотел было выскочить и снова распахнуть эту чертову дверь, но все, что смог сделать - это бесшумно опустится на колени, непослушной рукой медленно стянуть мокрую шапку, да перестать дышать...
Постельное платье крупными складками сбилось на талии, обнажив ноги. Зачем ты лежала на полу в этом нелепом виде? Это неправильно-вот так лежать. Оробев то ли перед внезапно обрушившийся тишиной, то ли перед твоим телом, дрожащими руками приподняв тебя за пояс, я вытянул подол и прикрыл всё, что могла прикрыть полупрозрачная ткань. Ты была так безмятежна, что глаза отказывались видеть то, что я не желал понимать. Никогда ещё прежде я не знал столь притягательное совершенство тела и души. Запрокинутая голова, рассыпанные кудри, подсвеченные из окна сквозь узорчатую занавеску рыжим, осенним восходом окрасили безысходность покоем. Хотелось остаться с тобой, сдержав вагон поступающих мыслей. Хотя где-то там- в середине живота, я всё понял, едва переступив порог. Но пока ты еще здесь! Твоя кофта на спинке стула, недопитый чай в фарфоровой низкой чашке с еле видимой золотой обводкой по краю и твой запах- дождя и цветущей сирени. Я лёг. Лёг рядом с тобою. Зажмурился и обнял так крепко, как никогда себе не позволял. Нуждающийся в тебе, как ребёнок. В одном лишь твоём присутствии, моя Галя.

Внутренняя дрожь, от страха и напряжения или от промокшей насквозь одежды, уже и не припомню, вырвалась наружу. Заклацали зубы, мысли забурлили, причинив тупую боль в груди, что сил отсоединить одну от другой не оставалось. Я одёрнул ворот кофты, словно чьи-то лапы схватили меня за горло. Громко и горестно задышал. Хотя, зачем? Зачем мне без тебя дышать?! А через мгновение безнадёжно завыл. Как пёс...

Нужно что-то делать! Прямо сейчас! Звать на помощь! Кому-то звонить! Я присел, а мозги будто вывалились мне на колени. И ведь я не остолбенел, не замер внутри, как это бывает в детстве, когда чего-то испугаешься. Я хотел ещё ненадолго сохранить тебя здесь, иллюзию твоего присутствия. Словно ты спала. Да! Впервые за несколько недель ты лежала тихо-тихо, внутри прекратилось всякое смятение и мучения остались позади.
Я сдавил голову руками, словно в тиски и, мотая ею, как очумелый, с шепота переходя на крик, чередуя «нет-нет и Господи-Господи», всматривался в твое лицо. Искал жизнь. Навис над тобой. Бесцеремонно вонзил ледяные пальцы в золото волос, продолжая причитать, будто мои слова могли что-то изменить. Беспокойно перемещая взгляд по твоему лицу, шее и груди, я надеялся...

Ошалевший от собственной мысли, вскочил на ноги, и в тот же миг опустился на пол. Ухватив обеими руками хрупкие плечи, я затряс тебя и заорал в лицо «Галя- Галя». Рот приоткрылся, и слюна тоненькой струйкой потекла через губу по подбородку. Я схватил тебя за одно, а потом за другое запястье, будто взбудораженный и онемевший, я мог почувствовать пульс. Приложив ухо к груди и задержав дыхание, слушал молчание. Твоё сердце остановилось. Это конец.
Тишину взорвал ветер: с грохотом распахнул входную дверь, взволновал занавески и твой подол платья. Отворил настежь окно, столкнув единственный цветок с подоконника. Глиняный горшок рухнул и раскололся надвое, а цветок- наружу корнями остался лежать меж двух половинок.

Я обязан хоть что-то сделать! Наполняя щеки осенним воздухом, я возвращал его в тебя, затем наваливался на грудь: раз-два-три, и снова заполнял щеки воздухом.
Почему-то вспомнилась мама. Эти сладкие минуты в сарае, перед сном, когда мы накрывались с головой шерстяным одеялом на панцирной сетке. Она прижимала меня к себе, и славно дыша в макушку, разливала тепло, повторяя: «Всё будет хорошо, Стёпушка, всё будет хорошо». Я верил.

Забывая дышать, я сосредоточился на одном лишь действии. Мужчины так умеют. Мужчины! Не старики! Ты мертва… я отпрянул, вдохнул порцию воздуха для себя и закрыв лицо руками, тёр лоб, волосы, шёки и шею. Засунул сустав указательного пальца и сжал зубами до хруста. От этой нехитрой физической боли пришел в себя- голова вмиг опустела. И тело. Словно и не человек я больше наполненный, а пустое ведро. Железная канистра. Зеленая, гнутая с облупившейся краской. Все, что было внутри- заменилось звоном- нудным, сверлящим. Этот звон- все, что от меня осталось в ту дождливую ночь тридцатого сентября.
______________________________________________
автор Женя Дреер
Как Женька деда хоронила, отрывок