Музы

Музы

Знаете, как тяжело быть творческим человеком? Особенно, когда круг интересов очень широк, когда всю жизнь тебя делят между собой несколько муз. Это сложно. Особенно с таким характером, как у меня. Может, кто-то и смог бы этим воспользоваться, но вот у меня не получается. Иногда я жалею о том, что у меня не одна муза, а… ммм… четыре. Да: муза Художница, муза Рукодельница, муза Писатель и муза Поэтесса. Слава Богу, у меня нет музыкальных муз, а то было бы совсем плохо.

Всю жизнь они не дают мне жить спокойно, периодически отбирая меня друг у друга. И каждая меня уверяет в том, что именно в ее ремесле мое призвание. Мне почти тридцать, а я так и не могу определиться. Я люблю их всех, с каждой мне интересно, ни кого из них я не хочу прогонять.

Спасибо Поэтессе – она меня почти не достает. За всю жизнь у меня было только три коротких вспышки поэтического вдохновения и только одна удачная. Первая была лет в семь. Потом лет через десять в пубертатный период. Ну, вы понимаете: гормоны, влюбленности, мальчики, которые никогда не узнали о том, что я была в них влюблена и посвящала им стихи. Толи муза потеряла сноровку за десять лет, толи мальчики ей не понравились, но стихи оказались хуже, чем в первый раз, хоть и длиннее и их никто и никогда не увидел.

Оказалось, что она поклонница авантюрных бруталов. Последний раз она появилась спустя три или четыре года, когда я прочла роман про пиратов «Черный корсар». И Поэтессу вставило. Она разбудила меня ни свет, ни заря и накатала шесть четверостиший по мотивам книги. Стихотворение получилось пафосное, но и ритм, хоть и тяжелый, но был, и рифма присутствовала везде. На душевном подъеме она еще и моего глиняного пиратика одарила стихотворением. В отличие от «Корсара», «Пиратик» оказался легким и милым.

С тех пор она не появлялась, видимо посчитала, что выполнила свою миссию по пробуждению во мне поэта и успеха не добилась.

А вот с остальными тремя я так и мучаюсь – они со мной почти постоянно. Особенно Художница и рукодельница. Они научились сотрудничать: одна рисует эскизы и выкройки строит, а вторая вяжет и шьет. Но и по отдельности они тоже действуют. Художница мне очень часто помогала в жизни. И в школьной стенгазете мы работали, и рисовали портреты на заказ, и в конкурсах участвовали. А когда я влюблялась в юности, она помогала мне выражать свои чувства. Сколько парней обзавелось халявными портретами! Но никто так и не понял того, что я пыталась им этим сказать. (Да, в отличие от стихов, портреты дошли до тех, кому были посвящены).

С музой рукоделия было весело. Особенно когда я по ее «мудрому» совету решила пришить к кукольной пластмассовой шляпе завязки, чтоб она с кукольной головы не падала. Ей простительно, она тогда тоже еще маленькая была и ничего в своем ремесле не смыслила, но большой палец пришила я. А когда мы научились шить и вязать, она стала завладевать мною полностью на долгое время и ни кому из других муз не давала ко мне приблизиться. Я по ее милости даже про обед забывала. То мы с ней вязали шапки, шарфы и кофты, то шили платья. Благо, хоть на этом можно заработать. Одна беда – ее все на шедевры тянет. Вот свадебное платье с кринолином и корсетом пошить – это да, это всегда, пожалуйста, а вот молнию на рубашке отремонтировать и носки заштопать – «Да как вы смеете мне такое предлагать?» Тяжело с ней. Если ей не нравится заказ – бесполезно уговаривать.

Писатель у меня не такой навязчивый. Он скромняга, возможно потому, что робеет при двух сумасшедших старших сестрах. Он всегда рядом, когда мне нужен, и до прошлого года самовольно ко мне не приходил. А теперь уходить не хочет. То сам заставляет меня писать, то сюжеты во сне показывает, а то прячется, потому что у него очень тонкая душевная организация. Если все остальные музы на критику плевать хотели, то он очень переживает. Как только его начинают критиковать, он сразу начинает посыпать голову пеплом, забивается в уголочек и страдает, о том, какой он бездарь. Постоянно сомневается в себе, а страдаю от этого я.

Так я и живу, разрываюсь между ними. Возможно, это было бы смешно, если бы не было грустно, потому что творческого человека часто не воспринимают в серьез, потому что такие улетевшие товарищи сами себя в серьез воспринимать не могут.