Лети, мой ангел, лети

Ваше превосходительство, господин прокурор, совершенно напрасно изволил выразиться в том смысле, что я лишь отвлекаю внимание высокого суда от существа рассматриваемого дела своими, как он опять-таки изволил выразиться, «нелепыми россказнями и смеха достойными бреднями».
Это, изволю выразиться, вовсе не бредни, а, осмелюсь заметить, абсолютно правдивое и в некотором смысле беспристрастное изложение бывших в действительности событий, то есть, выражаясь формализованным языком юриспруденции, бесспорных фактов, бесспорно же доказывающих мою невиновность.
И опять-таки возражу, господин прокурор. Я вовсе не пытаюсь уйти от ответственности, утопив суть судебного разбирательства в празднословии, риторике и, как вы изволили выразиться, уличной демагогии с претензией на интеллектуальную утончённость. А оскорбительное для меня слово «болтун» совокупно с прежде обеденного перерыва употреблённым словом «трескотня» оставляю исключительно на вашей совести, ибо моя совесть чиста и незапятнанна, так что недалеко ей до белизны боросского мрамора, и в таковом состоянии пребудет она вовеки.
А ещё я хотел бы обратить внимание высокого суда, что конвоиры постоянно пинают меня ногами и даже сейчас, во время заседания, норовят физически воздействовать, просовывая сквозь прутья клетки, в коей я имею несчастие пребывать, тоководную дубинку и дотрагиваясь кончиком оной до моего правого, обращённого к ним и совершенно не защищённого, бока.
Нет, ток не подают. Лишь дотрагиваются, хоть и весьма чувствительно.
Почему протест отклонён?
Странно… Я же не только подсудимый, но и свидетель. Так что могли бы меня и поберечь.
И, кстати, почему мне не дают воды? Я понимаю, что никому не хочется прерывать заседание лишь для того, чтобы нелюбезные господа конвоиры изволили отвести меня в то место, где каждый человек, независимо от возраста, звания, чина и социального статуса отдаёт долг природе, отчего и получает облегчение, а временами даже и впадает в эйфорию.
Я же, однако, от отдания сего долга могу воздерживаться вплоть до окончания заседания, а вот справляться с муками жажды мне всё трудней и трудней, и через пару часов, пожалуй, я и языком шевелить не смогу…
Шевелиться? Быстрее?
Что ж, попробую…
По сути предъявленных мне обвинений могу сказать следующее: всё выдумка и домыслы!
Напраслину возводите, господин прокурор, стыдно вам должно быть.
Сейчас всё объясню… Ради всех космических богов, утихомирьте охрану! Господин прокурор изволит подавать им знаки бровями, я сам видел! И они на ваши знаки реагируют, всеми богами клянусь! Уже дубинка током бьёт, я же чувствую!
Я не смогу давать показания в такой обстановке, я человек нервный и чувствительный, измученный длительным пребыванием в болотах за пределами границы Трооса.
Да, и об этом тяжёлом периоде моей жизни я вам обязательно расскажу, вот только утихомирьте этих расходившихся не на шутку служителей закона.
Да, так гораздо лучше. И пусть они отойдут от меня шага на два. Я же не сбегу, я же в клетке! К тому же по периметру зала действует силовое поле, меня предупреждали…
Нет, ещё на один шаг!
Хорошо.
А так - совсем хорошо.
В общем, по существу… Транспортный корабль я не угонял. Это легко проверить, у меня договор с компанией «Лошадка Троя» на оказание транспортных услуг и лизинг корабля третьего класса «Плешивый Гремлин», сроком на четыре стандартных планетарных цикла по системе Карис-Прото. То есть, четыре с половиной года по местной временной шкале.
Да, разный период обращения. Откуда я знаю, почему в метрополии год другой? Мы люди простые, астрономических школ не кончали.
Что значит, должен был экзамены сдать? Я и сдавал… по сокращённой программе.
Господин прокурор, ну вы же не вчера родились. Уже триста лет шкиперы навигацию изучают в объёме краткого справочника для космического туриста. Всё давно автоматизировано, на магистралях стоят маяки, все расчеты делают бортовые вычислительные системы, они же сверяют курс с навигационными постами и маяками, сами же этот курс корректируют.
Какой ремонт? Какой ручной режим?
Господин судья, мне ваши вопросы непо… А, вот вы о чём!
Не сочтите за грубость, но, как видно, давно вы не вылезали из вашей провинции.
Даже на самом распоследнем прогулочном катере, на котором местные франты и пижоны дам своих на низкой орбите катают, есть роботы-ремонтники. Как минимум два многофункциональных в жилом отсеке и ещё сотни три микроскопических многоножек в двигательном отсеке.
И это – минимальный вариант!
А в моём-то кораблике этих ребят и вовсе пять сотен было. Они же дешёвые, не более трёх семисов за дюжину!
Я на обслуживание денег не жалел. Так вот!
И главное, период такой в жизни настал… Нет заказов и нет! А за корабль платить надо. Одна десятая часть цикла – и плати.
Плати и плати!
Жена запилила. «Бездельник» говорит «валяешься тут на антиграве! Встать ему лень, сообщение разослать клиентам! Цену сбросить! Отберут ангоус за неуплату – брошу тебя, так и знай!»
Очень ей ангоус нравился. Разноцветный такой, с огоньками разными, музыка, запахи, три режима ментальных проекций…
Эх, жизнь была!
Ладно, допилила она меня.
Разместил я предложение в торговой линии. Сразу на четыре трансляции. Трёхчасовой кредит и три энергодубля выложил на экорисе с учётом предварительно финансирования элви-затрат.
Немного потратил, честно говоря. Так себе инвестиции…
Но сработало!
И подозрительно быстро сработало…
Вот бы мне тут и насторожиться да уши навострить, отчего это клиенты такие хорошие да шустрые попались, но – не насторожился, не навострил.
Предложили мне перевезти пациентов… Ну, которые лежачие, но транспортабельные.
Нет, не притворяюсь. Нет, не держу.
Да, я понимаю, чем это пахнет и как всё это выглядит, особенно со стороны господина прокурора. Именно такие больные на сленге контрабандистов называются «мумии» и используются для перевозки сильнодействующих психотропов, предварительно растворённых в их крови.
Но мне-то что? Документы в порядке, предписание госпиталя выдано, я за сохранность биоконтейнеров отвечаю, а не за их содержимое. Все претензии – госпиталю Непорочного Сотеруса, а не мне.
Да и дело-то, как теперь очевидно, не в психотропах было.
Как это – «моё счастье»? Хорошенькое счастье, в историю такую влететь… да ещё на полной скорости…
Эх, беду сразу не почуял.
Сколько посулили? Шесть компенсаций затрат без лимита на золото и кротоновые сплавы, да потом постоянное сотрудничество.
Я прикинул на досуге… Сейчас, мемо-стор к уху подключу… В общем, это же на полторы цикла райской жизни да ещё и гарантированная выплата по лизингу!
Конечно, извиняюсь за вопрос, но что бы вы на моём месте делали?
Нет, пусть мне не дубинкой по башке стучат, а на вопрос ответят!
Молчу, молчу…
Да, продолжаю.
Первые часы по бортовому времени прошли без происшествий. Без эксцессов, так сказать.
А вот по прошествии этих первых часов пациенты разморозились. Отпустило их самым неожиданным образом.
Да, я знаю, что этого быть не может. Режим гибернации дублируется, инъекции, повышение температуры, замена газовой среды, снова инъекции… Вы же с пилотом дело имеете, не с жуком планетарным!
Кто контрабандист? Да я, если разобраться, правительственное задание выполнял, сам о том не подозревая… до известного момента…
Да, оттаяли, отошли. Не гибернация это была, господа судьи и в особенности господин прокурор! Имитация одна.
Как мумии эти зашевелились, я неладное и почуял. Если пошёл процесс биовосстановления, его уже не затормозить. Но при гибернации он спонтанным не бывает, для восстановления контейнеры надо к модулю биоотсека подключать, а я этого, разумеется, не делал и не собирался делать.
Я же мумии в замороженном виде должен был получателю сдать, а тут…
Как только гады зашевелились…
Что? Сколько их было? Так в материалах дела всё написано… Не написано? С моих слов?
Вы меня на противоречиях не ловите! Я помню, что говорил. И подтверждаю: их было трое.
Три контейнера. Три мумии. Щёки порозовели, носами крутят. Потом стёкла стали скрести изнутри. Наружу просятся.
Я же не изверг. Вентиляцию прибавил, перевёл на азото-кислородную смесь.
Я кабель тестирования к одному из отсеков подключил… Почему я, балда, раньше этого не сделал?
Запустил программу гибернатора. А тестировщик мне и выдал в ответ: «Программа гибернации не обнаружена».
Я, признаться, сразу-то и не поверил. Думаю, дурит…
У меня были основания так думать. К тому времени уже и навигатор явно дурить начал: всё время сбой по курсу идёт, маневровые включаются вне программного цикла, смещение идёт…
Сносило с магистрали, явно сносило в дальний космос.
И, главное, мой идентификатор перестал опознаваться постами слежения! Координаты не подтверждают, на вызовы не реагируют.
Прямо Прыгун какой-то, а не порядочное грузовое судно!
Что? Да это легенда такая есть среди пилотов. О Прыгуне. Будто корабль, вышедший за пределы…
Ладно, молчу.
Продолжаю, господин судья, не извольте беспокоиться.
Так я вот и подумал, что неисправность в главном модуле управления. Совсем разнервничался, уже хотел сигнал давать… Ну, который – бедствия. Главный модуль мне самостоятельно не отладить.
А тут ещё и эта история, с контейнерами.
В общем, по новой тестировщика загрузил. Ответ – тот же.
Тогда спрашиваю, а какие вообще программы имеются.
Он и ответствует: программа-имитатор. Очень, замечу, профессионально сработанная.
Сколько, спрашиваю, объекты протянут?
«Нисколько» отвечает тестировщик.
Оно и понятно! Это же не гибернаторы, это просто коробки с примитивной системой газообмена.
«Вот дела…» думаю.
Другой бы на моём месте сбросил гадов за борт, да дёру. А ведь человек честный, порядочный. Взял плату – обеспечь результат!
Какой, правда, результат – не понятно. Я и призадумался: нужен ли получателю этот товар? И есть ли он в природе, этот получатель?
Смутился совсем, сомнениями извёлся…
В общем, после трёх часов размышлений (по бортовому времени) решил я контейнеры открыть.
Почему? Как бы это объяснить…
В общем, появились у меня серьёзные сомнения в том, что я вообще живым выберусь из этой истории. Знаете, совсем дурные мысли в голове завелись. Товар липовый, навигатор сбрендил, связь сбоит… А ну, как и корабль заминирован?
Думаю: эти, в контейнерах, что-то должны знать. Просто так ведь в контейнер не засунут. Это ещё заслужить надо!
Вот пусть мне и объяснят…
Открыл замки, снял защиту. Вылезли гады.
И давай орать на три голоса!
Что? Чушь какую-то…
Про плоды мангоры, про извращение истинного пути, про какого-то толстыша, который их обманул, про птиц небесных, которые уронят железные перья на головы безумцев – и прочее, и прочее.
Минуты две орали, без передышки. Один ещё, кажется, всё причитал, что у него какое-то дерево на носу выросло и корни щекочут ноздри. А второй добавлял, что дождевая вода затекла ему в голову.
А самый старший… Тот тоже блажил, но как-то совеем интеллигентно. Я, признаться, вообще мало что понял. Он какими-то терминами сыпал, словами незнакомыми…
Сначала я подумал, что это последствия гипоксии. Знаете, нарушение газообмена к таким печальным последствиям приводит… Вплоть до частичной гибели клеток головного мозга. Ну, пилоту ли не знать!
Один мой приятель, его звали Этарк… Слышали его историю? Как он был отброшен с магистрали энергоимпульсом сработавшей в неурочный час ускорительной станции и вынужден был почти три года по бортовому времени промотаться в дальних областях внешнего пространства. И вышла у него из строя установка регенерации. Надышался, знаете ли, весьма недоброкачественной газовой смесью. И когда его, бедолагу, вынимали из его ржавой банки, он всё порывался поцеловать начальника спасательной партии и даже называл его «голубушкой» и «красавицей», отчего по излечении приговорили его к штрафу, не приняв во внимание состояние человека, у которого после всех переживаний осталось полголовы.
Да нет, не отвлекаюсь я вовсе. Напрасно вы упрекаете меня, господин прокурор, будто я пытаюсь в ворохе ненужных деталей запрятать драгоценное зерно истины.
Именно это зерно я сейчас и извлекаю.
Извольте до конца выслушать.
Так вот, я и погрешил было мыслями и сомнениями на такое вот безумие.
Коли они в контейнерах отлёживались под присмотром программы –имитатора, то уж о сохранности их мозгов отправители точно не заботились, потому вполне могли душегубку им устроить со всеми вытекающими неприятными последствиями.
О подлинной причине помешательства моих пассажиров (а они явно были помешанные и с каждой секундой я убеждался в этом всё больше и больше) лежала, господа судьи, лежала и глубже и… В общем, не там она лежала, где я думал.
Но крикунов этих я сразу успокоил. Бесстрашно надавал им по шее.
А чего боятся? Комплекция у них была – так себе. Образованного человека сразу видно.
Да и лежание в металлических гробах сил им явно не прибавило.
Так что покачались они, потёрли затылки – и замокли ненадолго.
«Кто такие?» спрашиваю.
Нет, не грозно. Скорее любезно.
Молчат.
Два раза ещё повторил.
Молчат.
Потом почему-то хихикать начали. Я им опять – по затылкам. У пилотов руки крепкие, чего уж там…
А я осмелюсь заметить, господин прокурор, что с этими образованными надо построже. Построже надо! Простой человек, будь он хоть трижды злодей, кроме бытовой пакости и придумать ничего не сможет. А эти – начитаются, нафаршируют головы картинками из медиапроекторов, и давай творить такое, что и демонам в Нижнем мире тошно становится.
А я отчего-то сразу понял, что эти – из ЭТИХ! Из ЭТИХ самых, которые творят…
В общем, ухо востро!
Сразу пригрозил: выкину. Как есть – выкину. Всех загоню в шлюзовую камеру – и в вакуум, кровью блевать.
Подействовало, наверное. Потише стали, повежливей.
Этот, который самый старший из них, самый свихнувшийся, спокойно так объясняет, что он – важный чин в службе психиатрического контроля. Да к тому же ещё и большой учёный, профессор Эбиган…
Тут он посмотрела на меня как-то уж очень сверху вниз и с некоторым неясным намёком во взгляде. Должно быть, пытался определить по моему виду, произвело его имя надлежащее воздействие на меня и преисполнился я ли почтения к высокому гостю.
Ну, гостя этого я в ящике видал с синей от удушья рожей, да и человек я нелюбопытный и малограмотный, оттого из всех громких имён признаю лишь спортивные, потому никакого воздействия имя его не оказало.
Тут он, похоже, смутился немного да и добавил… Знаете, громко так, с вызовом: «Я создатель руководитель программы психоочищения!»
И двое его спутников головами в такт закивали.
Он их, кстати, тут же и представил. Заместители: Луц и Кравен.
А я, говорю, хозяин судна и ваших жизней. А представляться я вам не буду, потому как нечего тут… Кто вы такие? По какой такой причине в контейнерах оказались?
А Эбиган в ответ: «У вас, любезный хозяин, с кораблём всё в порядке?»
Вот тут я решил в шарады и фокусы не играть, а изложить всю правду сокровенную, как есть.
Его вопрос сразу как-то за живое взял. Подумалось мне, что причина неполадок должна быть ему известна, раз он сходу такой вопрос задёт.
Изложил всё как есть.
Он закивал. И в ответ- свою историю.
Господин судья, я в курсе, что заседание закрытое. Потому спокойно всё и излагаю.
Так вот, рассказал он мне о своей программе. У нас, как известно, преступников нет. Есть только сумасшедшие. Медикаментозная корректировка социально опасного поведения, системы биоконтроля, групповая терапия, бонусная программа и прочее… Ну, нам ли не знать!
Я все эти социальные рекламы не смотрю, но куда ж от них деться! Спортивные трансляции постоянно прерывают короткими выпусками, чтобы рассказать об успехах в борьбе с преступностью.
Там клептомана излечили, он теперь старший служитель в храме. Или бывший маньяк, скорректированный, старушек по торговым рядам под ручку водит, и сувенирные варежки им выбирает.
Истории – одна слащавей другой.
Да нет, я не против. Но почему детали с моего склада всё время пропадают? Почему этих жуликов из сервисной службы до сих пор не откорректировали?
Конечно, кому какое дело до моих проблем! Вот и терплю…
Я и так-то невысокого мнения был об этой программе, хотя особого внимания на шумиху вокруг неё и не обращал.
А с его слов… Он – инициатор был. Он предложил программу психорректировки. Это с его подачи Правительственный Совет объявил о том, что впредь преступное поведение считается следствием особого психического заболевания под названием «синдром социопата» и подлежит исправлению не в тюрьмах и арестных домах, а в лечебницах закрытого типа.
Это он подобрал медикаментозные, хирургический и шоково-реабилитационный курсы, разработал методику итерационных корректировок, а ещё придумал такие формы лечения как «условное под наблюдением районного врача-надзирателя», «усиленное в полной изоляции», «на дому с применением социопрессинга» и «пожизненное психомобилизационное».
Честное слово, это административно-психиатрический гений какой-то!
Да только вот что-то по административной части у него не сложилось.
Господа начальники, купцы и судьи начали этот самый диагноз вешать друг на друга, как, наверное, всегда в таких случаях и бывает. Кому-то соперника надо устранить, кому-то к сладкому куску прорваться.
Людишки всегда друг другу мешают. Как-то мы так интересно устроены, что всё время мешаем друг другу.
А поскольку весь полицейский аппарат был совмещён с психиатрическим, то в борьбе за посты в комиссиях по аресту и освобождению полицейские стали госпитализировать психиатров, а психиатры – господ полицейских.
Кончилось всё тем, что в ходе очередного переворота самого господина профессора направили на обследование, а поскольку он очень уж рыпался и протестовал, то выписали ему и двум заместителям справки о неожиданно приключившемся в ходе лечения впадении в глубокую кому и предписание о транспортировке… В глухомань!
Тут я радостно дух перевёл и сказал себе: «Не контрабанда!»
А сейчас и вам это говорю, господин прокурор.
Но тут же подумал, что радоваться нечему. Транспортируемся-то мы не в глухомань, а прямиком в чёрную бездну. Навстречу неминуемой гибели.
С курса сбились основательно, вернуться на магистраль невозможно.
Я на всякий случай вывел на объёмный экран координаты корабля. Перепроверил всё ещё раз.
А потом всю горькую правду и выложил гостям.
Думаю, дескать, что вы меня и погубили.
А Эбиган и заявляет, что погубила меня собственная жадность. Нечего было на пустые посулы попадаться…
Мне – и крыть нечем. С одной стороны, задаток я получил. С другой стороны – посулы и впрямь пустые, ибо что толку от задатка (о прочей оплате вообще молчу), если я домой живым не вернусь?
«Здорово гайки тебе подкрутили» сказал Луц.
И второй, Кравен, так и сказал: «Здорово! Это они умеют»
Чего тут уметь? Тоже мне, наука!
«Конец, ребята» это я им так сказал.
Они заблажили в ответ, опять про какие-то отравленные плоды мангоры и трудности познания, интриги коррумпированных чиновников и прочий бред.
Я уж хотел плюнуть да уйти, и оставить их в транспортном отсеке.
Заблокировать их тут, чтобы горластая эта троица копыта откинула в полном соответствии с правительственным планом.
Да тут ещё одна мысль в голову пришла, совеем светлая.
Понял я, что положение моё не такое уж безнадёжное, если хорошенько всё обмозговать и имеющийся материал с умом использовать.
О мысли этой я потом расскажу, а допрежде позвольте-ка о последующих событиях поведать.
Первым Луц успокоился (я их сразу различать начал: Эбиган долговязый, представительный, с седой, аккуратно, по профилю, стриженой бородкой, синеглазый – аристократ чистой воды, из древних, которые в столицах, говорят, по клубам сидят… вот только пальцы у него- гнутся непрестанно трясутся, непорядок это… Кравен – мужик простоватый, вроде меня, с широким и плоским лицом, обликом – вроде техника на подработке… Луц – жучок хитрый, сразу видно; брюшко в меру солидное, без отвислости, глаза добрые и лучистые, ручки короткие, ладошки маленькие, вид детски-доверчивый – сразу видно, что жулик высшей пробы).
Так Луц этот первый в себя пришёл и давай по существу спрашивать: отчего конец и почему это пилот такой вот высшей категории (и польстить не забыл… откуда ему про мою категорию известно?) не может решить проблему какого-то навигатора и каких-то там непонятных координат.
То есть, пара пустяков.
И попытался улыбнуться, но тут его тошнота свернула в трубку (столько-то часов в душегубке!) и он испачкал верхними выделениями один из углов транспортного отсека.
Тут и профессор к разговору конструктивно подключился. И как это возможно, подхватил, и почему три… то есть четыре высокообразованных индивидуума не могут вывести эту посудину на путь истинный и предусмотренный штатной программой и так далее, и тому подобное.
Я им объяснил популярно, что люди, которые господина профессора со товарищи в последний путь отправили были, быть может, и не великие профессионалы, но дело своё знали.
Это только внутри планетных систем корабли перемещаются в рамках классического пространственно-временного континуума на субсветовой скорости.
Внутригалактические и, уж тем более, межгалактические полёты на таких скоростях, конечно, возможны, но занимают уж очень много времени. Счёт идёт на десятилетия, столетия, тысячелетия и… И так далее.
А пилоты – люди занятые. Все в кредитах по уши, некогда подолгу путешествовать.
Поэтому уже несколько столетий применяется метод сокращённого перехода, при котором классическое пространство компактифицируется до уровня субпространства, при этом пространственные координаты переводятся в состояние непроявленности…
Я не очень занудно излагаю, господин прокурор? А то вы зевнуть изволили, а господин адвокат вообще с утра не просыпался.
Хорошо, продолжаю.
Так вот, в этом состоянии тензор пространства реализуется в скалярной форме, а не в форме вектора, что, с одной стороны, позволяет попросту игнорировать протяжённость пространства, но, с другой стороны, не позволяет применить какую-либо систему координат.
То есть имеем некие числа, которые, в зависимости от пространственного контекста, могли бы быть и координатами вектора, но самого вектора – не имеем.
Для решения этой проблемы применяются магистрали и идентификаторы.
Магистрали – упорядоченные извне, воздействием корректирующих станций, области субпространства, позволяющие сориентировать корабль на заданную точку выхода.
А идентификатор позволяет получить кораблю информацию от корректирующей станции и идти по магистрали.
Поняли, спрашиваю, олухи?
Олухи взгрустнули.
Но профессор боевой дух не утратил.
«Можно ли» говорит «наобум вынырнуть из этого… вашего?..»
«Можно» отвечаю. «Но тогда в этот самый наобум и попадёшь. При выходе вне магистрали почти наверняка попадёшь за границу Трооса, то есть в ту область пространства, где никакие корректирующие станции не действуют, и корабли там не появляются, и цивилизации там нет, да и жизни, скорее всего, никакой нет. Миллиона три звёзд в округе с мёртвыми планетами – вот и всё развлечение. И на световой скорости там гулять можно – миллионы же лет»
«Это долго» заметил Луц.
Кравен, помнится, вздохнул тяжело. И начал было рассказывать о том, что ему и старшим техником неплохо жилось, но профессор рассказ его прервал.
И спросил, отчего же это со станцией связь нельзя установить.
Я пояснил, что установить, пожалуй, и можно, но в информационной какофонии субпространства упорядоченный сигнал, даже если это сигнал бедствия, не есть признак терпящей бедствие разумной жизни.
Понятно выражаюсь, почтенные судьи?
Есть в этом области такие сущности… или не сущности… В общем, эффекты некие, прозванные «фантомами». Возможно, субпространство обладает способностью консервировать единожды генерированную в его области информацию, в том числе и поликомпонентную, сложноструктурированную.
Такой сохранённый информационный модуль подчас начинает вести себя… самым странным и непредсказуемым образом, вплоть до имитации псевдоразумной деятельности.
Модули-фантомы могут быть восприняты корректирующими станциями как сигналы корабельный систем и приборов пилотирования, и в результате будет отправлен встречный сигнал корректировки, что почти наверняка выведет фантом на магистраль.
Поскольку прорыв фантома в классическое пространство крайне нежелателен, то идентификатор, помимо всего прочего, служит защитной системой межгалактических транспортных линий.
В любом идентификаторе есть шифрованные компоненты, которые фантом не в состоянии имитировать.
А наш шифратор уже который час генерирует бессвязный бред, шум, хаотический поток сигналов.
«Для станций мы – фантом» заключил профессор.
Да, догадливый старикан. Именно так я тогда и подумал.
И предложил прыгнуть по карте. Иного выхода нет.
На борту у меня имелась объёмная карта аварийных точек выхода. На самом деле, никакие это не аварийные и не точки. Просто некий набор субпространственных областей обнуления, выход через которые с большей или меньшей вероятностью… то есть, с некой отличной от нуля вероятностью выведет в области пространства, где можно найти планету-убежище.
Убежище – это где атмосфера есть, вода и температуры не слишком экстремальные. На такой планете можно годами отсиживаться, выбросив предварительно на орбиту аварийный маяк и поджидая спасательную экспедицию.
И по минимуму расходуя ресурсы корабля.
«Прыгай!» милостиво разрешил профессор.
А куда ещё деваться?
Прыгнули…
Собственно, чего на судьбу жаловаться? Нам сказочно повезло. Да, невероятно, фантастически повезло!
Биолокатор нащупал подходящую планетку всего в сорока днях пути. П космическим меркам – всего ничего.
Не буду рассказывать о том, как мы провели эти дни. Никак. Почти не разговаривали.
Еды, по счастью, хватало. На борт её всегда с большим запасом грузят, а сублимированные продукты много места не занимают. Опять-таки, оранжерея, садик-огород… Куда ж пилоту без них?
Я, конечно, экономил как мог. Сколько ещё держаться – одним богам ведомо.
Профессор не жаловался. И Кравен – ничего себе. Даже помогал мне по хозяйству…
А Луц – вот тот страдал. Ему, полагаю, еды больше всех требовалось. Больше, чем троим оставшимся, вместе взятым. Но и он вёл себя сдержанно, на жизнь жаловался крайне осторожно и вообще вёл себя как паинька.
Иногда даже выслуживаться пытался. Ну там, ботинки почистить, бельё в стиральный модуль загрузить… Ну, это я быстро пресёк.
Установил хозяйственные вахты, на которых мы втроём (профессора, из уважения к званию и возрасту, я от корабельных работ освободил) и дежурили по очереди, скрашивая тоскливое ожидание.
Разговоров особых не было. Так, о жизни, о том и сём… То ли чурались меня, то ли стеснялись… Эбиган так и вообще не замечал. Даже сидя напротив меня за столом смотрел куда-то поверх моей головы.
В будущее, что ли? Так там ни черта не увидишь! Хоть ты и профессор…
А если видишь – так чего в контейнер угодил? Дурак, честное слово!
Простите, господин прокурор, вырвалось ненароком…
Так вот, протянулись месяцы и кончились.
Приземлились.
Без происшествий, ничего особенного.
Я первым делом маяк на орбиту запустил, проверил качество сигнала.
Качество – ничего себе. В самый раз.
Одна беда: сигнал через субпространство не ходит. По прямой идёт.
С одной стороны это хорошо: в аварийном сигнале нет шифрованных компонентов, и его прочтёт любая космическая станция, которая его получит.
С другой стороны, плохо то, что в той части космоса, куда нас судьба закинула, никаких станций нет.
Мы вынырнули далеко за границей Трооса. В краях, где и шестилапый рыбоед с планеты Рикрон, признанный комиссией по благоустройс тву заповедников наитупейшим животным с самой неэффективной стратегией выживания (пассивно охотится на хищных рыб, не имея никаких механизмов защиты), покажется существом высокоразвитым, и отчасти не лишённым утончённого интеллекта и природного шарма.
То есть из этих диких мест сигнал с неспешной скоростью света добредёт до ближайшей станции лет этак через… Страшно подумать!
Вот тут я решил воплотить в жизнь… Нет, всё по порядку!
Планета, надо сказать, попалась хорошая. Дикая, но уютная.
Корабль я аккуратно усадил на полянке, на краю густого такого, сплошь задрапированного лианами леса.
Не знаю, как в прочих местах, но в том, где мы опустились климат был – тропическая парилка.
Планетарные двигатели при торможении выжгли пятно на поляне, так оно заросло травой буквально дня за три.
Это я немножко в перёд забегаю.
А если ещё забегу, так скажу, что опоры стартовых стабилизаторов накрылись каким-то красно-бурым кустарником буквально дней за семь. То есть, на глазах!
Ещё бы, газоанализатор показал двадцать восемь процентов кислорода. И почти один процент – углекислого газа.
Ещё бы жизни не кипеть в таком-то котле.
Через час после нашего приземления прошла гроза. О, ещё как прошла!
Просто с размаху наступила на нас. Било и грохотало так, что в корабле было слышно. А это надо постараться – переборки на корабле отменные!
А уж лило – камеры внешнего обзора ничего, кроме сплошных потоков воды – не показывали. Я даже солнечные батареи убрал на время грозы, от греха подальше.
В общем, сразу стало понятно, что вопрос с водой решён, да и биомассы для кухонного процессора будет в избытке.
Если, конечно, за века ожидания никакой экологической катастрофы не произойдёт.
Да, века…
По правилам в таких вот, экстренных случаях, выход из корабля на аварийной стоянке недопустим. Только если починить чего, или запасы пополнить. Если свежим воздухом подышать захотелось, так рекомендуется грузовую рампу открыть и на погрузочной площадке постоять. Не сходя с борта…
А то мало ли чего. Всякая живность в таких местах попадется. Если среда для тебя благоприятна, так она и для прочих форм жизни, в том числе и хищных, благоприятна тако же.
Но я решил правило нарушить. Выхода другого не было.
Потому как – века.
А гибернатор на борту один. Остальные три, как и было сказано, лишь коробки для мумий и для выживания не подходят никак.
Еду можно раздобыть, воду, энергию. И реактор на борту всегда запас тока в батареях пополнит.
А вот спасительный сон на века – не раздобудешь. Сколько камер гибернации инженеры изначально замыслили – столько и есть. И конструкция у гибернатора крайне сложная, в полевых условиях не смонтируешь.
Мне, в отличие от этих остолопов-психиатров галактического масштаба, сразу стало понятно, что выживет и дождётся спасательной экспедиции только один человек.
Четверо – никак.
И этот кто-то, конечно же, я.
Хотя бы потому, что только я знаю код на открытие двери камеры гибернации. И только я смогу запустить программу гибернации. И только я знаю, как подготовиться к гибернации и как её пережить.
Но не всё так просто!
Кто помешает этим олухам объединиться против меня? Кто помешает им захватить меня, избить, обездвижить и пытками добиться нужной информации для того, чтобы кто-то из них смог залечь в спячку?
Потом провести тестовую гибернацию самого малоценного члена команды (конечно, Кравена!) и убедиться, что я не солгал.
А потом переломать мне ноги и выкинуть с борта в лес, на съедение местным многоножкам.
Нельзя же олухов недооценивать!
План был не такой уж фантастический, как кажется.
Профессор явно обладал очень сильным влиянием на своих спутников и подчинённых (да, они же его подчинённые, не стоило об этом забывать!)
Все время, пока добирались мы до убежища и совместно делили пространство запечатанной банки транспортного корабля, эти двое неустанно оказывали Эбигану знаки почтения и внимания, называли «господин» и никогда не забывали вставать, едва он входил в комнату трапез.
Даже кланялись иногда… И Луц, что передо мной извивался, никогда не делал этого в ущерб своему основному поклонению – Великому Эбигану.
То есть не стоило, пожалуй, рассчитывать на то, что троица, осознав ситуацию, тут же перессорится, передерётся за место в спасительном гибернаторе и начнёт горлогрызение, на радость и спасение мне.
Нет, пожалуй, Эбиган сумеет их окончательно подмять и натравить на меня. А потом легко уговорит пожертвовать своими жизнями во спасение жизни Великого Реформатора.
Даже Луца уговорит, хоть и сложно это будет сделать.
Он же сам их подбирал, этих помощников. Со смыслом подобрал: мозговитые, но абсолютно несамостоятельные.
Вне его власти – просто никчёмные.
Можно было бы, конечно, просто в гибернаторе залечь и дверь заблокировать. Но эти гады, пожалуй, в отместку могли бы и диверсию какую учинить.
Для диверсии ума много не надо. И познания в техничке ни к чему.
Можно просто разгерметизировать корабль и уйти. А уж местная флора и фауна сами всё довершат.
А без реактора на автономных зарядах камеры гибернации я больше десяти лет не протяну.
Для Космоса это – миг. Никакая экспедиция не успеет.
А потому выход мне был один: как можно быстрее, не теряя времени, выманить троицу за пределы корабля. Но аккуратно, без шума, склоки и насилия! Самому вернуться. И быстро выставить вокруг транспорта силовое поле, послав троице прощальный привет.
В конце концов, это всего лишь потеря груза.
Не возражаете, господин прокурор?
Хорошо, я не буду приставать с вопросами. По крайней мере, постараюсь.
Продолжаю…
Помог мне случай.
Робот на борту был для разных хозяйственных дел, прозвищем Косорыл. То есть раньше он по индексу проходил, по номеру… Нет, не помню уже. То есть, имени по малолетству не имел.
А за полцикла до полёта угодил он под погрузчик, который его слегка и помял. Так, местами – верхнюю часть корпуса.
Друга, хоть он и электромеханический, в беде бросать нельзя, вот я его в мастерскую и отнёс. Но беда – с семисами проблема была в то время. Полную оплату не потянул, пришлось на внешности сэкономить.
А роботу чего красавцем быть? Кто его рожу видит, кроме меня? Я, между прочим, гостей на транспортнике не ждал, а если бы и ждал – всё равно рожу ему реставрировать не стал бы. И гости потерпят!
В общем, физиономию ему заменяла помятая пластиковая накладка на стальной башке, на коей складским маркером неровными и, признаться, суматошно-рваными штрихами нарисовал я ухмыляющуюся рожу, вышедшую, в довершение сей печальной картины, ещё и какой-то кривоглазой.
Меня любил как программой предписано, к гражданам метрополии относился с должным почтением, всех же прочих за людей не считал.
Работал по хозяйству, изредка привлекался к мелким и незначительным ремонтным работам.
Иногда искрил.
В общем, послал я эту жертву водительской невнимательности и моего безденежья в поход за рыбой.
Да, забыл сказать! На краю поляны, где мы коротали изрядный кусок вечности, был склон, краем упиравшийся (как верно показали сканеры) в песчаный берег какой-то речушки.
Ну так, что-то среднее между большим ручьём и маленькой рекой. И вот вздулась эта речушка после той самой грозы и вскорости после этого стали из забурлившей воды рыбы прыгать.
Не знаю, точно ли это рыбы были. Какие-то существа с плавниками. Пузатые, с серебристо-фиолетовой чешуёй.
Я решил, что кухонному комбайну не мешало бы и местные продукты освоить, а то что все на бортовом да постном сидим? Припасы к концу подходят, и вообще – свежатинки захотелось.
С гостями и советоваться не стал. Какой уважающий себя перевозчик будет с собственным грузом советоваться?
Просто путём нехитрых рассуждений пришёл к выводу, что коли воздух тут от нашего не слишком отличается, так и живность не должна отличаться тако же.
Потому Косорыла и отправил…
Тот в стальной клубок свернулся, выкатился из корабля, пролетел волчком по поляне – и к реке.
Сначала честно лапами грёб из воды и добычу в корзину складывал.
А потом пришли местные…
Да, дикари какие-то! Волосатые, низкорослые, сгорбившиеся какие-то. Тоже, видать, на рыбное место притопали.
Я уж подумал: увидят работника моего – и дёру дадут. Ан нет, не дали.
Орать чего-то начали, пальцами показывать.
Чего говорите, господин прокурор? Антропоморфные? Это как это?
Да, чем-то на людей похожи. Низенькие только. И бугры мышц выпирают со всех сторон. И ещё… Будто чем-то белым присыпаны. Порошком каким-то. Это у них украшение такое из пересушенной глины, но это уже я потом узнал.
И рожи у них такие, что робот мой по сравнению с ними – звезда ночного шоу.
Так вот, давай орать! А потом сдуру пару раз палками какими-то заострёнными киданули.
Чего ради?
А у Косорыла программа защиты встроена. В метрополии и в грузовых портах она, конечно, отключена, но тут-то, в диком месте, по умолчанию активизируется.
Он и пошёл их гонять!
Кому-то по шее съездил, кого-то просто в сторону отшвырнул, кому-то и по спине пребольно попало!
Умора была! Я ещё на большой объёмный монитор картинку вывел – так Луц с Кравеном чуть по полу не катались от смеха.
А Эбиган – тот нет. Серьёзно так смотрел, вдумчиво. Губы пожёвывал.
А тут и я промеж смеха стал думу думать.
Местные! Вот кто мне поможет всю эту троицу из транспортника выманить.
Профессор – человекоориентированная сволочь. Это сразу было понятно. Человеки для него – сопротивляющийся обработке материал, самим сопротивлением своим бросающий вызов творческой его воле.
Такой господин птичек и зверюшек изучать не будет. Неразумные твари ему ни к чему. И слишком разумные – тоже ни к чему.
А вот такие вот, полуразумные, в самый раз. И чем ярче выражена эта полуразумность и твёрже сопротивление цивилизаторским усилиям, тем азартней профессор будет давить лапами и мять глиняных человечков, выделывая их на свой манер.
И понял я, что пришла Удача. Большая такая, нежданная удача. Ведь без этих нечаянно нагрянувших гуманоидов мне Эбигана, пожалуй, трудновато было бы выжить.
Не за цветочками же его посылать? Плевать он хотел на цветочки!
Людишки – вот его сокровище!
Только я думу додумал, так уже и Косорыл вернулся. Кривая ухмылка была теперь ему в самый раз.
Разогнал он местных с минимальными потерями, почти без повреждений. Ну так, пара царапин. Кажется, дикари эти где-то в травке пару камушков нашли да приложили рыболова нашего напоследок.
А он их приложил так, что бежали те в спасительный лес, хромая, кособочась и стеная непрестанно на гортанно-квакающем своём языке.
А ещё хозяйственным Косорыл, помимо счастливо сохранённой рыбы, принёс изделия местных мастеров: палку с неровно заточенным (явно об камень) концов, сук с обломанными ветвями (изображавший у местных воинов боевую дубинку) и осколок кости, на треть длины обмотанный подсушенной древесной корой (это, должно быть, боевой нож).
Косорыл собрал трофеи очень удачно. Мне-то на всю эту инопланетную этнографию наплевать, а вот профессор заинтересовался.
Давай сразу рассматривать, да восхищаться, да что-то под нос себе приговаривать.
Я его в течение дня осторожно подначивал. Так, чтобы выглядело это естественно и не нарочито. Явного интереса не выказывал, но так… при случае…
Дескать, любопытно бы поближе познакомиться. Не так, чтобы близко. Но кое-какой материал можно было бы и собрать. В нашем-то мире о такой чистоте первобытной даже в легендах не вспоминают. А тут… И вообще… Одной только силой цивилизованного интеллекта можно было бы всю эту банду волосатиков в шеренгу выстроить и повести к свету цивилизации. И, прошу заметить, при полной свободе рук и творческих усилий.
Ведь на это планетке никакие правительственные комиссии нас не контролируют. И сыщиков из Управления порядка и благочиния тут нет. Не родились пока!
Так что…
У профессора, конечно, свои мысли в голове роились. А чтобы роение это усилить, я даже разрешил Эбигану в бортовую лабораторию залезть. Ну, ту самую, что на транспортниках используется для изучения образцов сомнительных по качеству товаров.
Он таи засел до вечера.
А вечером задал я пир.
Кухонный процессор признал рыбу вполне съедобной и наготовил из неё множество самых разных наивкуснейших блюд.
И после затянувшегося космического поста набросились мы на эти яства как стая оголодавших шерстихвостов, сбежавших из бродячего зверинца.
Набив животы, потянулись к философским размышлениям.
И разговор потёк сразу по нужному руслу.
Как-то сам собой встал вопрос о близком знакомстве с дикарями.
Профессор не стал змею за хвост тянуть и с ходу спросил, можем ли мы овладеть языком аборигенов.
«Без проблем!» отвечаю. «Косорыл у одного контуженого в долю мига всю информацию из головы вытянул и уже парой фраз овладел».
«Подлый сын блюкой Баякудры!» бодро подтвердил прислуживавший за ужином Косорыл.
Профессор призадумался.
А потом и спрашивает, как и нам… то есть, ему в первую очередь языком овладеть. Да так, чтобы без акцента.
«Запросто» отвечаю. «каждый транспортник оснащён лингватором. В нашей грузовой системе пятьсот сорок три языка используется, и это только официально! А с учётом жаргонов, диалектов и редко употребляемой в приличном складском обществе обсценной лексики планеты Виклор – так и вовсе сотен семь наберётся. И насчёт акцента не беспокойтесь – в загрузочной информации, которую лингватор втемяшит в ваши драгоценные мозги, будут и сигналы для настройки правильно работы мышц гортани и связок, с учётом всех особенностей местного акцента».
В общем, обнадёжил.
Луц и Кравен напряглись. Им в авантюру ввязываться не хотелось, но профессор (на моё счастье) упрямо тянул их за собой.
После ужина толком не отдохнул. Вскочил на заре, всех поднял – давай язык осваивать!
В кресло лингватора садились по очереди. Я тоже присел. Отчасти чтобы подозрений лишних не вызывать, отчасти из-за внезапно налетевшего куража, а отчасти потому, что было очень любопытно послушать, о чём же этот премудрый реформатор с дикарями разговаривать будет.
А потом по просьба профессора отправил я микродрон в разведку. Выяснить, где там стойбище местных находится. И заодно уточнить, как же они на визит пришельцев отреагировали, да и вообще – как живут и о чём мечтают.
Дрон поселение довольно быстро обнаружил. По следам беглецов (они в зарослях настоящий коридор пробили, пока бежали).
Дикари как дикари. Навесы на стволах деревьев, шалаши – то ли на сваях, то ли на тех же стволах. Кусок леса слегка прорежен от деревьев.
Видно, временно они тут.
Грязь, мошкара какая-то в воздухе вьётся.
Галдят, воду набирают из какой-то лужи. К реке идти, похоже, боятся.
Дрон к стволу прицепился, включил оптомаскировку. Видит, слушает, пишет.
В общем, ничего особо интересного.
В основном, свои проблемы обсуждают. Ну и про нас, конечно, говорят. Но так, немного. Прямо даже обидно стало, что так немного.
Я-то думал, мы у них фурор произвели своей посадкой да буйством моего рыболова. Ан нет, без фурора обошлось.
Дескать, упало там перед грозой чего-то с неба, да потом зверь какой-то мужиков чуть не покалечил.
В общем, явление природы. То вода с неба упадёт, то транспортный корабль, за который кредит не выплачен.
И то верно, чего удивляться?
И ещё понял я, что к поляне нашей они больше не пойдут, а откочуют выше по течению реки. Там запруда, глубоко – и рыбы много.
Такие дела.
Вот это меня слегка обеспокоило. Понял я, что профессора им надо подсунуть до начал кочёвки. Или таскаться к ним придётся к какой-то их проклятой запруде!
Да и оттуда они, не ровён час, сбегут.
Профессор их болтовню поначалу слушал без особого интереса. Мычал только да пальцами водил по мемо-листу, записи делал.
А потом оживился.
«Непонятно» бормочет.
И ёрзает при этом.
Непонятно и непонятно. Но раз задело его что-то, то надо тему развить. Пора уже, подзадержался я в состоянии бодрствования. Русрсы организма тоже ведь расходуются, а гибернация – дело нелёгкое, труднопереносимое организмом, истощённым космическими полётами и многолетним употребление орхидейного сока.
«Чего» спрашиваю «непонятно?»
Он косится, на вопрос не отвечает. Опять бормочет.
«Чего» повторяю «непонятно? Обычная голытьба лесная. Займись несчастными, доктор, сделай доброе дело. Благо, время у нас есть: по моим расчётам спасатели к нам через тридцать пять дней прибудут. Как раз время будет материал собрать да в чувство их привести. Построить, так сказать, совершенный мир в условиях джунглей. То-то радости будет, когда вернёшься с победой!»
Льстил, конечно, грубо. И врал напропалую. Никаких тридцати пяти дней и в помине не было. И расчётов никаких не было. И с радостью профессора никто в наших краях не ждал, это очевидно.
Меня бы, пожалуй, коллеги профессора живьём сожрали бы, если бы я каким-нибудь образом исхитрился Эбигана живым вернуть.
Одна радость: шансов у Эбигана не было.
А у меня были.
Я их и увеличивал по мере сил.
И повёлся хмырь учёный, повёлся на грубую лесть!
Лицо в сладкий блин раскатал, будто тот пьянчужка из Торфяного квартала, которому после пары дней вынужденного воздержания довелось-таки до оловянной чарки добраться с синей жидкостью, что давят на радость бродягам из придорожных цветов в южных провинциях метрополии.
Обрадовался, расслабился – и давай мысли излагать.
Начал с вопроса: «Почему же это у них религии нет?»
Вот так. Никакой.
Дрон все их разговоры собрал, все мысли выудил и профильтровал. Почти весь день на дереве проторчал. И мы беспрестанно дикарскую трепотню слушали. Когда в записи, когда в прямом эфире.
Про охоту говорят (на каких-то «бубуров» засаду собрались устроить), о рыбалке речи заходят непрестанно, о том, кто у кого бабу увёл…
А бабы, господа судьи, у этих аборигенов ничего оказались, между прочим! Погуманоидней мужиков будут, постройней и без неуместной этой волосатости. Некоторые так очень даже ничего! С моей кошёлкой сравнить – так и вовсе красавицы!
…и как бы вовремя с кустов у Сухой Земли (не знаю, что такое… местность так называется, наверное…) плоды «а-бб» собрать, а то пожелтеют скоро и вкус будет уже не тот.
В общем, нормальные бытовые проблемы обсуждают!
А этому – богов подавай! И зачем ему боги?
«Духов каких-то упоминают изредка» продолжал Эбиган. «Но как-то невнятно всё, к слову только. Без всякого почтения?»
«Чего» спрашиваю «шнырь учёный, за бога себя выдать хочешь? Так-то оно проще было бы мозги загаживать. Да только не выйдет, душевед! Ты им одним своим видом отвращение внушаешь. Да и я тоже. Да и эти…»
И кивнул так выразительно на Луца с Кравеном.
Те заулыбались сразу понимающе и закивали в такт.
«И вообще – у них своя жизнь. Чтобы хоть за кого-то себя выдать, нужно в контакт войти…»
Тут профессор меня прервал.
«Чушь!» кричит. «Никакой контакт не поможет! Хоть сотню лет с ними контактируй – и никакого общения не будет. Между нами и ими – тысячи лет развития и сотни лет световых. Быть может, наши психотипы вообще несовместимы. Их парадигма гомеостаза…»
И тут же по лбу себя хлопнул.
«Понимаю!» возопил. «Понимаю, почему богов нет! Лишняя сущность!»
Я и согласился сразу же: «Конечно, ибо это так! Они же вкалывают с утра до вечера, выживают как могут. Судя по комплекции, недоедают и часто болеют. Ни запасов еды, ни лишнего времени нет. Откуда богам взяться и на кой демон они тут нужны?»
Клянусь, Эбиган с уважением на меня посмотрел!
Недолго, правда, он так смотрел. Потом опять прежний, высокомерный вид принял и давай рецептами сыпать.
«Напрямую нам с племенем в контакт вступать ни к чему. Но и без помощника нам не обойтись. Потому найдём же самого перспективного аборигена и сделаем его нашим доверенным лицом. Собственно, уже нашли! Вот он!»
И на экран показывает.
А там – мама моя! Совсем общипанный дикаришка самого премерзкого вида, весь в жёлтой грязи от макушек до пят, с спутанной в колтун бородой, и – безумными, хищным огнём горящими глазами.
Собственно, про этого мужичонку мне кое-что было известно. Судя по отзывам соплеменников, презренная и противная личность.
Слабак, психопат, агрессор (если есть возможность кого-нибудь безнаказанно обидеть), сплетник и интриган, пакостник и сквернослов.
Как я понял, в племени его все били, даже женщины, дети и старухи. Он им героев видеошоу заменял, они его раза три в день гоняли по лужам для потехи да комьями грязи закидывали.
Он верещал постоянно, чушь какую-то бессвязную нёс и то о жалости молил, то грозил всё племя загрыть во сне, а потом на трупы непременно помочиться.
На охоту его не брали. Мужики вообще брезговали к нему близко подходить. Женщины подходили только чтобы плюнуть или гадость какую-нибудь сказать. Но тоже старались слишком уж не приближаться, ибо грязен он был и даже по самым первобытным стандартам.
Запах дрон передать не мог, но судя по виду… Запах общему образу наверняка соответствовал.
Не убили его до сих пор и даже отбросами иногда подкармливали именно потому, что глумление на грязнулей и дурачком доставляло аборигенам несказанную радость, примиряло с тяжкой лесной судьбой, помогало преодолевать бытовые невзгоды и даже отчасти возвышало племя в своих собственных племенных глазах.
Кстати, звали красавца Быб. Это, вроде бы, какое-то неприличное слово. Что-то связанное с репродуктивной системой местной разновидности болотной саламандры.
Вот этого Быба профессор и выбрал в посредники.
Я сразу согласился и сказал, что учёному человеку видней.
«Иди, целуйся с этой зловонной козявкой!»
Это я подумал так. Вслух же сказал, что парень хоть куда.
На племя только немного обижен. Проблемы с внутриплеменной коммуникацией. А так – талант. Всю жизнь, небось, отбросами питается и такую энергию сохранил!
Вот как забавно в кустах кувыркается, увёртываясь от плевков.
Славный малый, только закомплексован немного и задавлен враждебным социумом до крайности.
«Такой и нужен!» провозгласил профессор.
И дальше уж такую чушь понёс, что подзаряжавшийся в углу командирской рубки Косорыл стал от слов его тревожно пищать и помигивать цветоиндикаторами.
Дескать, изгой не связан с племенной протокультурой, не скован путами условностей и личных привязанностей, откровенно презирает племенные традиции и в силу своей социопатии открыт для благотворного воздействия прогресса.
И потому грандиозный эксперимент с его участием непременно увенчается успехом, и профессор вернётся триумфатором и посрамит интриганов из аппарата правительства, и будет на руках внесён в Зал Вечной Славы, и подарят ему венок, сплетённый из ветвей бутерии, и…
Тут я окончательно и согласился. Венок – дело хорошее.
И попросил его меня при случае не забыть. Пристроить куда-нибудь… ну там, в науку или в благочиние…
На том и порешили.
На следующий день пошли с Быбом знакомиться.
Все вчетвером. Точнее, впятером: Косорыла я тоже с собой взял.
Профессор объяснил, что для преобразований благороднейшему Быбу потребуется силовая поддержка. А из оружия у нас – один Косорыл.
Можно, конечно, было бы и пару шокеров взять, но с Косорылом спокойней.
С Быбом познакомиться было нетрудно. Не было необходимости на той ранней зорьке пробираться в центр стойбища, рискуя прежде времени разбудить не осчастливленных пока прогрессом дикарей и навлечь на себя их гнев вкупе с градом заостренных палок и гнилых плодов. Быб, по счастью, жил, как и подобает исключительной личности, на отшибе, шагах в ста от стойбища, возле ямы, в коей племя устроило свалку всяческих отходов бурной своей жизнедеятельности.
Мы, по счастью, были в дыхательных масках (один процент углекислого газа – не шутка! сознание можно на третьем вдохе потерять, я об этом сразу предупредил!), поэтому тошнотворного смрада не почувствовали, но от одного вида быбова жилища долго кряхтели, борясь с подступающей тошнотой.
Профессор, правда, молодцом оказался. Справился раньше всех.
Косорыл и вовсе к запаху нечувствителен.
Он-то и растолкал сладко дремлющего реформатора (нам, признаться, даже в защитных перчатках вовсе не хотелось его касаться).
Быб, открыв глаза, прохрипел что-то невнятное, покашлял, чихнул, почесал живот.
Потом потянулся, зевнул. Встал и без особых церемоний справил малую нужду прямо нам под ноги (так что пришлось поспешно отойти на пару шагов, а профессор заметил при этом, что его предположения о сходстве физиологии нашей и местных гуманоидов самым решительным образом подтверждаются).
После чего соизволил обратить на нас внимание и спросил: «Чё? Кто такие?»
И тут же проворно пригнул голову, ожидая привычный утренний шлепок.
Профессор понёс было чушь о том, что мы добрые и могущественные лесные духи, пришедшие осчастливить его народ и избравшие доброго Быба своим посланником и новым вождём лесного народа.
И пришли дать закон, и правила, и новый порядок…
Чудила, ей-богу! На борту так умно и правильно рассуждал, а тут околесицу понёс – хоть смейся с него, хоть плач. Чего кружева плести?
И Быб, дурость профессорскую почуяв и решив, что битьё в ближайшее время не грозит, сразу как-то духом воспрял, спину выпрямил, поглядывать стал весело и хамовато.
А по окончании профессорской речи харкнул Эбигану на болотные сапоги и заявил: «Духи глупы! Быб токран, но токраны Быба не любят. У токранов два вождя. Один рыбу хорошо ловит, другой охотится и делает много детей. Быбу не дают делать детей и охотиться!»
«Надо же!» присвистнул Луц. «Такой талант пропадает без потомства!»
И достаются ему одни кости, но…
…Но рыбалка плохая был, и Быбу досталось мало костей.
А потом этот наглец заявил, что духов, особенно лесных, он очень любит, но духи непременно должны ему дать что-нибудь пожрать, потому как рано его разбудили и прервали сон, в котором он много жрал и потому был сыт.
А сейчас он проснулся и голоден.
Тут уж я не выдержал. Скомандовал Косорылу и тот привёл наглеца в чувство лёгким шлепком по спине и лёгким же пинком пониже оной.
Быб тут же заявил, что Звенящий Зверь хорошо дерётся и Быб обязательно будет с ним дружить, если Зверь больше не обидит Быба.
И добавил, что у Быба длинный нос, крылья за спиной, три мусорных духа в услужении и от извержения его семени распускаются цветы.
«Заткнись!» скомандовал я. «И слушай! Зверь запугает племя и приведёт его к покорности. Прежние вожди будут жить возле ямы и глодать кости. Быб станет вождём по воле духов и Зверя. У Быба будет много баб и жратвы. Взамен он заставит племя служить духам и заставит токранов жить по новым правилам. Кланяйся, тварь!»
«Это не совсем то, что я планировал» заметил профессор, наблюдая за быбовыми поклонами. «Мне хотелось некоторой постепенности в развитии новой социоформации, эволюционности…»
«К демонам вашу эволюцию!» ответил я дерзко. «Припасов на корабле не так много, да и эволюционировать сотню лет вместе с дикарями я не собираюсь. Поэтому быстро проводим революцию, дрон всё снимает на камеру, фиксируем на инфочипе – и домой!»
На самом-то деле мне, понятно, хотелось, что эта троица поглубже в местном болоте завязла. А я в начавшейся суматохе смоюсь тихонько. И в гибернатор, спать…
В общем, двинули мы вонючку по пути прогресса.
Косорыл с утра пораньше ворвался в стойбище и подверг его крайнему разорению. Стволы тряс и ломал, гуманоидов на землю стряхивал. Крушил хижины и навесы. В довершение всего затоптал кострище.
Такой радости в быбовой жизни прежде не было. Он свистел, хрипел, верещал и квакал. И катался по траве, схватившись за живот.
А профессор следил за ним, губы поджав, да сам с собой негромко разговаривал.
Луц с Кравеном, в кусты забравшись, следили за революцией с безопасного расстояния, изредка отчётливо подрагивая.
Кончилось всё быстро. Косорыл согнал племя в центр поляны. Быб выступил с речью.
Свергнутых вождей он заставил встать на колени и помочился им в открытые рты, обозначая тем самым свой приход к власти и начало эры прогресса и процветания.
После чего Косорыл погнал несчастных на новое место жительства, к яме.
После чего Косорыл по моему приказы начал восстанавливать стойбище, сооружая навесы больше и прочнее прежних, и подправляя порушенные жилища на стволах.
Быб на эту хозяйственную суету особого внимания не обратил. Время не теряя, приступил к тронной речи.
Для начала он объявил, что лично осеменит всех мужчин племени и выколет им глаза, ибо без глаз охотиться гораздо приятней. Девушкам племени он сплетёт венки из душистой травы и научит их волшебным песням, а детей превратит в болотных карликов, ибо так можно вывести новое, могучее лесное племя. А ещё он научит всех токранов прыгать по деревьям, во сне ему было видение, что он умет летать и выискивать в земле камни, которые от согревания на костре обращаются в воду. Быб – новый вождь, будет жить вечно и уведёт токранов в небо, потому что облака сладкие на вкус, Быб добрый и сам их пробовал, и ему не жалко.
А умучивших его женщин он как презирал так и презирает, но полюбит их, если они дадут ему сладких корней, запечённых в золе.
А токраны живут неправильно! Надо жить в больших хижинах, что больше деревьев. С их вершин можно достать до неба, потому что Быб добрый и облака сладкие.
Леса быть не должно! Лес – плохой. Быб точно знает, ему видение было. У токранов будет Зверь. Это счастье!
Аборигены сначал слишком ошарашены были неласковой побудкой, потому ворчали глухо и на свет жмурились. Потом переговариваться начали. Быба, похоже, они поначалу или совеем не слушали, или слушали не слишком внимательно.
Потом понемногу пришли в себя, вслушались в пророческие речи (а Быб, как заезженный иглой камешек в древней звуковой шкатулке, бред свой повторял от начала до конца и от конца до начала нескончаемо, и говорил бы так, пожалуй, до вечера, если бы его не прервали).
Быбов проект они не оценили. И вообще из его планов на будущее мало что поняли. Но самые догадливые, видно, осознали, что мусорный гад с какими-то духами сговорился, Зверя приманил и племя из жилищ повыгонял, сами жилища разорил, а теперь куда-то поход вести хочет, судя по всему – прямиком на небо.
А уж когда Быб, неожиданно с круга сбившись, заявил, что обычаи Дедов – дрянь, потому как хорошим людям от них одни страдания, и запрет на поедание мусора и возлежание с трупами просто глуп и смехотворен, лесные люди заворчали нехорошо и грозно.
А Эбиган тут подался вперёд да как завопит (у меня аж наушник завибрировал):
«Понятно! Понятно теперь! И сумасшествия вовсе нет! В моей теории всё стало на свои места!»
Невыгодно мне это было – одёргивать его в такой момент, но не выдержал я и попытался экспериментатора урезонить.
Вы, говорю, профессор совеем в своей теории запутались. То у вас преступников нет, а есть лишь одни сумасшедшие. А теперь у вас сумасшествия нет и всё встало на свои места. Что же тут может встать и почему это сумасшедших нет, когда параноик прямо на наших глазах прогрессивный переворот устраивает?
Эбиган в ответ понёс какую совсем уже невероятную чушь о том, что социодеформации объясняются вовсе не искажениями в психическом развитии отдельных индивидуумов, и вообще никаких искажений нет, а есть лишь проявления над-Эго, восстающего против тирании ригидного общественного сознания.
И социодеформация происходит лишь в случае сбоя в работе адаптивных механизмов общества при взаимодействии с личностью, активирующей над-Эго при ситуативном распаде внутрисоциальных связей.
И компенсация при подавлении над-Эго трансформируется в сверхкомпенсацию в тех, господа судьи, условиях, при которых экстремальное давление социальной надстройки внезапно падает до нуля, высвобождаю взрывную энергию деформированной, то есть творческой личности.
Это не мои слова, прошу заметить, это Эбиган так говорил. Он вообще много чего сказал, сыпал терминами как подметальщик хлорным порошком на мостовую, загадил мне весь мозг, так что я лишь десятую часть его речи запомнил, клянусь милостивыми богами!
А как толпа на полянке загудела, заворчала грозно и на Быба двинулась – профессор и вовсе в трансе зашёлся, головой начал трясти.
А потом…
Ох, и тяжело вспоминать! До сих пор холодный пот прошибает.
В общем, рванул он вперёд, выбежал на утоптанный пятачок прямо перед толпой, заградив от неё Быба, и давай блажить.
Сначала через мембрану орал, как положено.
Всё о духах о каких-то, об изменении ходы мыслей. О том, что он токрнам добрый друг, а Быба убивать нельзя, а надо слушать.
Потом совсем спятил и маску сорвал.
Видно, решил, что толпа на него нехорошо реагирует, потому что слова звучат неразборчиво и сокровенны их смысл до дикарского сознания не доходит.
И тут совсем плохо стало.
Сначала я вроде гул какой-то услышал, потом вопль… Один, другой, третий… Со счёта сбился!
Потом слилось всё в сплошной шум, в котором отдельных голосов уже не различить.
Заметил я, что профессор побледнел и синюшность в лице… Взмахнул руками и упал вроде…
А потом толпа накрыла его.
И тут я решил, что пора бежать. То есть не то, чтобы решил. Мозг и среагировать не успел, а ноги сами побежали.
Как-то всё глупо вышло. Вроде, по плану, а если разобраться – совсем не по плану.
Бежал опрометью, без оглядки, прямиком через заросли, в лес, в самую гущу, к демонам!
Задыхался, господа судьи, хрипел, за стволы хватался и сам себя вперёд толкал. Очень жить хотелось, господа судьи!
Один раз даже на миг маску сорвал. Совсем воздуха перестало хватать.
Правда, быстро опомнился – надел.
И снова бежать!
И добегался…
В болото какое-то провалился.
Там только от водички прохладной в себя пришёл.
Огляделся по сторонам – мама моя несчастная!
Стволы вокруг с вывернутыми корнями, серо-бурым мхом заросли. Лианы в руку толщиной и все будто какими-то узлами связаны. Твари какие-то мохнатые по стволам прыгают. Листья жёлтые из воды лезут и… вроде ко мне тянутся.
Жуть!
Я же вам не космонавт из дальней разведки, к инопланетным кошмарам непривычный. Всю жизнь по терминалам да пандусам, к цивилизации привык.
И вода, зараза, к самым клапанам маски подступает, и ил под ногами расходится.
В общем, ясно дело, что выбираться надо.
Тянулся, тянулся… да что тут рассказывать, всего не расскажешь.
В общем, кое-как схватился на лиану, тяну. Так вот, потихонечку стал себя вытягивать. Потом веток к себе подгрёб, выбрался постепенно из трясины.
Потом сидел, мокрый весь, и трясся. Не от холода – жара в болоте была пуще, чем в лесу. Аж лёгкий пар от воды шёл!
Нет, от этого… Нервного напряжения.
Плохо на душе было, тоскливо.
До темноты просидел. Потом на небе зарево увидел.
Сначала не понял ничего, решил поначалу, что пожар лесной начался. А что, в такие смутные времена пожар запросто может случиться.
А потом сообразил: подсветка стартовой площадки включилась. Бортовые системы корабля так настроены, что при наступлении темноты прожекторы подсветки сами включаются.
Теперь хоть понятно было, в какой стороне корабль. Собственно, я бы и так не заблудился. Навигатор у меня, как положено, в левом рукаве полевого комбинезона. Нашёл бы.
Вот только…
Только теперь я сообразил, что взбаламученное нашими экспериментами племя могло рассыпаться по лесу в поисках лесных духов… или просто в набеге… или в панике…
Демоны знают, что там теперь в голове у этих дикарей!
И… Прислушался. С той стороны, откуда я прибежал, всё ещё доносился какой-то шум. Понятия не имел, что там творилось, но возвращаться к кораблю тем путём не хотелось никак.
Пошёл дальним, кружным путём.
Сколько времени плутал – не могу сказать.
Полночи, должно быть. Не меньше. Из сил выбился… Да вам не интересно это!
Вот и господин прокурор изволит зевать. Да ладно уж, дайте досказать. История-то важная для процесса, уж поверьте мне на слово!
Так вот… Добрался я. Нет, ещё не светало. Ночь была.
Но возле корабля – будто день. Прожектора светят, сигнальные огоньки по ограждению бегут, силовое поле бледно-голубым отсвечивает. Иллюминация как на праздник!
Мне только не до праздника. Я, как выбирался, всё себя корил, что робота потерял. Косорылу-то я забыл команду дать, чтобы он за мной следовал. Он же, бедняга, на аудиоконтроь был настроен. Только на слух команды принимал, а модуль дистанционного управления я перед выходом с корабля отключил, чтобы при возможном сбое в бортовом компьютере жестянка не взбесилась ненароком да махнула лапой ненароком не в ту сторону.
Так что… жалко было, да!
И совсем нерадостно на душе стало, когда я Луца увидел. Точнее, тело его. Останки, то есть. Так ведь это называется, господин прокурор? Когда труп в траве лежит?
Что труп – я сразу понял. Кровища по траве, полбашки снесено, и вроде… Вроде куски какие-то, ошмётки вокруг. Мозги, что ли? Откуда мне знать как они выглядят, я же не врач! Не хирург и этот, как его… анатом который…
Луц хитрый был. Сразу к кораблю побежал. Но не очень хитрый. Чего ему без меня у корабля делать?
Он же кодовой комбинации не знал на открытие прохода в силовой поле. Да и сканирование лобных линий не прошёл бы!
В общем, у защитного периметра он и встал. А там и дикари по следам к нему подобрались. И добили несчастного.
Мне прямо жалко его стало, честное слово!
По правилам, конечно, я за жизнь его не отвечаю, но…
Не такой, не такой смерти я ему желал. Как-то думал, поспокойней всё будет… Или вообще как-нибудь выживет…
Я ведь не злой человек, господа судьи. Честное слово и не для протокола!
Всего лишь себя спасал. Имею ведь право?
И надо было себя спасть. Я термовизор достал и по сторонам осмотрелся.
Особенно внимательно в сторону леса смотрел. Если Луца угробили, так могли и меня поджидать.
Но ничего такого и никого такого… не увидел.
Нет, помех не было. Силовое поле ведь блокирует инфракрасное излучение от корабля. Не было никого, точно говорю!
В общем, забрался я под защитный купол.
И так легко на душе стало. На траву упал и рыдал…
Не интересно про рыдания?
Ладно, продолжаю.
Как в корабль зашёл, так первым делом разделся, одёжку – в утилизатор, сам - в душ.
Вымылся и… Не поверите, к монитору потянуло. Не сразу в гибернатор, а к монитору.
Вспомнил я, что дрон на поляне остался. Как раз там, где Быб речь произносил.
Отчего-то захотелось посмотреть… Сам не знаю, на что. Любопытство замучило.
Подключил монитор, настроил изображение.
Дрон исправно передавал сигнал.
И увидел я, что утренний фарс и дневная трагедия перетекли плавно в ночной кошмар.
Прежде всего, Косорыл! Он, гад такой, нисколько не пострадал и продолжал, в отсутствие оперативного руководства, выполнять команду.
Точнее, три последние команды.
Первая команда была: навести в племени тотальный погром.
Вторая: согнать всех дикарей в кучку для прослушивания инаугурационной речи нового вождя.
Третья: восстановить хижины краше прежних.
Косорыл исправно выполнял все три команды! Причём получалось так, что выполнял он их одновременно.
Строил навесы, гонялся за дикарями, крушил хижины, забирался на стволы, спрыгивал, опять за кем-то носился, снова пытался что-то строить, кого-то хватал, уворачивался от камней, и снова начинал всё с остервенением крушить, радостно мигая встроенными в корпус фонарями.
Бедные дикари, окончательно спятив от нахлынувших за день событий, большей частью успели уже разбежаться, отчаявшись спасти жилища и пожитки.
Оставшиеся с отрешённым видом бродили по поляне, и видно было, что ничего этим бедолагам уже не надо, а только бы – лечь да помереть.
Но и лечь не было никакой возможности. Ложившихся на траву безжалостный Косорыл рано или поздно находил, поднимал пинками и гнал в середину поляны.
Но и там отдыха не давал, а заставлял стоять и слушать… давно уже не звучащую речь.
Не звучащую, ибо сам оратор, несостоявшийся великий вождь Быб , висел на ветке, подхваченный за шею сплетённой из древесного волокна верёвкой, и показывал дрону распухший, фиолетово-синий язык.
Но Косорыла эти мелочи не интересовали.
Он гонял и строил… Люди же, собрав последние силы, разбегались от него как могли. Людей оставалось всё меньше.
Попытался найти профессора и Кравена… Не нашёл. Честное слово, не нашёл!
Там лежали какие-то тела… И вообще, круговерть такая. У дрона камера хорошая, и оптика ночного видения… Нет, не нашёл.
И отправился спать.
То есть, именно, что отправился. Прошу понять меня правильно, я всего лишь пытался выплатить кредит. Не оставлять же кредит на семье?
Вы, господа судьи, знаете мою жену. Она – несчастная женщина. Постоянные нервные срывы, глупые мечты о домике на атолле Спокойствия, все эти только ей нужные операции в клинике косметической трансплантологии… Я это говорю к тому, что достойный уровень жизни – он ведь тоже чего-то требует.
Нет, не в качестве оправдания. Я имею в виду…
Хорошо, оставим эту тему.
А собственно, больше и рассказывать нечего. Остальное вам известно. Известно не хуже, чем мне. Мы ведь с вами хорошо друг друга изучили в ходе этого не в меру затянувшегося процесса?
Я вот только одно хочу сказать… Самую малость… Нет, прежде я об этом не говорил. А теперь вот хочу… не то, чтобы душу открыть или излить там… Или как принято говорить о сокровенном?
Сокровенный страх сродни сокровенной любви. Признаёшься в последний момент. А момент этот, судя по всему, не так уж и далёк.
Я тогда, после этого просмотра…
Шёл по коридору к камере гибернации и на последнем уже повороте, перед самой целью, вожделенной целью, прошу заметить, ощутил нечто странное. Холодком…
Чей-то скользнувший взгляд. Я ещё подумал, помнится, что, верно, Косорыл вернулся. А потом сам себя за глупость и отругал. Как же ему вернуться, если я задание отменить уже не могу?
Да и не мог бы он пройти через защитное поле. Такой плотный, знаете ли, экран, что и робота удержит.
Он бы стоял и звал меня. Вызывал по резервному каналу…
И тут – вроде мелькнуло что-то! Какая-то тень по коридору. У меня, признаться, нервы не в порядке были. И откуда им в порядке быть?
Нет, ремонтные роботы только в двигательном отсеке. Откуда им в жилых помещениях быть? Да и не такие они, эти многоножки…
Там не от многоножки тень мелькнула. Не скажу, чья…
Послышалось мне, будто бегает кто-то. Так суетливо, из угла в угол. И хлопочет о чём-то… непонятном… И стонет.
Тихо так, но – явственно, отчётливо. Потянет стон и оборвёт. И опять потянет.
Сначала пот холодный прошиб. Потом сработало что-то в голове… Знаете, эта вечная привычка пилота искать всему рациональные объяснения.
И понял я, что просто надышался какой-то гадостью, пока по лесу бегал и болоту ползал. Я же говорил, мне дыхания не хватало, вот я и маску сдвинул. Глупо, конечно…
И рыбу местную не надо было есть. Я же только экспресс-анализ провёл, очень свежатинки хотелось!
Боги мои, как глупо всё вышло!
Потом голос услышал.
Будто какого-то ангела звали. Уходить отсюда… Не разобрал.
Читал я в старой книге про этих ангелов. Ещё в детстве. С крыльями какие-то… Ерунда!
Я тут при чём?
Подумал, что надо бы притормозить ненадолго и в медицинский отсек завернуть. Провериться… Вы знаете, инструкция запрещает проводить процедуру глубокой гибернации при таких вот симптомах. Искажённое сознание плохо реагирует на жёсткие процедуры…
Я лечусь, господин прокурор! Вы знаете, что я испробовал все методы, вплоть до гемофильтрации, хотя по инструкции такие процедуры проводят только в стационаре.
Сами видите, что происходит!
Уважаемые господа судьи, и вы, уважаемый господин прокурор, и вы, уважаемый и по счастью вовремя проснувшийся господин адвокат, и вы, странные люди в разноцветных, никогда прежде мною не видимых одеяньях, и вы, удивительны существа, поселившиеся в кладовке!
Простите меня, если можете!
Этот процесс идёт уже который… Сколько времени он уже иже идёт? Я сбился со счёту после пятнадцатого заседания. Сначала я считал, потом бросил…
Поймите вы все, что пищевые ресурсы на корабле не безграничны. Запасы воды можно иногда пополнять за счет атмосферных осадков, что мы все скоро кушать будем?
Я не открою защитный купол, и не просите. Не предлагайте мне земляных червей, я боюсь пробовать местную пищу!
Вы все, в который обращаюсь к вам не с просьбой уже, а с мольбой: отпустите меня в гибернатор!
Неужели вы не понимаете, что мне нужно уснуть?
Иначе нам всем крышка…
Кстати, кто-нибудь знает, почему у здешней воды такой странный привкус?

Александр Уваров ©