Omen Fati

-1100-

Один, склонив голову на старческие узловатые руки, сидит в своих покоях. Сквозняк, гуляющий комнатами Вальхаллы, треплет пух на его накидке, шевелит волосы, поднимает пыль, которая танцует, словно альвы, в свете люминесцентных ламп высочайших покоев Гладсхейма. Глаза Одина закрыты, будто он дремлет, но голос — тверд и звучен. Он громовыми раскатами заполняет покои, замораживая своей холодностью и властностью все живое.

— Иггдрасиль тебя не идентифицировал, значит, ты — Безымянный? — спрашивает Один у замершего перед столом Аса.

— Да, — мальчишка садится на краешек стула за стол, напротив Одина.

— Почему Иггдрасиль не присвоил тебе еще метки? — хрипит старейший Безымянному.

— Откуда мне знать, Один? — Безымянный пожимает плечами. — Я все еще не имею к нему доступа. Это ты должен знать, что и к чему, Администратор, — едва слышимая насмешка в последнем слове заставляет Одина наклонить голову, вслушиваясь в слова ребенка перед ним.

— Не переходи грань, Безымянный. Ты знаешь, что даже я… Впрочем, не в этом дело. Ты пьешь воду из Урда?

— Да, Один.

— А концентрация частиц в крови?...

— Эйр еще не брала образцов. Она улетела в Мидгард и вернется не скоро.

Один кивает. Шелестят провода, и в этом звуке слышен шепот самого Иггдрасиля.

— Так зачем ты пришел?

— Локи мне сделает охранника. Ты доволен?

Один опускает руки. Его лицо уже давно превратилось в маску, да и сам он выглядит, словно статуя какого-то из мудрецов: серая, изборожденная глубокими морщинами кожа, волосы, из которых то тут, то там проглядывают кабели связи, и полное отсутствие эмоций. «Даже когда Один открывает рот, он выглядит так, словно робот», — думает Безымянный.

— Я недоволен тем, что ты обратился к Локи. Не стоило отрывать его от ремонта систем Асгарда. Теперь он забросит все дела, ссылаясь на твой заказ… Асы будут жаловаться, да и Ваны, я думаю, тоже придут в неистовство. Тем более, что в покоях эйнхерий, Сессрумнире, снова не работает система опознавания.

Безымянный Ас сидит и смотрит на Администратора. Долго, словно пытается что-то прочесть в его замершем в веках лице. И только тогда, когда тишина становится невыносимой, когда она забивает все звуки, он отвечает:

— Я подумал, что никто не справится с этим лучше него.

И снова тишина. Сквозняки сдувают пыль, стирают следы Безымянного на полу.

— Тогда ты неправильно думал. Обратился бы к альвам или цвергам — и те, и другие с радостью помогли бы тебе, сделав не хуже и не лучше, чем Локи. А так…

Один не договаривает. На миг он замирает, судорожно выпрямившись. Его глаза открываются, но взгляд их, пустой и сухой, приобретает еще и отрешенность того, кто не смотрит на этот мир, взирая на вещи, недоступные пониманию человека.

— Свободен, — говорит Один после минуты тишины. — У меня дела. Заказ к Локи я утвердил.

— Пока, Один, — доносится от Аса, хотя старик уже не слышит его. Слепые старческие глаза устремлены в потолок, а губы едва слышно шепчут приказы, которые тут же устремляются к Иггдрасилю по его великим корням и ветвям. Нельзя отрывать Старейшего из ныне живущих от дел, цель которых — сохранить этот мир таким, какой он есть сейчас.

Мальчик поднимается, проводит ладонью по сканеру двери и выходит.