Как только ночь опускается на город, Кацуки снова сходит с ума.
Мысли вновь не о работе, не о злодеях, о которых ни слуху, ни духу в последнее время, не о свадьбе Очако с придурком Деку.
В голове раздаётся лишь скрип латекса, хриплый смех и эхо полушёпота-полустона, звучащего, как его имя.
Под покровом ночи она снова сводит его с ума.
Со стороны агентства было большой ошибкой ставить их в пару. Правда, вряд ли хоть кто-то из начальства предполагал, во что выльются совместные ночные дежурства двух настолько разных героев.
Кеми одурманивала его сильнее алкоголя, сильнее лёгких наркотиков. Стоило ей лишь немного задействовать свою причуду, и у него срывало крышу.
Кацуки не жалел ни о чём. Скорее, наоборот. Он был в восторге от того, что каждый раз, когда их посылали куда-нибудь вместе, всё кончалось в номере очередного дешёвого отеля на окраине города. И это было единственным, что не давало ему умереть со скуки в городе, где не осталось серьёзных преступников.
Под ногами скрипят рассохшиеся половицы хлипкой лестницы, укрытой протёртым ковролином, а тусклая лампа едва освещает подъём. Со всех сторон раздаётся невнятное бормотание телевизоров и человеческие голоса.
Добравшись до нужного этажа, Кацуки стучит в облезлую дверь номера и слышит то, о чём не переставал думать последние несколько дней: скрип её геройского костюма. Голову кружит, и он едва держится, чтобы не открыть дверь с ноги.
Он чувствует её причуду даже сквозь тонкое дерево. Она проникает под кожу, отравляет каждую клетку тела, вышибая напрочь волю и все мысли. Скрип становится громче, эхом отдаётся в пустой голове.
Наконец дверь открывается, и Кацуки врывается внутрь. В комнате темно и жарко, и в нос бьёт удушливый приторно-цветочный аромат духов.
Прямо как аромат её парфюма.
– Я заждалась тебя, милый.
Голос Кеми сливается со скрипом её костюма и несмазанных петель захлопнувшейся входной двери. Длинные тонкие пальцы стягивают с его запястий нарукавники, и те глухо падают на ковёр. Она касается его быстро, будто порыв ветра, отравляя каждый след своей причудой. Извивается вокруг его тела, как змея, сжимающая кольцами свою добычу.
А он и не против сейчас сыграть роль жертвы.
По коже Кацуки проходит ток. Кровь, пульсируя, стучит в горле и разжигает огонь, пробуждая жизнь в мёртвом теле. Как же мучительно долго он ждал этого дня с последней их такой встречи.
Кеми застывает напротив его лица и криво ухмыляется. В её глазах нет и тени стеснения, лишь огонь желания, который и заставляет Кацуки возвращаться к ней каждый раз, снова и снова.
Она порывисто касается его губ своими, и он не сопротивляется, хоть и ненавидит все эти нежности. Хотя разве их поцелуи можно назвать нежными? Её зубы больно сжимают его нижнюю губу, а ладони стискивают плечи так, что он чувствует острые ногти, проминающие плотную ткань его геройского костюма. Кеми толкает его к стене, прижимается всем телом, становясь живым капканом.
Голову кружит от поцелуев, вытягивающих душу и ядовитые мысли о ней. Интересно, его посадят, если он убьёт Деку?
Дыхание перехватывает, и Кацуки дёргается, будто от удара. Быть на втором месте невыносимо больно, но ещё больнее постоянно об этом думать. Ярость охватывает его так, что приходится приложить усилие, чтобы перенаправить её.
В этом клоповнике совсем нет места, поэтому Кацуки, разворачивая Кеми, бьётся о ножку кровати и прикусывает губу. Затем зло толкает напарницу к окну, за которым давно непроглядная ночь и лишь где-то вдали виднеются огни центра города.
Кеми криво улыбается, явно почувствовав его настрой, и чуть расстегивает молнию на груди. Проводит кончиками пальцев по животу вниз, затем обратно – вдоль талии, очерчивая все свои изгибы. Она ловит его взгляд, когда касается лица, и хитро щурится.
– Чего же ты ждёшь, милый?
У Кацуки срывает планку. Эта стерва знает, как вывести его из себя, знает, как он ненавидит это «милый». Знает, что так она обращается к этому неудачнику. Она знает слишком много, отчего он с каждым разом хочет её всё сильнее.
Он резко хватает её за запястья и разворачивает лицом к окну, прижав к стеклу. Её грудь, обтянутая этим треклятым костюмом, скрипит, касаясь его. И этот звук, ядом растекаясь по венам, обещает забытье. Кацуки давит ей на поясницу, перехватывает запястья одной рукой и фиксирует их там. Срывает фуражку с её головы и откидывает на пол.
Волосы тут же рассыпаются по спине, выпуская приторный аромат духов. Скрипнув зубами, Кацуки наматывает их на кулак и оттягивает её голову к себе.
– Я тебе не «милый», – рычит он ей на ухо и слышит в ответ лишь хриплый стон, от которого его член наливается кровью.
Кеми прогибается, трётся о него, вызывая дрожь во всём теле. Даже в таком положении она снова берёт над ним верх. Кацуки ухмыляется. Чокнутая извращенка. Знает же, как заставить его перестать умирать от скуки. Он отстраняется и шлёпает ладонью по обтянутой латексом заднице. Звон, смешанный с довольным мычанием, заполняет его разум до краёв. Ей даже не нужно больше использовать свою причуду – он не уйдёт отсюда, пока не вытрахает из неё всё до последнего вздоха.
Отредактировано: 16.03.2023