Кир решил уйти

Кир решил уйти

В её представлении Кир должен был быть самым негодным, самым нелепым, самым неприспособленным мужчиной во вселенной. Что бы он ни делал — он делал не так. Не сложилась в их жизни та золотая середина, которая позволяла всем быть довольными друг другом. Он устал от перманентного чувства вины, он был замучен егозами, придирчивостью, болезненной тенденцией появляться поводам для скандала даже в тех случаях, когда Кир пытался скандала избежать.

Сегодня он чуть не забыл про их знаменательный день. Страшно не то, что он мог его забыть (в последнее время Кир много и напряжённо работал: ему сдавать проект, а сроки поджимают, нервы натянуты, и голова забита до предела), страшно то, что Кир не мог предсказать реакции на подобную забывчивость, а соответственно мог спокойно допустить взрыв очередного скандала.

Он уже подымался на их двадцать седьмой этаж всё с той же непрекращающейся работой мозга над формулами интерактивной рациональности, скалярной импликатуры, семантической компетентности… и в тот момент, когда дверцы лифта разъехались в стороны, а с ними, как операторные скобки, разъехались в сторону и все досужие парадигмы, перед глазами предстала жестокая байесовская реальность. Да-да, та самая настоящая реальность, которой именно сегодня выпало судьбой воплотиться в десятую годовщину их первой встречи. И ведь вовремя вспомнил же, словно отдёрнул его кто-то, стукнул в плечо, проснись, мол, включи сознание, ведь нельзя не вспомнить. И Кира как водой окатило, он тут же нажал кнопку обратно на первый этаж и двери лифта снова плавно сомкнулись.

Кир таки забежал в цветочный магазин, и купил-таки букетик ярко-сиреневых гиацинтов. Но с порога на него налетело: «Что это? Ты же знаешь, я не переношу фиолетовый цвет! И запах… Никакого запаха!» Она не приняла, она ушла на кухню, прошипев следом: «Сам купил, сам ставь их в вазу!»

Кир не поставил.

Мелькнула мысль: «А не выкинуть ли их?» Жалко. Цветы не могут нести вину за их неудачу. Кризис десятилетней совместной жизни. Вот он. Он снова себя проявил.

Они так и не завели детей.

Так уж получилось: наука каждому дала бессмертие, а природа отняла нечто равнозначное, отняла способность к размножению. Впрочем, природа ли? У женщин по-прежнему в наличии яичники, а мужчины способны извергать свою сперму, но из этих сперматозоидов не родится жизнь. Они бесплодны, как и яйцеклетки, к которым они стремятся. Чтобы обзавестись потомством, надо получить лицензию и потом месяцами принимать специальный гормон. Лицензия разыгрывается лотереей: кому-то везёт сразу, кому-то приходится ждать годами, десятилетиями, и если за это время семейный союз распадается, то аннулируется и запрос.

Лицензия на ребёнка – всего лишь судьба, божий перст, удача.

Увы, лицензии на размножение маленькая семейка Кира так ещё и не получила, и, конечно же, всю тяжесть вины приходилось сносить Киру, ибо (как считала она) он невезуч.

Наивный обскурантизм.

Смешно.

Если бы не ожидание этой грёбаной лицензии, возможно их союз развалился бы ещё раньше.

Кир положил цветы на трюмо в прихожей, развернулся и вышел. Этот жест, эти поникшие ярко-сиреневые гиацинты на их трюмо напомнил ему цветы, возложенные на могилу. Она их выкинет сама, им гнить в мусорном ведре, как сгнила вся их совместная жизнь. Теперь он простился с этой жизнью, как прощаются с усопшим. Да, Кир решил похоронить их отношения, и надо же как совпало — день в день их первой встречи. Он развернулся, не сказав ни слова. Всё было уже давным-давно высказано, и в последнее время они только молчали. Она поймёт, и вряд ли забеспокоится.

Он ушёл.

Он оставил ей квартиру, он оставил ей скромненький двухместный е-мобиль, он оставил ей всё, что у него было, и вышел на улицу, вышел на свободу, вышел как из трюмы, имея при себе только одежду, и только то, что лежало у него в карманах.

Кир весь вечер просидел в кафе. Легко поужинал (аппетита не было), выпил кофе. Он не знал куда теперь себя девать, а завтра на работу, и надо будет выглядеть подтянутым и желательно свежим, вымытым и благоухающим.

В основном Кир работал дома, буквально не сходя с дивана, но в последнее время, из-за завершения проекта, чтобы согласовывать свои результаты с коллегами, ему приходилось показываться в офисе почти ежедневно. Там у него был свой рабочий столик и свой лэптоп, и если он появлялся на фирме, то оставался там на целый день. Теперь, вероятно, он будет появляться там каждый день, по крайней мере, пока жизнь снова не наладится.

А может, бросить эту работу и уйти бродяжничать. Странствовать по миру. Бродяга – не значит нищий. Сейчас в каждом городе есть дома для таких странников, всегда найдётся крыша над головой, койка с матрасом и тарелка тёплого супа. Да, и минимальные социальные выплаты причитаются тоже.

Кир расплатился и вышел на улицу. Был уже поздний вечер, холодный и пасмурный. Накрапывало.

Мимо на самодвижущих дорожках проскакивали нечастые прохожие. Все они пребывали в своём благополучном мире, блуждали мозгами в глубинах своих гаджетов, ничего не замечая, ни на что не отвлекаясь. Сумерки разбрызгивали кислотные огни вывесок и рекламных экранов. Зелёное на красном. Боже, глаза не могут на такое смотреть, глаза сводит от боли и начинает тошнить, но тем не менее эта дрянь притягивает внимание. А над ядовитой палитрой огней — окна многоэтажек. В них горит свет, в них благоденствует жизнь, и кажется, что жизнь там течёт в мире и согласии. Там тепло, там своих хозяев ждут ждёт тёплое молоко перед сном и мягкая постель, упругая подушка и нежные объятья.