Лиса в оперенье

Лиса в оперенье

Несмотря на ранний час, императорский дворец, что в Хэйане, был полон. Джун впервые попал сюда, и старался не слишком глазеть по сторонам, чтобы не отстать от учителя – императорского астролога Абэ-но Сеймея. Учитель шел медленно, спрятав руки в рукава белых одежд, задумчивый, как и подобает мудрецу. Придворные почтительно приветствовали его, уступая дорогу. Некоторым астролог отвечал легким кивком головы, некоторых не замечал вовсе, и лишь один-два получили улыбку и добрые пожелания. 
Джун боготворил учителя. Сеймей приходился ему дальним родственником и жил уединенно, без семьи, изучая таинственную науку оммёдо. Сеймей знал обо всем на свете и читал на десяти языках. Говорили, что еще в детстве он умел повелевать демонами и предвидел будущее. Император высоко ценил заслуги астролога и даже приказал личному художнику написать портрет мудреца. Этот портрет – удивительно схожий с оригиналом – был едва не единственной дорогой вещью в доме Сеймея, который любил повторять, что истинная мудрость проявляется в простоте и умеренности. Во время оспы Сеймей вылечил Джуна от болезни и относился к нему, как к собственному сыну. Выздоровев, Джун положил к ногам спасителя меч и стал верным почитателем и помощником астролога, а потом и учеником. 
У императорских покоев толпились придворные и охранники. Сеймей остановился и хотя он ни о чем не спросил, послышался шепот, легкий, как шелест осенних листьев: 
- Тамако у императора… Тамако… Тамако… 
Сеймей кивнул и встал у стены, как обыкновенный проситель. Джун подумал, что мудрецу, должно быть, обидно ждать у порога, пока император натешится с любимой наложницей. Но Сеймей не выказал ни нетерпения, ни обиды. Он достал из рукава книжицу и погрузился в чтение. 
Прошел час или чуть больше, прежде чем открылись двери, и из императорских покоев бесшумно, подобно облаку, выплыла Прекрасная Тамако. Синий шелк одежд, черный шелк волос, белый шелк рук – она казалась картиной, созданной кистью искусного художника. Тамако появилась во дворце два года назад и сразу стала любимицей императора. Говорили, что она знала ответы на все вопросы, танцевала и пела, как Бэндзайтен и была красноречива, рассказывая индийские и китайские легенды. Однако, ходили слухи, что не талантами Тамако устранила трех императорских наложниц из числа особо драгоценных. Подкупить евнухов, оболгать соперниц – в этом она была еще искуснее, нежели в пении и танцах. Но кто бы мог предположить такое коварство в таком прекрасном существе?!. 
Вот Тамако грациозно изогнулась, прикрывая лицо рукавом что-то шепнула на ухо даме из свиты императрицы, и поплыла дальше, провожаемая взглядами придворных. Она прошла совсем рядом, и Джун ощутил аромат благовоний. Но не тяжелый и сладкий, а свежий, словно дождь, прошедший в середине зимы. 
- Императору хуже, - вполголоса сказала придворная дама. 
Толпа скорбно заколыхалась, причитая шепотом: 
- Императору хуже… хуже… хуже… 
Джун заметил, что только учитель и Такеши, лучник из телохранителей императора, не посмотрели вслед наложнице. Сеймей продолжал читать, погруженный в благочестивые размышления, а лицо телохранителя ничего не выражало и было неподвижным, как деревянная, грубо вырезанная, маска. 
«Лишь мудрость и тупость не поддались совершенной красоте», - подумал Джун. Ему не нравился телохранитель. Его прозвали Такеши – бамбук, и любили позлословить, что он так же крепок, как и пуст. И в самом деле, Джун не помнил, чтобы телохранитель когда-нибудь с кем-нибудь заговорил. Обычно он стоял у дверей, уставившись в одну точку остекленевшим взглядом, и сжимая рукоять меча. 
Наконец, император приказал впустить Сеймея. Джун проследовал за учителем и упал на колени, едва переступив порог, боясь взглянуть в лицо божественному правителю. 
Он услышал покашливание, а потом слабый, изнеженный голос произнес: 
- Кого ты привел с собой, уважаемый Сеймей? Мне не хочется, чтобы нашу беседу слышали посторонние… 
- Это мой родственник и ученик, великий император, - мягко отозвался Сеймей. – У меня нет от него секретов. Он помогает в моих исканиях и услышанное здесь сохранит в сердце. 
- Если ты уверен в нем, я позволяю ему остаться… Садись поближе, уважаемый Сеймей. Порошки, которые ты дал, помогли, но ненадолго. Есть что-то новое? Нашел ли ты причину болезни? Да, скажи ученику, пусть сядет рядом с тобой, так мне будет спокойнее. 
Джун занял место немного позади учителя, почтительно уперев ладони в пол. Только сейчас он осмелился взглянуть на потомка богини Аматэрасу и был разочарован. Император оказался болезненным молодым мужчиной. Он лежал закутанный в одеяла, но и они не скрывали его толстого живота. На безвольном рыхловатом лице чернели жидкие усики. 
- Я не спал много ночей, повелитель, - начал астролог, - пытаясь найти причину таинственной болезни, что снедает тебя. Лекари не смогли справиться с этой задачей, и я подумал, что причиной твоих страданий может быть не телесный недуг, а происки демонов… 
- Демонов!.. – пискнул император, забившись под одеялами. – Продолжай!.. 
- От раздумий меня совсем измучила бессонница, и я, чтобы отвлечься, принялся перечитывать записи о прежних временах. Ты ведь знаешь, что мне разрешено посещать твою библиотеку… 
- Я сам разрешил тебе! – капризно воскликнул император. – Продолжай!.. 
- Дойдя до императора Камму, я нашел несколько строк об удивительном случае… - Сеймей замолчал, задумчиво теребя белоснежную бороду и не решаясь заговорить, но потом продолжил: - Я расскажу, если желаешь, но прошу заранее простить меня. Меньше всего я хотел бы повредить кому-нибудь неосторожными речами или навлечь чей-либо гнев… 
- Приказываю тебе, говори! – император хотел вскочить, но тут же болезненно скривился и остался лежать. – Говори и не бойся! Я знаю, что ты действуешь мне во благо. 
Сеймей поклонился и начал размеренно, словно читая книгу: 
- У императора Камму была любимая наложница. Очень красивая, умная и образованная. В летописи сказано, что она, к тому же, превосходила всех в хитрости. Однажды император почувствовал недомогание, которое постепенно усиливалось, и врачи не могли найти причину его странной болезни. Тогда придворный астролог принес священное зеркало, чтобы прогнать зловредных духов. Во время обряда в комнату зашла наложница и отразилась в зеркале белой лисой. Она закричала: «Кхо! Кхо!» - и скрылась из дворца. И тут я вспомнил древнее предание о Хоан, наложнице индийского императора из рода Пандавов. Она очень боялась старости, и использовала любые средства, чтобы сохранить красоту. Однажды, будучи в тягости, она поехала в храм и повстречала тэнгу в обличие старика. Он пообещал ей вечную молодость, и она согласилась. Разрешаясь от бремени, женщина умерла, и император очень горевал. Однако, ночью у гробницы видели лису, а утром тело покойной таинственным образом исчезло. Через несколько лет в Китай из Индии приехала очень красивая женщина по имени Бао-Сы. Она добилась любви императора Ю Вана и ввергла страну в междоусобные войны. По ее наущению император прогнал императрицу, лишил престола законного наследника и казнил министров, которые осмелились протестовать. Здоровье императора внезапно пошатнулось, и правительницей стала Бао-Сы. Когда же в городе произошло восстание, и Бао-Сы была свергнута, то люди не смогли казнить ее, попав под власть темных чар, а Бао-Сы бежала, превратившись в лису. Я перечитал старинные книги и нашел похожее упоминание о прекрасной и умной наложнице императора Тоба. С ней повторилась та же история – наложница появилась неизвестно откуда, здоровье императора ухудшилось без видимых причин, а потом раскрылось, что Тама оказалась лисой-оборотнем. 
- Тама!.. – воскликнул император. 
- Да, я обратил внимание на сходство имен, - Сеймей почтительно склонил голову. – Эту женщину прозвали Тама – «жемчужина», за сияющую красоту и ясность ума. Осмелюсь заметить, что дама Тамако тоже славится умом. Я не раз слышал, как она вступала в спор с учеными и удивляла их своими знаниями. Ей известно даже о движении звезд. Разве это не удивительно? 
Император всхлипнул жалобно и тонко: 
- Тамако – оборотень?! Не может быть… 
- Лисы любят делать норы возле старых могил, - продолжал Сеймей. – Поэтому они напитываются темной энергией «инь». Но в «инь» нет жизненной силы, поэтому оборотни вынуждены искать ее извне. Всем известно, что лисицы-оборотни часто принимают облик девушек и берут возлюбленных из смертных мужчин. Но их избранники умирают от таинственной болезни. Есть легенда, что лисы-оборотни питаются человеческой печенью. А ведь именно в печени образуется светлая энергия «янь», в которой нуждаются оборотни. Думаю, что они высасывают светлую энергию из человеческой печени и так продлевают свою жизнь. 
Джун почувствовал, как зубы у него застучали. Ему тоже были известны страшные истории о хитрых лисицах, но совсем другое дело – столкнуться с таким наяву. Император дрожал не меньше. Лоб его покрылся испариной, он испуганно таращил глаза и судорожно сжимал край одеяла. 
- Ты уверен? – спросил он, облизывая губы. – Ты уверен, что моя Тамако… что она демон?! Она казалась доброй… 
«Конечно, ему трудно отказаться от столь совершенных прелестей», - догадался Джун и тут же задумался, согласился бы он сам принять любовь лисицы-оборотня, если бы от этого зависела его жизнь. 
- Возможно, я ошибаюсь, - успокоил императора Сеймей. – Нужно проверить даму Тамако. 
- Но как?! 
- Я знаю, как заставить лисицу выдать свою сущность. 
- Что же мы сделаем?!. – зашептал император, заглядывая Сеймею в глаза. 
- Пусть мой ученик подождет снаружи, - Сеймей, оглянулся на Джуна. – Жди меня в саду, у пруда с лилиями. 
Джун поклонился, несколько раздосадованный тем, что ему не выказали доверия. Но дело, касающееся императорского здоровья – это дело государственной важности. А кто он такой, чтобы совать нос в государственные дела?! Всего-навсего мальчишка, которого привечает великий мудрец. 
Сеймей пробыл в покоях императора до полудня. Джун ждал долго и успел вздремнуть среди пионовых кустов. Решил пройтись, чтобы размять затекшие ноги, и наткнулся на беседку в зарослях молодых вишневых деревьев. Сквозь резные стенки он увидел синий шелк одежд, и женский голос произнес стихи: 

- Верно, в прошлой жизни 
я кукушкой печальной 
летала меж сосен… 

Джун замер, узнав не голос – его он раньше не слышал – а нежный аромат, напоминавший дождь во время зимы. В беседке сидела наложница императора. Он не успел скрыться, и она заметила его. Джун поклонился, вытирая о колени внезапно вспотевшие ладони. 
- Я знаю тебя, - сказала Тамако, разглядывая юношу безо всякого интереса. – Ты – ученик астролога. 
То, что наложница не назвала почетных титулов наставника, обидело Джуна, но он промолчал. Промолчал, потому что счел ниже своего достоинства беседовать об учителе с любовницей императора, и еще потому, что язык окаменел, и все мысли улетучились. 
- Ты когда-нибудь слышал, как две кукушки перекликаются с сосен, растущих на соседних холмах? – спросила вдруг Тамако. 
Джун не нашелся с ответом и стоял, опустив глаза на синий подол кимоно. 
Тамако еле слышно вздохнула. 
- Здесь нет кукушек, - сказала она, словно доверяла Джуну страшную тайну. – А в императорском саду - одни пионы. Мне не нравятся пионы. Спросишь – почему?.. Нет?.. А я отвечу. Я люблю синие цветы. Они росли там, где прошло мое детство. К тому же, пион красив, но не пахнет. Он пышен, нежен, но быстро увядает. Когда я смотрю на пионы, то всегда думаю о скоротечности человеческой жизни. Вот и моя жизнь расцвела, подобно этому цветку, но, боюсь, скоро увянет и поблекнет. 
- Зачем вы говорите мне это, Тамако-сан? – спросил Джун, невольно вздрагивая. Ему вспомнился рассказ наставника о наложнице, боявшейся старости. Значит, и правда, лисица-оборотень! Он поднял голову и смело посмотрел ей в глаза. К нижней рубашке у него был приколот пятицветный гохэй, защищающий от любых чар, так что бояться нечего. Близко-близко оказалось лицо с чертами тонкими, как линии на фарфоровой чаше. 
- Зачем? – красивые глаза Тамако заблестели, словно от внезапно нахлынувших слез, но губы изогнулись в насмешливой улыбке. – И сама не знаю. 
Она махнула рукой, и Джун понял, что пора уходить. Он еще раз поклонился, невольно учащая дыхание, чтобы напиться ароматом благовоний. 
До возвращения Сеймея, Джун бродил у пруда, бросая камешки в лилии. Цветы были такими же белыми, как и лицо дамы Тамако. Появился учитель, непривычно суровый, и сразу же заторопился домой. 
- Приготовь праздничные одежды, - сказал он по пути. – Сегодня мы приглашены к императору на ужин. Поднесем в дар богам жертвенный хлеб и будем слушать певцов. 
- Священный обряд в середине года?! Думаете, это поможет прогнать оборотня, учитель? 
- Запомни, что истинная мудрость не предполагает, а знает, - ответил Сеймей и до самого дома не сказал больше ни слова. 
Остаток дня прошел в приготовлениях, и с наступлением темноты астролог и ученик вернулись во дворец. Джун нес подвесной фонарь, освещая дорогу, и мучительно гадал: что произойдет? Выдаст ли себя лиса-оборотень? Какое средство применит его великий учитель, чтобы обнаружить демона? Сто вопросов вертелись на языке, но Джун не осмеливался спрашивать. Он только повыше поднимал фонарь и смотрел на Сеймея с восхищением. Учитель был спокоен, как обычно. Даже на праздник он принес книгу и читал, положив ее на колени. 
Тамако сидела во главе стола, похожая в синих шелках на диковинную птицу. Она беседовала с императором, еще с кем-то из гостей, и была мила и остроумна. Пару раз ее взгляд скользнул по Джуну, и сердце юноши трепетало от страха перед лисой-демоном и от восхищения ее красотой. 
Певцы тянули заунывные магические песни, меняя друг друга. Ночь была жаркая, безлунная, черная, как самая лучшая тушь. От света ламп за спинами гостей метались причудливые тени, делая собрание императора похожим на пир тэнгу. Чувства Джуна обострились до предела, поэтому внезапный звон гонга показался ему громом с ясного неба. Слуги одновременно опрокинули лампы, и комната погрузилась в темноту. Замолчал певец, удивленно забормотали гости. Кто-то уронил чашку, жалобно охнули струны сансина. Невидимая женщина тихо засмеялась, сетуя на неловкость слуг, и вдруг вскрикнула. Джун тоже не смог сдержать испуганного возгласа, как впрочем, и многие присутствующие, а потом наступила тишина. 
Лицо императорской наложницы светилось в темноте призрачным, мертвенным светом. Светились и руки, но меньше. Раздался дрожащий голос императора: 
- Уведите ее! Заприте! Заприте! 
И все вокруг завертелось, как в горячечном сне. Забегали слуги с факелами, певцы и гости бросились вон, роняя на бегу музыкальные инструменты и веера. Со столиков летел на пол фарфор и разбивался с жалобным звоном. Пожалуй, только Джун и Сеймей остались на своих местах. Джун видел, как два воина схватили Тамако под локти и потащили к выходу. Колени ее подкашивались, она путалась в полах кимоно. Астролог взял ученика за плечо: 
- Пойдем, теперь нам здесь делать нечего. 
Джун посчитал, что учитель закончил свое дело, но ошибался. Наутро их спешно вызвали к императору, и сообщили ужасную новость: лиса-оборотень сбежала, обольстив охранников. Шпионы сообщили, что даму Тамако верхом на серой лошади видели по дороге к горе Хиэй. Видимо, демоница собиралась найти убежище в одном из тамошних монастырей. 
Снова Джун сидел рядом с учителем в покоях императора. Пагубное влияние ослабло, и император уже вставал с постели, и выглядел не таким изможденным, как раньше. Сеймей проверил его пульс, взглянул на белки глаз и остался доволен: 
- Состояние явно улучшилось. Чтобы ты окончательно излечился, господин, необходимо провести обряд очищения, а для этого нам нужна лиса. Как твои люди могли упустить ее? 
Император помрачнел, задумался, а потом велел позвать Такеши. 
- Ты – лучший наездник и лучник в моем войске, - сказал он телохранителю, - ты найдешь Тамако, чтобы спасти своего императора! 
- Пусть поклянется, что приведет ее. И приведет, непременно, живой, - посоветовал Сеймей. – И отправь с ним моего ученика. Так будет надежней. 
Джун не был в восторге от поездки. Погоня за оборотнем вместе с Такеши-бамбуком – не увеселительная прогулка. Выехав из Хэйана, телохранитель взял направление на север, и гнал коня так, словно пытался опередить ветер. Гора Хиэй находилась в другой стороне, но Джун благоразумно промолчал, ведь ему было велено подчиняться Такеши и не задавать лишних вопросов. У северных болот, раскинувшихся между холмами, дорога закончилась. Пришлось вести коней в поводу, шлепая по вонючей серой жиже, постоянно оскальзывая и оступаясь. Как назло, зарядил дождь, от него не спасали даже соломенные плащи. Провалившись в очередной раз по колено, Джун крикнул в спину своему спутнику: 
- Куда мы идем, ты можешь сказать? Почему вязнем в этом болоте? Ведь лису видели по дороге к Хиэй! 
Телохранитель не удостоил его ответом, только плотнее запахнул плащ, спасаясь от сырости, и Джуну ничего не оставалось, как следовать за ним. На ночь они расположились под чахлым деревом, и даже не смогли развести костер. 
Утром Джун проснулся первым. Солнце еще не взошло, но на востоке уже показалась золотисто-розовая полоска – предвестница рассвета. Чтобы согреться, Джун решил оглядеть окрестности и поискать воды. Ступая по нежной зелени, он то тут, то там встречал кустики местных цветов – синих, с жесткими пятилепестковыми чашечками и мохнатыми стеблями и листьями. Дерево, под которым они укрылись, оказалось едва не единственным кривым деревом в округе, а справа и слева тянулись густые сосновые леса. Послышался крик кукушки, ему вторило эхо: «ку-ку, какко, ку-ку, какко». Джун догадался, что это две кукушки перекликаются с разных холмов. Он застыл, слушая тоскливый птичий разговор. Солнце показало красную макушку, и на соснах зажглась роса. Джун вздохнул полной грудью. В свежести утра ему почудился знакомый аромат благовоний. Неужели, лиса-оборотень рядом? 
Когда он вернулся, Такеши уже скручивал валиком плащ, на котором спал, и был готов продолжить путь. Наскоро поев, они двинулись по еле приметной тропке и возле подножия холма, у каменистой осыпи, внезапно увидели Тамако. Она ехала на серой лошади через болото, безошибочно выбирая дорогу. Что-то заставило ее оглянуться, она заметила погоню, но не слишком испугалась, потому что уже преодолела топкое место. Погрозив преследователям, она крикнула: 
- Оставьте меня! 
Джун невольно залюбовался лисицей – как грациозна была ее посадка в седле!.. как живописно струились по ветру черные волосы и синие одежды!.. 
- Убирайтесь! - кричала Тамако. – Я никогда не вернусь! 
Такеши достал лук и положил стрелу на тетиву. 
Серая лошадь заржала, встала на дыбы и завалилась на бок, судорожно дергая ногами. Стрела Такеши впилась ей в брюхо. Всаднице повезло больше – отчаянно визжа, она упала в воду, сразу утратив царственную красоту. 
Телохранитель императора подхлестнул коня и помчался вперед, Джун, с небольшим опозданием, последовал за ним, нетерпеливо ударяя скакуна пятками. 
Им нужно было преодолеть всего-навсего половину перелета стрелы, но Тамако успела оправиться от падения, проковыляла до осыпи, наступая на длинные рукава кимоно, и поползла вверх гораздо быстрее, чем можно было ожидать от слабой женщины. Отчаянье придавало ей силы. 
Джун растерялся, но Такеши тут же погнал коня в обход, видно, телохранителю были ведомы здешние тропы, а может, сказалось чутье воина. Они обогнули болото и преодолели склон. Тамако уже забралась на холм и мчалась, не разбирая дороги, размахивая некогда синими, а теперь – грязно-серыми рукавами. 
Теперь нагнать беглянку не составляло труда, и кони императорских посланников летели птицами. Уже можно было разглядеть журавлей на кимоно Тамако. 
Вдруг земля тяжело вздохнула и встряхнулась, словно пытаясь стряхнуть со спины надоедливых людишек. Тропу между Джуном и Такеши прочертила трещина. Она расширялась, пока не достигла трех локтей в ширину. 
- Землетрясение! – крикнул Джун, но Такеши не слышал его, подгоняя коня. Конь Джуна испуганно заметался, юноша выронил поводья и никак не мог их поймать. 
Новый подземный толчок потряс холм от макушки до основания. Конь взвился на дыбы, и Джун вылетел из седла, ударился о камень головой, прокатился до трещины и соскользнул с ее края. В последний момент он успел схватиться за какие-то чахлые корешки, и распластался на обрыве, боясь шевельнуться. От удара сознание мутилось, перед глазами плавали радужные пятна, а откуда-то снизу поднимались удушливые клубы серого дыма с запахом тухлых яиц. Джун закашлялся, стараясь дышать ртом. Сколько он так продержится? Час? Вряд ли больше. 
Жесткие, как деревяшки, пальцы обхватили запястье, потом Джуна схватили за шиворот, он заскреб носками сапог, и вмиг оказался на тропе. Свалившись тут же, и дыша, словно убегал от стаи диких лис-оборотней, Джун перевернулся на спину, не веря в спасение. Рядом стоял Такеши и смотрел, как обычно, безо всякого выражения. Джун хотел поблагодарить, но телохранитель отвернулся. Тамако успела скрыться, и до темноты они не смогли найти ее, хоть и обыскали каждый куст и заглянули за каждый камень. 
На этот раз, устроившись на ночлег, они развели костер. Такеши был особенно угрюм, и Джун чувствовал себя виноватым. Если бы не его падение, лисица была бы уже поймана. 
- Она вызвала землетрясение своим колдовством, - сказал он. – И навела чары на коня, чтобы он меня сбросил. 
Телохранитель не ответил. 
В эту ночь Джуну приснилась Тамако. Она была в белом траурном кимоно, с распущенными волосами. Проснувшись, он первым дело схватился за гохэй. Был ли этот сон знаком, что они поймают оборотня? Или Тамако сулила смерть им обоим? 
Она не смогла далеко уйти, и к полудню они заметили фигурку в грязных лохмотьях. Женщина стояла у огромного черного камня, прислонившись к нему спиной и давая отдых ногам. Такеши жестом указал Джуну, чтобы тот обошел справа, а сам погнал коня вперед. Тамако заметалась, но преследователи поймали ее, как в клещи. 
Видя, что бежать некуда, она умоляюще вскинула руки. Джун увидел, что ладони ее утратили белизну, и израненные о камни, окровавленные, были ужасны. 
- Ты не убьешь меня, Миура! – крикнула Тамако, и Джун не сразу понял, что она обращается к Такеши. Вот как, значит, и у пустоголового служаки есть имя! 
А Тамако продолжала: 
- Ведь мы выросли вместе, ты знал моего отца. Он был сосланным чиновником, самым образованным человеком в провинции, он готовил тебя к экзаменам на должность. Помнишь, когда мне исполнилось пять лет, ты сделал куклу из соломы?.. Я очень любила ее, всюду носила с собой, и говорила, что это - наш сын. А потом, когда ты не смог выдержать экзамен… Помнишь, что ты говорил под вишнями в саду? Ты сказал, что станешь воином, и никто не посмеет обижать меня и мою семью. Тебя не было семь лет, Миура!.. Отец умер, я осталась совсем одна. Выдался неурожайный год, и староста деревни продал меня в императорский дворец, оплатив налог! Что оставалось делать? Никто не заступился за сироту! А мне нужно было выжить! Знаешь, как трудно выжить среди императорских жен и наложниц? Все они только и ждут смерти соперницы! Клубок змей, источающих яд, вот кто они! И если осуждаешь за то, что я стала наложницей императора, то и я вправе осудить тебя. Где ты был столько лет? А ты, - Тамако повернулась к Джуну, – ты ходишь за Сеймеем, этим обманщиком, как за небожителем! Не так уж непогрешим твой учитель! Знаю, это он оболгал меня за то, что я отказала ему в благосклонности. Светящийся порошок – вот что это было! И это дело его рук! Он сам – оборотень! Лиса в оперенье! Лиса, притворившаяся павлином, чтобы перегрызать горло доверчивым курам! 
Такеши натянул лук так быстро, что Джун не успел помешать. 
Стрела ударила Тамако в грудь, и отбросила к камню. Джун, остолбенев от ужаса, увидел, как женщина побледнела, брови ее изломились, лицо стало удивленным и чуть обиженным, как у наказанного ребенка. Она подняла руки, словно хотела вытащить стрелу, но сил не хватило. Тамако соскользнула по валуну, боком упала на острые камни и больше не двигалась. Ветер играл ее локонами, будто призывая очнуться. 
- Зачем?! – воскликнул Джун. – Ведь император велел привезти ее живой! 
Такеши повернул голову, и Джун впервые услышал его голос. 
- Они бы сожгли ее, - глухо сказал телохранитель. – Отойди и не мешай. Если хочешь отблагодарить за спасение жизни, скажи, что Тамако превратилась в лису и исчезла под черным камнем, а Такеши, прикоснувшись к камню, умер на месте. А если хочешь, расскажи, как было. Мне все равно. 
Он подошел к телу наложницы и опустился на колени. Джун издали смотрел, как жестокосердный воин закрыл лицо руками и принялся раскачиваться из стороны в сторону. Он не плакал, и это было особенно страшно. Потом Такеши достал из-за пояса кинжал и начал рыть яму. Земля была каменистая, и клинок вскоре сломался. Телохранитель бережно укрыл Тамако плащом и принялся закладывать тело камнями. Джун, помедлив, стал помогать ему. 
К вечеру над бывшей наложницей возвышался курган. Такеши поклонился Джуну, взял под уздцы коня и пошел в гору. 
- Почему ты не отпустил ее? - спросил Джун вслед. – Почему сам не ушел вместе с ней? 
Такеши остановился, и долго молчал. Казалось, он мучительно подыскивает нужные слова: 
- Они бы нашли, - сказал он, наконец. – А я бы нарушил клятву, данную императору. 
Путь в Хэйан был для Джуна особенно мучительным. И все же, представ перед императором, он поведал ту историю, о которой просил Такеши. 
- Надо заказать поминальный обряд, он был верным воином, - сказал император и велел позвать наложницу, искусную в игре на сансине, и танцовщиц. Здоровье его улучшалось, он уже прогуливался по саду и впервые за много недель посетил императрицу. 
- А теперь можешь рассказать, как все было на самом деле, - велел Сеймей, когда они с Джуном вернулись домой. – Оставим сказки для легковерных, вроде нашего императора. 
С тяжелым сердцем, запинаясь на каждом слове, Джун поведал правду. Вопреки его опасениям, учитель не обиделся, а был доволен и весело потирал ладони: 
- Вот доказательство, что знания правят миром! Про светящийся порошок она, значит, догадалась? – усмехнулся мудрец. – Умна была девчонка, ничего не скажешь. Но я умнее. Я научился получать вещество, светящееся в темноте, из человеческой мочи. Стоило добавить порошок в пудру этой гордячке - и все поверили, что она и есть лиса-оборотень! Жаль, что дурак телохранитель застрелил ее, хотелось бы мне полюбоваться на казнь и плюнуть на пепелище. А император теперь быстро поправится, я об этом позабочусь! 
Джун, окаменев от ужаса, смотрел на наставника: 
- Так значит, болезнь императора… – пролепетал он. 
- Часть моего плана, - закончил за него Сеймей. - Запомни, есть яды, которые совсем не обязательно класть на язык. Достаточно подышать их парами или потрогать. Я открою тебе все тайны, и ты тоже обретешь власть, подобную моей. Кривляки вроде негодницы Тамако будут знать, что иногда пощечина может стоить жизни. Ты знаешь, что мою мать тоже считали лисицей-оборотнем? Она изучала сочинения Конфуция, писала стихи и могла очаровать девять мужчин из десяти. Отец женился на ней и сначала был счастлив, но когда она потребовала той же свободы, к которой привыкла с юности, отколотил палкой и выгнал из дома. Женщине достаточно быть красивой. А образованная женщина – унижение мужчины. В этом случае надо действовать, как мой отец. Взять палку и… 
Сеймей засмеялся странным, визгливым смехом, а Джун впервые увидел, какой хищный оскал у наставника, и как по-лисьи заострились его черты. Сеймей встал, белые одежды всплеснули за спиной, как пышный хвост. 
- Иди спать, - сказал он Джуну. – Завтра нам нужно провести обряд для исцеления императора. 
Сёдзи за ним закрылись, светильник погас, а Джун еще долго сидел на циновке, уперев ладони в пол. 
Утром Сеймей позвал ученика, чтобы тот принес воды для умывания и заварил чай, но никто не ответил. Заподозрив неладное, мудрец поспешил в комнату Джуна. Постель была нетронута, дорожный мешок и одежда исчезли. На полу валялась пустая чернильница, а портрет великого Сеймея кисти императорского художника был облит тушью.