Почти человек

Почти человек

Иван завершил очередной сложный пируэт, пробегая по периллам и явно красуясь. Небрежно поправил волосы и пружинящей походкой направился к нам. Я невольно залюбовалась им, как красивой статуэткой. Произведение искусства, вот кем он был – высокий, гибкий, с длинными тренированными ногами, сильными руками и восхитительно прекрасным лицом без единого изъяна. Интересно, осталось ли в нём что-то своё, родное, заложенное от рождения?

Парень улыбнулся, показав в улыбке ровные белоснежные зубы. импланты, все до единого, хотя в двадцать пять лет испортить свои это ещё надо постараться. Значит, менял просто так, для красоты. Как и волосы – темные, блестящие, хоть от природы Иван блондин, и линия роста волос была другой, я видела фотографии трехлетней давности, до его последних операций. Блондином он был невыразительным, даже со своей подправленной хирургом сказочно красивой мордашкой, а вот темные волосы – не краска, а именно имплантация – сделали его героем девичьих грез. Сексуальным и привлекающим внимание. Как женское, так и мужское, только уже завистническое.

Вообще, среди компании паркурщиков он был самым «навороченным» – и руки, и ноги, и часть костей позвоночника с ребрами заменены имплантами. Плюс нейростимуляция мышц – тех, которые не синтетические. Глаза с ночным видением, легкие с автопереключением на воду и разряженный воздух, чтобы заниматься любимыми видами спорта и в горах, и на дне морском. Даже боюсь представить, сколько ему всё это стоило. Впрочем, мне и неинтересно, я с этими ребятами тусовалась исключительно по требованию Алекса, чтобы завершить восстановление.

– Ты должна полностью положиться на своё тело, Алиса, – наставительно объяснял Александр, подталкивая меня вперед по беговой дорожке на полосу препятствий. – Оно твоё, понимаешь? Всё твоё, от макушки до пяток. Так и пользуйся всем.

Легко ему было говорить. Хотя, я лукавлю – ничего не легко. Я знала, через что он прошел. Знала, в какую кашу превратились его внутренние органы, знала, что осталось от левой руки и ноги. Ничего от них не осталось практически – так, развороченные взрывом ткани и кости. Он был военным – с восходящей карьерой, с верными сослуживцами, – а стал медбратом в восстановительном центре. Один-единственный выживший в той заварушке. Потерявший всё, кроме жизни.

Оптимизму Алекса стоило поучиться каждому – он не только выжил, научился жить с имплантами, но и умудрился жениться и обзавестись семьёй. Я не могла сдержать улыбку, когда он показывал мне снимки близнецов. С такой стороны современная медицина меня радовала – она действительно спасала жизни и давала зародиться чему-то новому. Но с такой стороны я видела её редко, куда как чаще мне приходилось общаться с жертвами моды. Ведь импланты просто стали модными, особенно среди обеспеченных людей.

Казалось бы, что такого – пара внутренних стимуляторов мышц вместо занятий спортом, синтетическая кожа вместо множества кремов и регулярного ухода, а как бонус – искусственная грудь и попа? Но меня буквально перекашивало от того, что рядом со мной не люди, а полуавтоматические приборы. Кому-то не хватало денег на автономные импланты и люди сидели – дома, в офисе, в торговых центрах и на концертах, – привязанные к розетке, так как даже мозговой стимулятор отказывался работать без питания. Из-за таких, как они, в самолеты в ручную кладь разрешили брать до пяти баков зарядки, в зависимости от длительности полёта, так как часть имплантов, лишенная энергии, могла стать смертельно опасной для своего владельца, внезапно отключившись.

Я и сама не без греха, но мой случай скорее вынужденный. Первый стимулятор – мозговой активности – я получила, учась в восьмом классе. Тогда они только-только набирали популярность, входили в моду, но в нашем классе почти сразу появились у всех, вот родители и решили – негоже дочери быть хуже других, буквально силком затащив меня на операцию и всадив самый навороченный стимулятор, подходящий, пожалуй, для расчета орбит сотни планетарных систем в максимальной удаленности от Земли. К счастью, стимулятор оказался не постоянной активности, и я его частенько отключала – на свой мозг у меня никогда не было нареканий, школьную и институтскую программу я освоила без проблем, используя нейростимулятор лишь для улучшения памяти и сложных вычислений, когда компьютера не было под рукой.

Второй стимулятор появился у меня спустя год, на день рождения. Родители подарили мне день активного отдыха, а для него – стимулятор мышц, чтобы нагрузки не принесли вреда организму. Думаю, полет на парашюте и сплав на байдарке максимум принесли бы мне усталость, но до совершеннолетия родители решали за меня, что лучше и что нужно.

Потом в семнадцать у меня заболел зуб. Один. Но стоматолог щедро предложила заменить всю челюсть имплантами, чтобы не мучиться в дальнейшем. Я не знала, что и делать – одноклассницы давно щеголяли белоснежными однообразными улыбками, как из рекламы, но мне-то это было не нужно, меня и мои зубы вполне устраивали, пускай и не сверкающе-белые и не идеально ровные. От такого заявления врач едва не упала в обморок, а я под давлением родителей заменила шесть зубов, эмаль которых оставляла желать лучшего. Зато в двадцать два со скандалом в клинике выбила себе пломбу вместо импланта. Даже гордилась ею, правда, молча, так как никто не понимал, зачем я это сделала, очевидно, считая сумасбродкой.

Я не разделяла изменений, к которым идет человечество, делая себя всё более и более похожими на киборгов. Мне нравилось то, какой я была с рождения – не идеальная, но и не такая, как все, будто сошедшие с конвейера. Однообразные, подправленные хирургами, лица; волосы, длина, цвет и линия роста которых зависела от настроения и последних тенденций; тела, одинаково стройные и гибкие за счет стимуляторов и имплантов. Модные, стильные... и неживые. Пластическая хирургия серьезно влияла на мимику, сводя её к минимуму, а стимуляторы делали движения идеально выверенными и точными, как у тех же киборгов – никакой легкости движений, своеобразной походки, одна только заложенная в импланты программа, устанавливаемая нейромодулем.