Печень

Печень

Логвинов никак не мог выбрать — что ему съесть на второе? Да и на первое он взял суп харчо чисто автоматически, хотя не очень-то и любил таковой. Кислятина, небось, переперчённая. Надо было борщ брать или, вон, сырный суп. Да ладно теперь уже, не обратно же ставить. Втроём они пару битых часов топтались по магазинам. Купили в итоге разную бесполезную мелочь. Заметно утомились, проголодались и пошли на фудкорт, где даже музыка играла аппетитная, приятная, подходящая для еды. Вот ведь сейчас понапишут нейросети, идеальный музак для продаж.

Теперь его приятель Вова с женой Танюшей посмеивались на ним:

— Смелее же, Кирюха, это же не твои праймериз и не выбор обручального кольца, а всего лишь выбор между котлетами и тефтелями!

— Надо здраво подходить даже к выбору обеда, про политические выборы вообще молчу, — деловито и, одновременно, с юмором отвечал им Логвинов, поднимая вверх указательный перст для острастки.

— Ты слишком всё теоретизируешь и много живёшь головой! Живи побольше сердцем и желудком, — советовал толстый добряк Вова.

— Или почками и печенью, ага, как ты, — намекнул Логвинов на вовино пивное пристрастие.

— Кстати о кольце, — звенела хохотушка Таня. — Так когда уже вы там планируете?

— Не знаю я, — Логвинов подумывал как бы в очередной раз отшутиться от навязчивой в последнее время темы. — Не решили… Не решил ещё… Я… Да, моя вечная проблема, я знаю. Ай, давайте уже пожрём скорей, потом обсудим.

В итоге взял наугад тарелку с чем-то похожим на тушёную печёнку под петрушкой, с картошкой и солёными огурчиками. И напиток. Пусть так. Сочно на вид. Даже случайный выбор лучше, чем сомнения. Хватит думать. И сейчас. И вообще. Пора уплетать.

Поставили подносики перед сканирующим блюда автоматом для оплаты. Расплатились. О, тут бонусы действуют, неплохо. Надо будет почаще сюда захаживать. Когда же Логвинов повернулся к свободным столикам, то увидел. Его. И. Сразу. Понял. Не было никаких сомнений - незнакомец шёл прямо на него. И по его душу. Как и предупреждали, буквально на днях. Вот оно. А он не верил. Идиот. Теперь ты понял? И что ты будешь делать?

И это был не совсем человек. По мере его приближения это становилось всё очевиднее. Да что тут гадать. Неестественная походка машины. Боже мой. У него аугметические конечности. Это он.

Логвинов на пару секунд засомневался — что делать с подносом: куда его поставить, ведь для этого надо сделать несколько шагов до столика впереди, а значит пойти навстречу. Навстречу угрозе. Смертельной опасности. Но потом он ещё раз взглянул и окончательно оценил этого типа. И поднос с разлетающейся пищей, супом сам вывалился у него из рук. "Помооооогиииитеееее!" — хотелось крикнуть на весь зал, но получился невнятный вой, который едва ли услышали ближайшие люди. Предательские ноги прилипли к полу, а должны были понести его, как стремительного оленя в лесную чащу, прочь от охотника.

Чёрт возьми. Чужак был невероятно массивен. Необъятно широк в плечах, раза в полтора превышая естественные параметры. Голову его скрывал лёгкий капюшон, но даже так было видно, что у него лицо искусственное, лишь по цвету напоминающее человеческую кожу. Он был уже в шагах десяти, когда Логвинов наконец отмагнитился от места, где стоял. И побежал. Слыша за собой мерзкий звук. Это механические конечности разгонялись.

Логвинов ещё раз прокричал зачем-то, глупое, никчёмное, жалкое, но на этот раз хотя бы громкое: “Аааааааааа!!!” Но все вокруг лишь заворожённо смотрели за действом и даже не думали в него вмешиваться. И Вова с Таней тоже застыли, выпали из происходящего. Все превратились в манекенов. Словно легкоатлет забега с препятствиями, Логвинов перепрыгнул белый заборчик фудкорта и рванул за угол. Огромная ускоряющаяся махина, пытаясь пересечь его траекторию, с грохотом пробила плечом стекла витрины магазинчика, срезав угол, и оказалась совсем близко. Логвинов еле увернулся от размашистой ручищи-ковша-экскаватора, которая хотела его сцапать, но зачерпнула лишь воздух.

Сердце загрохотало на пределе. Люди вокруг завизжали и прижались к обеим сторонам коридора, по которому побежал Логвинов. Нет. Нет. Ему не убежать. И возраст не тот. И… Что-то полоснуло по его лодыжке, сбивая с ног. Из разрезанной штанины прыснула кровь на чистенький бежевый пол, регулярно омываемый уборочными роботами. Логвинов покатился кубарем. Попытался встать — ногу пронзила боль. Он увидел рядом охранника и, хромая, поковылял к нему, плача о помощи, когда сзади-сбоку на него обрушился удар, сравнимый с ударом автомобиля, и он полетел в стойки с одеждой на несколько метров в сторону.

Логвинов потерял сознание, но тут же в него вернулся. Возможно, зря. Так как жуткий враг стоял над ним, невообразимым чёрным левиафаном. Из рукава чудовища щелчком выскочило длинное клиновидное лезвие. Логвинов попробовал хотя бы сесть, оперевшись спиной. Правая рука была безжизненна, повисла бесполезным рукавом плоти. И он инстинктивно прикрыл разбитое лицо левой. Спустя миг, молчаливый огр из преисподней острым, как лазер, лезвием срезал ему кисть одним невозможно резким для такой громадины движением. Рука упала ему на живот, скатилась. Логвинов может быть и ужаснулся потере, но не было сил даже хрипеть. Он пьяно смотрел вперёд. Сквозь мучителя. И увидел группку молоденьких девушек поодаль, жадно снимающих на смартфоны видео происходившего.

Кошмар на том не закончился. Гигант нагнулся и одной стальной по силе рукой прижал добычу к полу, а второй сделал мгновенный разрез на животе, распоров одежду, кожу, вместе с подкожным слоем сала. Запустил туда свою клешню. Пошарил. И выдрал коричневатый железистый орган из тела. Печень. Поглядел на неё с пару секунд, будто оценивая ценность трофея, и с силой шмякнул об пол. Схватил препарируемую тушу за грудки, очень легко поднял торжествующе в воздух.

Истерзанный, переломанный, обильно изливаясь кровью из нескольких ран, лишённый печени и руки, Логвинов тем не менее ещё не отключился умом. Он не мог орать или плакать, пребывая в глубочайшем шоке. Но отчётливо понял, что сейчас умрёт. Вот и всё. Нет никого и ничего на свете, чтобы предотвратить это. Защищаться было нечем и незачем. Какой корявой и скоротечной была его некрасивая жизнь. И какой уродливый её конец.

Почти отлетев душой из оболочки тела и даже ощущая себя словно бы со стороны, страшился Логвинов даже не смерти, а другого: что навсегда оцифрованы позорные последние секунды его судьбы. В памяти вон тех смартфонов девочек. Таким его теперь и запомнят, миллионно раскопируют в сети. Останется навеки он в истории бессильной изуродованной разорванной на куски жертвой, хотя мечталось о совсем ином. О поступках, славе, карьере, признании. О доброй памяти людей. О победе его идей. О великой значимости его земных размышлений и высказываний. О семье, любимой и других печально-приятно мечтающих о нём женщинах, которым не повезло быть им любимыми. О том, как… Последнее, что Логвинов услышал, было противным хлюпающим хрустом, который он воспринял скорее не ушами, а как бы треском собственного черепа. Клиновидный штык сочно и слишком легко вошёл в самый центр его лба.