Чешуя мелькала под ногами. Казалось, что пол был выстелен из сотни тысяч живых чешуйчатых тел, ползающих подо мной, шипящих в разнобой и мерцающих гневными глазами. Все они злились, раскрывая свои пасти и блестя клыками, но стоило им только приблизиться ко мне, как они тут же ныряли в глубину, не решая тратить своя яд на человека, рассердившего их хозяина.
Дышать было трудно, хотя воздух был до ужаса свеж, и что самое страшное, пах он живым камнем. И сколько бы я не оглядывалась, сколько бы не смотрела в живые ковры змей, никак не могла поймать эти голубые изумруды глаз. Почувствовать этот схвативший тело холод, это назойливое трепетание сердца в груди, эти ледяные касания рук и огненные губ…
И тут всё разом исчезло. Снова. Змеи разошлись в сторону, облепив живым полотном стены, и в сгущающемся мраке их тела отливали не то чернотой, не то изумрудом. Я пыталась смотреть на них, пыталась перевести дух, но как назло мой взгляд ускользал и останавливался на нём. На сыне Карпатского Князя. На Змее, которого избрала мне Судьба. На его белом, красивом и одновременно ужасном лице, на пронизывающих глазах, и что самое страшное – на губах.
Он шёл ко мне – непоколебимо, уверенно, шаг за шагом сокращая дистанцию между нами. Его пальцы скользнули по чёрному плащу с алыми квадратами застёжек, легко расстегнув его и сбросив прямо на пол. Я сглотнула, смотря, как плотная ткань тут же обращается в змею и ускользает к своим сёстрам. Длинные ледяные пальцы, усеянные серебряными кольцами, заскользили по жемчужинам пуговиц бархатной ткани рубашки, обнажив грудь, блестевшую мелкими серебристыми чешуйками на плечах и спине. И лишь на грудине виднелся старый чёрный шрам, неровными трещинами вздымающийся к его шеи. Вот откуда вынули живое сердце Змея, обменяв его на каменное…
Нос защекотал предательский запах живого камня, чистого родника и хвои, от которого даже плечи расправились. Я смотрела на него, не смея отвести взгляда, не смея отвернуться или отшагнуть. Он рядом, только руку протяни, как в ту ночь алой луны…
Я чувствовала его тепло, и одновременно холод, молча подняв голову и заглянув в эти флюориты глаз. И в груди что–то сжалось. Кажется, это было предательское сердце.
– Я не люблю тебя, – сорвались с моих губ слова. Сколько бы я их не твердила из ночи в ночь, это ничего не меняло.
– Так скажи мне это ещё раз, – прозвучал над ухом тихий голос, обдав жаром светлые волосы. – Давай же, Анна…
Я попыталась мотнуть головой, отойти, но сзади почему–то оказалась стена из живых змей, сверкнувших в мою сторону каменьями глаз. Дрогнув, я вдруг почувствовала подбородке ледяные пальцы, и Змей молча поднял мою голову, так и заставив встретиться с его глазами. Красивыми, завораживающими и до жути пугающими. Я не знала, бояться мне его, или так и стоять с замершим сердцем, ощущая, как скользят холодные пальцы по шее, касаясь шрамов от тернового венка и закапываясь в мягких волосах. Легко, словно живую марионетку, Змей приподнял меня на носки, и лицо овеяло горячее дыхание. Я готова была задохнуться от сотни мурашек, пробежавших вдоль спины от его пальцев, как губы накрыл терпкий, до ужаса опьяняющий поцелуй. Я ослабла в ледяных руках, закрыв погасшие глаза веками и ощущая, как собственные пальцы скользят по испещрённым чешуйкам плечам, касаясь вороха белоснежных волос и закапываясь в них.
Отстраниться? А смысл? Змей завлечёт обратно, закуёт в свои стальные кольца, и вовек тогда не отпустит.
Но вот что–то изменилось, и на губах вдруг отчётливо почувствовался привкус крови, когда пальцы на затылке впились острыми ногтями в тонкую кожу. Дыхание спёрло в груди, и резко открыв глаза, я из последних сил попыталась отстраниться, смотря в алеющие глаза Змея, в его обращающиеся в чёрные перья волосы, и маску лица. Она трещала, раскалывалась, и резко рванув её на себя, я испуганно замерла, не в силах даже пошевелиться.
– Добро пожаловать в мой сон, Анна, – исказив губы в усмешке, прошептал Алех, с силой рванув на себя и исцарапав когтями щёку.
Я не успела даже вскрикнуть, как мир вокруг нас затрещал по швам, и плиты под ногами пошли трещинами, отваливаясь и являя алый огонь, готовый лизнуть белую плоть. Страх сжал горло, и я попыталась вырваться из стальной хватки румына, но тот резко, без всяких возражений, прижал меня к себе. В лицо дохнул нестерпимый жар, и привкус Смерти.
– Кто ты такой?..
– Кто я?! – изогнув губы в по истине дьявольской улыбке, рассмеялся Алех, и его когтистая рука скользнула вниз, проведя по спине и разодрав ткань платья. – Я тот, кого ты убила! Разве это так сложно вспомнить, Анна?! И если думала, что я это так просто забуду… ты ошибаешься. Я не забываю своих врагов, и ты скоро в этом убедишься…
В какой–то жалкий миг с его лица слетела вся насмешка, оставив настолько ледяную решимость, что я поняла – Вольх не шутит. Он найдёт меня… не знаю, как он воскреснет из мёртвых ради этой цели, но он на всё готов пойти.
– Беги, Анна, но далеко ты не убежишь… я найду тебя.
Его слова гулким эхом отразились в ушах, прежде чем гордое и одновременно омрачившееся лицо не исказила рябь, сквозь которую пробивался громкий встревоженный голос подруги, развеявшей последние отголоски сны: