Одна жажда на двоих

Глава 1. Стефан

Она была не похожа ни на кого.

Хрупкая. Воздушная. Нежная.

Беззащитно-открытая и, несмотря на это, словно спрятанная от чужих глаз и прикосновений.

Ветка сакуры. Небесная синь, запечатлённая в её глазах. Тихая мелодия с грустными нотами. У неё даже имя – протяжное и печальное, как ветер ушедших цивилизаций – Элина. Будто кто-то играет на флейте, слагая баллады её красоте и необычности.

Она умела красноречиво молчать, забираясь с ногами в кресло. Она неповторимо смеялась – хрустально, осколчасто, тихо. Она двигалась, как балерина – какой-то особой поступью, по-лебединому выгибая шею.

Стефан боялся на неё дышать. Казалось, одно неверное движение – и она рассыплется, развеется, как мираж. А ему не хотелось, чтобы она исчезала, уходила из его жизни, где радостей было – по пальцам пересчитать.

С ней он чувствовал себя живым, а всё остальное время – мёртвым и пустым. С ней жизнь наполнялась смыслом, приобретала краски, начинала дышать и робко расцветать надеждой, которую, как ему казалось, он потерял навсегда.

С ней оживали давно забытые чувства. Даже не так: рождались заново. Потому что он не помнил, вычеркнул их из себя, вытравил, как кислотой, сжёг дотла, чтобы никогда больше не было больно.

Жить без сердца проще. Слыть холодным мерзавцем почётно. Бездушной твари легче пробиваться наверх и достигать целей.

Он это понял давно. Не испытывал лишних сантиментов, знал цену настоящей дружбе, понимал силу семьи, но никогда не давал личному прорываться вперёд. Ни к чему. Это тормоз. Бомба замедленного действия, что может рвануть в любой момент. Сильный яд, который действует не сразу, а постепенно, разъедая внутренности и душу.

Когда-то у Стефана Неймана была душа. А потом он о ней забыл. Запечатал поглубже, отсёк, как ненужный рудимент. Но, наверное, это не вытравить в себе до конца. Потому что он смотрел на девушку и понимал: что-то ворочается в груди, болит, с хрустом ломая барьеры и заборы, которые он так тщательно возводил много лет.

Он берёг её ото всех. Прятал от лишних глаз. Нет, не заточил в темнице, не закрыл в квартире, но никогда и никому не рассказывал, что в его жизни появилась девушка-загадка, нежный лотос, экзотическая бабочка, что чудом выросла на чужеродной почве, смогла выжить в огромном мегаполисе и не потерять свою чистоту и необычность.

– Поцелуй меня, – он сперва даже ушам не поверил.

Но Элина смотрела мягко, глаза излучали свет – насыщенно-голубой, как небо в жаркий день. Волосы мягким облаком вились над её головой и, подсвеченные лучами солнца, казались нимбом.

– Ну поцелуй же меня, – частыми осколками ломался её смех, распадаясь хрустальными шариками. – Не бойся, Стефан, я не кусаюсь.

Он не боялся. Замер от взрыва эмоций, что жгли грудную клетку и просились наружу.

Ей восемнадцать. Ему двадцать шесть. Она девочка. Он – холодный монстр, давно пославший этот мир в ад.

Элина сделала шаг и прикоснулась ладонью к его щеке – кончиками пальцев провела по щетине, улыбнулась робко. Глаза её сияли. Стефан поцеловал эти пальчики, понимая, что теряет тормоза.

Губы у неё мягкие, красивые, пухлые. Невинный рот, который он сейчас сомнёт в поцелуе. Может, поэтому медлил. Не хотел её напугать силой своего желания, мощью напора.

Элина посмотрела робко. Кинула взгляд из-под ресниц. Щёки её окрасил румянец. Наверное, все её силы ушли на то, чтобы сделать такой невероятно смелый шаг.

Они знакомы около трёх месяцев, и Стефан знал: не тронет её и пальцем, пока она не будет готова.

Это были не стандартные ухаживания, а нечто большее. Почти сразу. С того мгновения, как он её увидел. Он знал: если будет нужно, убьёт за неё. Пойдёт на костёр, сгорит в аду, но защитит от людей и мира.

Стефан не дарил цветы, не откупался украшениями, но давал Элине всё необходимое – без просьб и намёков. Да она ничего и не просила. Он сам.

Снял квартиру, когда увидел, где она живёт. Дал карточку, чтобы Элина ни в чём не нуждалась. Следил, чтобы в доме всегда была здоровая и полезная еда.

Она принимала всё со стеснением. Смущалась, смотрела робко из-подо лба. Её большие глаза светились кротостью, подсвеченной слезами, которым она не давала пролиться.

И вот от этой молчаливой благодарности Стефану хотелось сделать для Элины больше, гораздо больше, чем он давал. Да он готов был наизнанку вывернуться, лишь бы его девочка была спокойна и ни в чём не нуждалась.

Она стоит перед ним – такая робкая и такая желанная. Ещё миг – и отступит, подумав, что отвергнута. Он читает это по её лицу, по тени, что пролегает между бровей – изломанных напряжением. Стефан видит, как дрожат её губы.

– Девочка моя, – гладит он её нежные щёки, а затем привлекает к себе – осторожно, чтобы не напугать, не спугнуть её доверчивость и смелое отчаяние.

Губы его касаются её губ. Вначале легко, будто он впервые в жизни целует девушку и не знает, как к ней подступиться, но жажда берёт своё: Стефан притягивает её к себе, прижимает к груди, захватывает губы в плен.

Целует долго, тягуче, жарко, не давая неистовству прорваться наружу. Он тщательно контролирует своих демонов. Не нужно пугать. Нет причин делать ей больно или спешить. Поцелуями можно наслаждаться, смаковать.