Наше время…
Дождь лил как из ведра.
Кира промокла до нитки, пока дошла от ворот до двери двухэтажного особняка Глеба.
Продрогла до костей после тёплой машины, но вряд ли в этом доме ей предложат горячего чая и обсохнуть. Вряд ли ей предложат даже войти.
— Что тебе надо? — рывком открыв дверь, на пороге стояла Нина, жена Глеба Елагина.
Чёрт! Кира надеялась, это будет их сын — парню хотя бы можно доверять. Или Фаина — женщина, что помогала по хозяйству, эта бы выполнила её просьбу наверняка, но Нина…
Честно говоря, куда больше Кира надеялась сегодня уже не вылезать из-под одеяла.
После ухода Глеба нежиться в тепле, оставленном его большим, сильным телом, и сладко проспать до утра на его подушке. Она даже в душ не хотела идти — так было хорошо, тихо, уютно.
И лучше, если бы он не уходил.
Но он вдохнул её запах, словно хотел унести с собой, поцеловал Киру в плечо и встал.
— Надо ехать, — натягивая одежду, ответил Глеб на её взгляд, скорее уже просто грустный, чем тоскливый.
Елагин так часто уходил за эти двадцать лет, что она могла бы и привыкнуть, но нет: расставаться с ним каждый раз было невыносимо.
Её хирург.
Высокий, широкоплечий, сильный.
Красивый, темноволосый, сероглазый.
Талантливый, умный, выдающийся.
Её кардиохирург.
Доктор её сердца.
— Опять пересадка. И опять ночью. Надо поспать с вечера хоть немного.
— У меня ты высыпаешься лучше, — справедливо заметила Кира, подперев голову рукой, и тяжело вздохнула.
— Да, ты же хотела о чём-то поговорить, — вспомнил Глеб, нахмурив лоб.
Она хотела, как и вчера, и неделю назад, и предыдущие несколько недель, что всё откладывала и откладывала трудный разговор, но выяснять отношения, ставить условия, ссориться с ним перед сложной операцией, конечно, не будет — она же не его жена.
Кира махнула рукой, давая понять: иди уже.
— Давай завтра. Сегодня мне, правда, надо ехать, дома остались документы, — Глеб застегнул ремень брюк. — А я ещё даже не знаю, кого буду оперировать.
— Почему не знаешь? — удивилась Кира.
— Решаю не я. Донор обычно появляется внезапно. И уже комиссия смотрит, кто стоит в очереди, кому подойдут размеры, совместимость по группе крови и прочие параметры. Вызывают трансплантологов. Уточняют, готов ли выбранный пациент, можно ли его сейчас оперировать. Моё дело — провести операцию, — сжал в кулак и резко выпрямил пальцы правой руки Глеб, словно уже разминал перед работой.
В последнее время он делал так всё чаще, и Киру это не на шутку беспокоило.
— Ты был у невролога? — спросила она.
— Был, — ответил Глеб.
— И что он сказал? — не поверила Кира.
— Всё в порядке, всего лишь профдеформация, — Глеб сунул руку в карман.
— А он точно невролог? — с подозрением прищурилась Кира.
— Не сомневайся, — улыбнулся Елагин.
Она и не сомневалась, что Глеб зашёл вечерком к какому-нибудь старому приятелю, по случаю неврологу, они что-нибудь обсудили, посмеялись, возможно, выпили по бутылочке пива, Глеб вскользь пожаловался, тот посоветовал ему пройти обследование, и на том разошлись.
— Ладно, поехал я, Кирюш, — наклонился он, чтобы ещё раз её поцеловать. — Надеюсь, удача меня сегодня не оставит, а мастерство не пропьёшь. Ненавижу пересадку сердца, — скривился он.
Кира могла бы спросить: «Почему?», но знала ответ.
Технически для хирурга операция несложная: удалить и пришить, разве что шить приходилось много. Но Глеб не любил пересадку по другим причинам. Во-первых, они обычно ночью, и не только хирург, вся бригада: перфузиологи, анестезиологи, медсёстры, ассистенты — все хотят спать. Во-вторых, был в этой операции очень трудный для Глеба момент — смотреть, как борется за жизнь только что удалённое сердце, ещё бьётся, ещё работает, надеется, старается, как старый солдат, до последнего исполняя свой долг, но постепенно слабеет и умирает. А в-третьих, чтобы сердце получил кто-то больной и немощный, кто-то сильный и здоровый должен умереть.
— Ты справишься, — обняла Глеба Кира.
— Ты в меня ещё веришь? — убрал он волосы с её лица.
— Всегда, — заглянула она в его глаза. — Даже не сомневайся.
— Значит, справлюсь, — он подмигнул и пошёл к выходу. — Не провожай. Не люблю, когда провожают. — И крикнул уже из прихожей: — Напишу!
— Буду ждать! — крикнула в ответ Кира.
Она знала, что он не любит.
Не любит пересадку. Не любит, когда провожают. Не любит немытую посуду. В самолёте не любит сидеть у окна. Не любит намёки: «Скажи, твою мать, прямо!» А ещё не любит жену.
Но жизнь куда сложнее простых люблю – не люблю. Порой посуда стоит немытой. В самолёте приходится сидеть в середине. Пересадка сердца — чей-то единственный шанс. Предложение делаешь одной девушке, а женишься на другой.
#141 в Проза
#59 в Современная проза
#87 в Женский роман
сложные отношения, глубокие чувства, взрослые неидеальные герои
18+
Отредактировано: 24.12.2024