«Времени почти нет, ибо прошлого уже нет, будущего еще нет,
а настоящее длится лишь мгновение»
(Аристотель)
«Никогда не крути реле времени до конца», - сказала Наташа и серьезно посмотрела мне в глаза.
Если честно, до ее слов мне бы и в голову не пришло ничего подобного, но теперь мысль застряла, зацепилась в памяти, отложилась в один из множества ящичков «вдруг пригодится». Каждый из нас всю жизнь таскает столько хлама в голове, подобно Плюшкину, что лучше бы это «вдруг» никогда не наступило. Искать замучаешься.
Дело было, как сейчас помню, в мае. Еще пару дней назад город укрывал ровный слой грязного снега, и, на тебе, чуть ли не летняя жара. В майке и спортивках с открытым настежь окном я не чувствовал даже свежести, не то, что холода. Может, отопление не отключили? В мыслях я пару раз вставал и касался ладонью батареи, в жизни же продолжать сидеть на неустойчивом табурете и впитывать новые знания. Сидели мы, к слову, на тесной Дантевской кухне и пили все, что пьется, в меру здоровья каждого из присутствующих. Наташа – то ли лимонад, то ли коктейль с мерзким псевдо-клубничным вкусом. Гарик – водку. Мы с Данте – пиво.
Человек – существо стадное. Ему одиноко одному и комфортно в небольших, сплоченных единой целью коллективах, будь то сообщество любителей подводной рыбалки или клуб поклонников BDSM. А любая субкультура, в свою очередь, предполагает несколько обязательных атрибутов: особая одежда или нашивки на ней, украшения, отличные от обычной бижутерии, в общем, какой-то внешний признак. Разговорные словечки – сленг – понятные только «своим», фиксирующие информационную дистанцию.
И байки.
Особенно расцветают буйным цветом страшилки – некая смесь анекдотичной ситуации с опасностью, где развязка истории констатирует факт: «Так делать нельзя». Есть свои страшилки у школьников и учителей, врачей и таксистов, станочников и доярок. Все они начинаются с нарушения прописных «нельзя» и заканчиваются, как правило, смертью. Что-то вроде фольклорной таблички: «не влезай – убьет».
У нашей компании визуальных отличий почти и не было – если не считать общий взъерошенный вид. Словно при пожаре каждый схватил из одежды первое попавшееся, да так в нем и остался. Разве что на запястье красовался прибор записи - «самописка» - мы ее называли, ну и всеми прочими словами, подходящими под рифму. У Данте он висел на ярко красном ремне, сплетенном из множества шнурков, у Наташи - на крашенном под золото браслете, у Гарика - прицеплен к кожаным наручам. Свой я именно в тот момент закреплял на ремешке часов.
- Дай я. – Гарик отобрал непослушный механизм и ловко вставил ремень в петли, застегнул на запястье. – Добро пожаловать.
Вот и все посвящение. Теперь я – хронист, полноценный член клуба любителей воспоминаний. Этакий кружок для фанатов самолюбования. Записал любой момент собственной жизни, а потом хочешь - крути запись на просмотр, хочешь – оставь только ощущения. «Самописка» тем и ценна, что пишет все: вид из глаз, звуки, запахи, тактильные ощущения, эмоции, создавая личные фильмы по технологии 5D. Радость детских беззаботных дней мне уже не испытать, конечно, но начиная с этого момента любую эмоцию я могу сохранить. На память.
Вот и сейчас я - в который раз уже! - прокручивал тот, самый первый разговор, восстанавливая: как это было. Молодой, бесшабашный, слегка пьяный и веселый, мне казалось - жизнь впереди. Не то, чтобы я строил планы на будущее, ой-ей, я тогда планов на ближайшие пару часов-то не строил! Но в одном был твердо уверен: все самое интересное мне еще предстоит испытать. Уйма времени в запасе, уйма сил и здоровья. Впереди галлоны пива и годы посиделок с друзьями, толпы девушек, гигабайты записей более чем приятных эмоций.
Кроме того, хронограф – штука еще и тем полезная, что если перебрал, то наутро можно восстановить забытое, насладится непередаваемым зрелищем «как мы чудили». Смотреть стыдно, конечно, но зато найдется потерянная «в запале» вещь. Вспомнятся подробности спора. Или появится объяснение – почему соседка по лестничной площадке, немолодая тетка лет сорока, шепчет «Привет» и прячет глаза при твоем появлении.
Брр, так о чем это я? А, субкультура! Ну, особого сленга у нас не наблюдалось – так, по мелочи, а вот страшилки – да, страшилки были. В основном связанные с временным промежутком загрузки. Что-то вроде: «Если прокрутить реле записи памяти в самое начало, то человек сойдет с ума, переживая второе рождение, а то и вовсе исчезнет». Нас это не касалось, мы свое бесштанное провели без хронографа на запястье, но говорят (ох уж эти разговорчики! ох уж эти сказочники!), что у молодого поколения случались прецеденты.
Или «Если успеть записать память за секунду до смерти, то можно поставить ее на бесконечный повтор и человек оживет». Глупости, конечно, но каждая мало-мальски самостоятельная субкультура создает свой фольклорный пласт, и чем распространеннее явление, взятое в основу, тем больше народу поверит в эти байки.
Я еще раз прослушал ничего не значащие разговоры, которые мы вели на той кухне. Аккуратно вычленил страшилки, которыми пугала меня Наташка и стращал Данте, прогнал их через повтор и задумался. Никто никогда не предупреждал меня, что нельзя слушать мертвых людей, снова и снова возвращаться в то время, когда они еще были живы. Крутить одно и то же воспоминание день за днем, год за годом. Не было такой страшилки. Не было и слова о предупреждении.