Люди и снежинки

Люди и снежинки

– Зоя так сказала. Что нет на свете двух одинаковых снежинок.

– И что же?

– А то! Дурак что ли?

Катя насупилась, заблестела обиженно глазками, надула щёки и губы. Узел на её кроссовках развязался, белые шнурки валтузятся в пыли парковой дорожки.

– Постой, Кать. Стой, кому говорю! Поди сюда, ну-ка.

Она подчинилась с явной неохотой. Но зашнуровать этот дурацкий розовый кроссовок надо, а то ещё малявка сорвётся с места и ковырнётся носом в землю.

– Постой пока на месте, – я присел, со вздохом начал завязывать бант.

– Неужели ты не понимаешь? – как-то обречённо заговорила она снова, теперь совсем несчастно и как-то совсем по-детски.

– Нет. Но попробуй объяснить. Никто никогда не поймёт тебя, если не будешь внятно рассказывать. Всё, отомри, лапу давай, – Катька сунула ручку в мою ладонь, зацепилась пальчиками за мои пальцы. Мы продолжили нашу прогулку по парку, – Так что там с Зоей?

– Понимаешь, она сказала, что не бывает снежинок, которые были бы совершенно одинаковыми. Но снежинок так много было и этой зимой, и вообще. Да?

– Да.

– И что, неужели за всё это время, ну просто ку-учу времени, не было хотя бы двух одинаковых! Но не просто похожих, а одинаковых, а? Никто же не проверял, никто не смог бы проверить!

– Может, были. Две одинаковых, которые выросли в идентичных условиях. В одном облаке, например. С одними и теми же примесями.

Катя начала отставать, ковыряясь через шаг мыском своего розового обувного безобразия в мелких камушках и веточках. Вот шмыгнула носом, горестно вздохнула.

– Значит, могли быть, да?

– Да. Никто же не проверял, сама сказала. А что про снежинки заговорила, снега охота, санок?

– Нет, – ещё горше вздохнула она, – мне обидно.

– Чего это? За снежинки обидно?

– Нет же! – Катюха затопала ножками. – Здесь совсем другое, ты не понял!

– Ну так расскажи всё.

– Когда мы придумывали новую игру, я так старалась. Старалась-престаралась выдумать что-то очень хорошее и интересное, даже голова заболела. И придумала играть в лисят. Екатерина Анатольевна была бы нашей мамой-лисой, мы бы были маленькими и красивыми, учились бы жить в лесу и охотится. Я рассказала всем, я так гордилась! Но Верка тоже предложила игру!

– Лучше твоей?

– Нет, слушай! Она предложила быть котятами. Я не удивилась даже, она любит кошек больше всего на свете. Нет, больше всего на свете она любит котят, а потом идут взрослые кошки, – она споткнулась, потянула меня за руку, чтобы не упасть. – Но это не главное! Совершенно! Она предложила играть не в домашних кошечек, а в диких, чтобы тоже учиться охотится и всё такое. Понял теперь?

Зашумели листочки над нашими головами. Мы прошли к мосту над парковым озером, Катьке всегда нравилось смотреть на лебедей, но сейчас она не искала их взглядом, а то слабее, то сильнее стискивала мою руку и ждала ответа. Я знаю: если скажу, что до сих пор не осилил её науку, малявка меня на кусочки порвёт. Или расплачется. В последнее время она взяла этот приём себе на заметку, мелкая симулянтка. Но вдруг я догадался:

– Ты хочешь сказать, что вы с Верой – две похожие снежинки?

Катя горячо закивала головой. Вот-вот оторвётся, дурёха!

– Да! Но это страшнее, гораздо страшнее! Если попадутся две одинаковые снежинки, это ничего, пусть даже десять таких же, но... – она затихла, прилипнув тельцем к перилам моста. Пуговки на платье глухо клацнули по какому-то замку-сердечку с написанными замазкой именами молодожёнов. – Но если на свете будут одинаковые люди, а?.. Не близняшки, как Дуся с Машкой, а такие, знаешь, чтоб мысли и чувства все одни были.

Вот это да, вот это Катька. Она заметила мою ухмылку, хотела снова надуться, но я не смеялся. Совсем не смеялся. Катя решила не устраивать мини-спектакль.

– Знаешь, – робко подала голос Катюха, – вот живёшь ты, живёшь, что-то придумываешь, изобретаешь. И тут вдруг узнаёшь, что ты не один это надумал. Что ты ничего нового не сделал. Даже если ты не знал, что ты что-то повторил, даже не думал узнавать. Просто всё уже придумали десять лет назад, три года назад, один день... Это страшно. А если они, внутри, полная твоя копия. Это же полный ужас! Это значит, что чтобы ты не сделал, не почувствовал оно не твоё совсем, а как поделённое между вами.

Лебеди ныряли в воду, смешно дрыгая лапками. Снежинки, люди... Вот же мысли в этой черепушке.

– Теперь я понял. Ты боишься случайно повториться, это обесценило бы твои поступки и идеи, сделало бы незначительными и совершенно неуникальными.

– Да. Да!

– Не хочешь потеряться среди каких-нибудь своих случайных копий.

– Ага, людей же много. Я знаю, нам рассказывали. Но снежинок ещё больше. Мне было грустно от того, что даже у многих-многих снежинок не было пары одинаковых, а людей... вдруг есть.

Её лицо скуксилось, раскраснелось. Сейчас начнёт плакать. Но только по-настоящему, без обмана, тихо и горько.

– Кать. Катюшка! – я поболтал её за руку. – Катенька, глянь на меня. Я знаю точно – ты одна такая. Есть похожие снежинки, просто так получилось, они родились в одном облаке, а ты с Веркой учишься в одной группе. Это и объясняет вашу похожесть, но это не страшно, это ничего. Но Катька, вот ты, одна такая, вся. Хочешь, мороженого купим? Уникальная Катя будет есть мороженое в парке.

– В парке с уникальным озером с лебедями!

– Да. Вон киоск. Шнурки точно завязаны? Давай наперегонки!

Эх, уникальная Катька в уникальном парке с озером, облюбованном лебедями, каких полно на озёрах. И озёр много в таких же вот парках. Много девочек с таким именем – Катя, Катюха, Екатерина. Но это ничего, это бывает. Люди, снежинки... детям рано задаваться такими вопросами.