Марья на свадьбе

Марья на свадьбе

Две тысячи семнадцатый год стал для меня кошмаром. Сколько человеческих жизней унёс он с собой! Среди них была и жизнь моей мамы. Если вы спросите, как я пережила это время, то я не смогу об этом рассказать. Описать это просто невозможно. Как-то я просто обняла свои колени и часа два просидела практически без движения. Я думаю, это о многом говорит. Было плохо, очень плохо. Но потихоньку я всё-таки стала выходить из комы. И первым звоночком, от которого я в своё время дёрнулась, стал как раз один из моих разговоров с Машкой. 
На самом деле у меня действительно есть любовь  и слабость к странным эгоцентричным людям, думающим в основном о себе. Люблю я их за нестандартность мышления. С полсотни людей  могут быть с тобой на одной волне, они могут проникнуться твоей бедой, окружить тебя теплом и заботой, но утешить тебя им будет не под силу. Зато какой-нибудь летящий эксцентричный нарцисс иногда ТАКОЕ брякнет или ТАКОЕ отмочит, что тебе вдруг посреди самой страшной депры  жить захочется.
Помню как-то во времена своего проживания на Ленинградке я сильно заболела. И бывшие однокурсники и ребята помладше, прошедшие со мною студенческую общагу, таскали мне фрукты чуть ли не тоннами. Я была тогда крайне слаба. В коммуналке я и здоровой-то готовила крайне редко - не хотела сталкиваться с местными наркоманами на общей кухне. Мозгом  я понимала, что они меня побаиваются гораздо сильнее, чем я их, но видеть их всё равно было неприятно. И уж тем более не в таком состоянии было мне у плиты торчать. Выйти из дома, чтобы купить себе что-то готовое, сил у меня тоже не было. А помимо жара и озноба я вся ещё покрылась язвами-атеромами, одну из которых, в конце концов, даже пришлось в итоге вырезать у врача. И вот в такой стрёмный момент единственной готовой к употреблению пищей у меня дома стали… апельсины. Горы апельсинов. Я на них уже и смотреть не могла. Я люблю цитрусовые, но не настолько, чтоб есть только их каждый день. Тем более, что аппетит при простуде и так не очень. Просить сгонять мне за нормальной едой гостей и так побросавших ради меня все дела, было неудобно. И так молодцы, что дошли-доехали. Просто ждала, когда выздоровлю. И тут по делам из другого города приехала моя подруга из области. Остановиться она решила как всегда у меня.
Как только она увидела меня всю больную-нечесаную-разбитую, ей самой чуть плохо не стало.
- Господи! – сказала она. – Знаешь, разговаривая с тобой по телефону, я, конечно, понимала, что тебе плохо, но даже не представляла насколько. 
Но затем она резко взяла себя в руки, и, окинув скептическим взглядом два блюда с апельсинами, стоявшие на столе (холод в квартире стоял неимоверный, потому прятать фрукты в холодильник смысла не имело), громко заявила: - Я так и думала, что этой хрени тебе натащат навалом! А потому…
Она выдержала картинную паузу.
А потому я тебе ничего такого не привезла… Зато яяяяяяяяяя…напекла тебе блинчиков! 
И она достала из сумки тарелку с блинами, которые она испекла и привезла с собой в электричке.
- Да ты ж моя радость! Я обожаю блины! 
Я запрыгала  и захлопала от радости в ладоши… А ведь ещё минут двадцать назад полагала, что скорее всего скоро умру.
Прошли годы, но я до сих помню  поступок человека, который находясь за сотни километров даже толком и не врубился в ситуацию, а просто сделал то, что сделал. Сделал что-то, что заставило меня захотеть выздороветь.
Но я не думала, что когда-нибудь в жизни ещё раз испытаю подобное чувство.
Когда умерла моя мама, я не замкнулась в себе. Если бы я ушла в себя, я бы, наверное, сама начала потихоньку угасать. Я не замкнулась, просто то, что я в себе  не замкнулась, ещё не означает, что я кого-то или что-то слышала. Я почти не реагировала на окружающий мир.  Слова, повторяемые мне другими в устном и письменном виде, своим смыслом просто дублировали друг друга: «Крепись! Держись! Надюша, как тебе, наверное, теперь больно!» После похорон я постоянно перебирала  в своей памяти чужие высказывания словно чётки. И ни за одно не могла зацепиться. И вот однажды я что-то нащупала.
Однажды, месяца через полтора после смерти матери, я как-то списалась с Машкой в ВК. Я выдала ей длинную «простынь» о том, как мне хреново, о том, что я не нахожу себе места, и о том, что не знаю, как жить дальше. 
Судя по всему, Машка реально не знала, что ответить. Поэтому выдала странное, что само по себе для неё, конечно, было делом обычным. После нескольких дежурных  фраз сочувствия, она написала: «Я знавала разных людей. Самых разных. Кто-то очень тяжело переживал смерть матери. Месяцами прийти в себя не мог. Видела я и тех, кто безмерно радовался кончине, мечтая, наконец, вступить во владение наследством». Вероятно, осознав, что то, что она написала, за утешение никак не прокатывает, она - от бессилия - наконец выдала: «Ну, ты там сильно не раскисай! Нам ещё Инну замуж выдавать!» 
От её слов меня как будто током ударило. Я перечитала ещё раз этот странный пассаж  и дико, истерически расхохоталась. Только Машка могла выкинуть такое. Только она, как человек написавший кучу текстов и знающий цену словам, сумела понять, что в тяжёлый период бессмысленно говорить слова сочувствия. Они не подействуют. Для неё это было бы странным переливанием из пустого в порожнее. Она поняла лишь, что ей как-то надо сказать мне, что жизнь, в данный момент конкретно моя жизнь, не закончилась,  что впереди меня ждёт ещё много событий. И в том числе радостных, весёлых и интересных. Она не знала, как сказать это красиво и серьёзно. Поэтому сказала это как умела. В своей привычной манере. Жестко и вычурно. Чтобы рассмешило и одновременно, чтобы торкнуло. Она всегда так делала.  
        И, действительно, время шло. Оно ведь бежит неумолимо. Мы не успели оглянуться, как поняли, что и вправду приближается свадьба Инночки. 
Невеста привезла нам, то есть мне и моему парню, приглашение в середине апреля. Весёлая, запыхавшаяся она произнесла небольшую речь в духе: «Свадьба состоится там-то и там-то такого-то числа», а потом добавила: «Это будет воскресенье. Да, о работающих людях мы думаем мало». И улыбнулась. «Мне всё равно, - ответила я, - у меня как раз отпуск будет. Да и так бы было всё равно». 
Как выяснилось, один из роскошных самарских залов шатрового типа по воскресеньям сдавался практически бесплатно. То есть за аренду плату вообще не брали. Только за еду. Из серии: «Спасибо, что вообще в этот гнилой день к нам обратились!». Инночке очень нравились такие залы. А ещё больше её радовала возможность сэкономить нехилую сумму денег. Поэтому дата свадьбы был предрешена. Четырнадцатое мая, воскресенье. Середина мая  - потому что в конце мая у самой Инны был день рождения. И  к нему тоже надо было готовиться.
Сама невеста прокомментировала выбор даты так: «Вот все говорят, что жениться в мае – плохая примета. Типа потом всю жизнь в браке маяться будешь. Можно подумать, что заключённые в другие месяцы браки – все сплошь счастливые! Вообще-то, говорят ещё, что и родиться в мае – плохая примета.  А я, между прочим, родилась в мае. И не сказать, что плохо живу. И вообще я очень люблю этот месяц. Всё кругом зеленеет, расцветает. Весна, красота!» 
А ещё Инночка сообщила, что мы и Машка будем сидеть на свадьбе за одним столиком. 
Стоит отметить, что свадебные торжества почему-то всегда занимали в жизни Машки особое место. По какой причине – одному Богу  ведомо, но всё же! Неоднократно, когда Маша хотела подчеркнуть свою отвязность и оторванность, которой по праву гордилась, она рассказывала, что как-то в юности на свадьбе старшей сестры станцевала у шеста. Что в этом такого невероятного – понять было трудно, ибо, во-первых, я подобный фокус проделывала в юности каждую третью дискотеку,  а во-вторых, после того, как Машка, ни хрена не умея водить зачем-то села на мотоцикл и,  разумеется, на нём расшиблась, заработав  себе чудовищный шрам на руке ( это я к тому, чтоб вы представили, какой у девки сильный ангел-хранитель, что зацепило только руку), какие-то детские пляски на семейном торжестве – это уже как-то вообще ни о чём.
Единственное, что я тут  могу сказать в оправдание героини повествования, это то, что сама она к две тысячи семнадцатому году, судя по всему, уже вполне осознавала ничтожность своих свадебных заслуг. А потому в важнейший для  Инны день решила  показать уже настоящий огонь. Собственно, на это её подруга и расчитывала.
Марья подвести невесту, разумеется, не могла. А потому решила, что её наряд на свадьбе должен заслуживать особого внимания.
К началу праздненства, то есть к традиционным «покатушкам» по городу, Марья явилась в тёмно-зелёном винтажном платье с блёстками, которое отдавало девяностыми как могло. В нём мы с Игорем и узрели её, когда подъехали к фуршету, предшествующему «выездной регистрации». С её слов она «отрыла» его в шкафу своей  старшей сестры, думая, что бы такого надеть на свадьбу, чтобы и по погоде было - не июль,  чай, двадцать градусов и ветер на дворе – и одновременно, чтобы выделиться из толпы. Её выбор попал конкретно в цель. Причём кому-кому, а ей такой прикид был даже к лицу. В этом платье, сужающемся к низу,  она напоминала красивую и гибкую  змею. Это была уже не «боярыня Морозова», а Хозяйка Медной горы собственной персоной.
Однако, на этом душа её не остановилась. Когда мне потребовалось пойти в туалет, мне пришлось простоять перед дверью минут пятнадцать. И когда дверь наконец отворилась, я поняла, почему мне пришлось так долго ждать. Дашка в туалете при помощи другой Инкиной подруги – Светочки Купец – меняла наряд. Из уборной вышла дама в эффектном бордовом облегающем платье «в пол». Короче, Марья подготовилась основательно. 
«Это всё для Инны!» - с душой объявила она. 
Надо отметить, что Маша основательно набралась уже на фуршете. В отличие от меня она не «пропускала», а потому все уже понимали, что шоу будет фееричным. 
Так уж случилось, что мама Инны вышла по советским меркам замуж довольно поздно, где-то лет в тридцать. В силу этого обстоятельства дочь свою она с замужеством не торопила. Причем не торопила от слова вообще. И вообще относилась к личной жизни дочери довольно индифферентно. Это же отношение в результате передалось и папе Инны. Однако, судя по всему, по каким-то причинам, Маша об этом обстоятельстве не знала. Зато она точно знала, что её собственные родители уже лет десять грезят о свадьбе своей столь же очаровательной, сколько и  взбалмошной средней дочери.
Исходя из вышеописанных обстоятельств, ни для кого из тех присутствующих, кто хоть как-то основательно пересекался по жизни с Марьей, не стало удивительным, что почти всю выездную регистрацию наша дива, оглушая всех, кричала: «Посмотрите на Инниных родителей! Сегодня это самые счастливые люди на свете!» 
В конце концов, выездная закончилась, и все разбрелись по своим столам с намерением наконец пожрать. Благо еда на свадьбе и правда была на уровне. 
За столиком помимо нас и Маши сидели ещё Светочка Купец, подруга Инны и по совместительству неплохой фотограф – Лина Рубцова с мужем, а также разведённый друг жениха Дмитрий. Последнего Маша начала окучивать, как выяснилось, ещё на «покатушках». Однако окучиваний Димы Машуле показалось мало. Она решила окучить ещё и Инниных родителей, окружить их, как ей казалось, вниманием и заботой.  Подняв очередной бокал с вином, заботливо подлитым ей Дмитрием, наша бесстрашная девочка отправилась к родительскому столику, где встала аккурат около того места, где сидел Иннин папа.  Из-за расстояния и гремящей музыки, о чём они с ним разговаривали, мы так и не услышали, однако, учитывая, что Маша успела за эти пятнадцать минут раза три провозгласить тост и, судя по восторженному расшатывания её тела из стороны в сторону, можно было понять, что говорила она о том, какое сегодня великолепное событие, о том, как она счастлива поздравить отца своей подруги с тем, что это наконец свершилось и, наверно, о том, что это ведь тот самый момент, которого с радостью ждут все родители. 
Покинув ошалевшего от таких излияний отца невесты, Марья вернулась к нашему столику, где продолжила флиртовать с Дмитрием и таскать меня за руку на танцпол.
Свадьба, не считая унылого плей-листа, навязанного гостям диджеем, была отличная. Просторный белый зал, хорошее  спиртное, умелые ведущие, выступления танцоров и флешмобы. Инна сама подрабатывала ведущей мероприятий, потому со своей свадьбой тоже справилась неплохо. Все остались довольны. Мы с моим любимым подустали и свалили довольно рано,  не дожидаясь главного шоу любой классической свадьбы –  охоты на бутафорский букет. Однако, в силу того, что Солнце - моя  подруга – та самая, которая спасла меня блинчиками в далёком прошлом, возжелала, чтоб букет был моим, я подошла к невесте и сказала: 
- Дай мне букет и подвязку!
- Зачем?- удивилась невеста.
- Чтоб Солнце порадовать.
Солнце – прозвище моей подруги.
- Солнце? Из Сызрани?
- Да! Я обещала поймать букет.
- Ради неё что угодно. Она хорошая.
Я всучила в подвязку Игорю в левую руку, а в свою правую взяла букет, отдала Инночке в руки свой телефон и скомандовала: 
- Фоткай!
Я поблагодарила невесту за помощь и отправила фотку лучшей подруге в «ВК», чтоб удостоверить, что её поручение исполнено и вызвала такси.
Как и следовало ожидать, в понедельник Марья выйти на работу была не в состоянии. Весь день она провалялась с жутким похмельем. Всё же, несмотря на  своё состояние, она нашла в себе силы отписаться мне о том, что сопровождавший её на  такси Дмитрий «пал жертвой», и что  они всё-таки поцеловались. 
Однако через какое-то время история со свадьбой получила продолжение. Инночка выставила во «Вконтакте» фотки как бы свадебные, но как бы и не со свадьбы. Там были фото откуда-то с природы. Судя по всему, даже из леса.  И на этих фото была Маша. И на одном из них, она почему-то валялась с букетом на земле. 
Я хмыкнула, но решила это вопрос уточнить у Инны лично. Тем более, что как уже было сказано выше, через несколько дней после свадьбы у Инны был день рождения. 
Праздник сей наша приятельница, как правило, праздновала пошагово. То с одной компанией, то с другой. Машка  и Купец в гостях у неё уже побывали. Следующей была наша с Игорем очередь. 
До сих пор не забуду тот вечер с жутким проливным дождем, в который нам пришлось добираться через все часопиковые пробки до нового Инниного пристанища. Они с мужем снимали квартиру на другом краю Самары. Игорю вообще показалось, что мы полмира пересекли. Но ожидания наши были вознаграждены. Инна по натуре своей -  супергостеприимная хозяйка, а потому стол просто ломился от разной вкуснотени.
Перед ужином я слегка пожурила приятельницу за то, что не позвала меня неделю назад, когда у нее с отрывом погуляли Света и Машка:
- Инночка, ты не представляешь! Я сидела на работе до девяти часов. Ты не представляешь, как мне хотелось набухаться! 
- Ну… Мы просто подумали, что будет лучше пригласить вас с  Игорем отдельно. 
- Да я б приехала и так, и так!  Ну, в смысле и одна. И потом с моим миленьким. Ты же меня знаешь!
- Ладно, - сменила я гнев на милость, - давай уже выпьем винца!
Мы сели за стол, - и вдруг я увидела, что красивое Инночкино свадебное платье висит посреди  комнаты на вешалке, прицепленной к дверце шкафа. Пышное - видно, в шкаф не поместилось. И тут я вспомнила, про главную гостью недавнего мероприятия.
- Слушай, а что за фотки там у тебя на стене? Со Светкой и Машкой?
- Аааа, - протянула Инна. Мы с Костей так понравились нашему фотографу, что он решил подарить нам дополнительный фотосет. И поскольку ни Маша, ни Света букет не поймали, мы решили дать им ещё один свадебный шанс.
- А как она упала? – спросила я, вспомнив ту фотку, где она валялась ногами, задранными прямиком в небо.
- Ты знаешь, я действительно не понимаю, как это могло случиться, - изумлённо пожимала плечами Инна. – Там было совершенно ровное место! И споткнуться было совершенно не обо что…. Но Маша смогла! Она довольно ровно, как-то без особых прыжков поймала букет и вдруг грохнулась спиной на землю!
- Господи!
- Да!
- Вот трэшак!
И тут встрепенулся молчавший всё это время Иннин муж Костя.
- Ой, ваша Машкаааа! - протянул он. - Ваша Машка… Ваша Машка – это что-то!