Подростковая любовь

Глава 5

- Слышите, а что это он делает? - указал Данил пальцем на Костю.
Ребята бросились к нему, но дверь была заперта с той стороны, и пока они пытались открыть дверь, балкон уже опустел.

Милиция прибыла очень быстро и через полчаса свидетелей уже допросили, юношу на скорой помощи отправили в реанимацию. По телефону сообщили родителю и отец незамедлительно сел на самолет. В больнице сразу же взялись за жизнь пьяного подростка, первую помощь уже оказали, и ждали главного врача. 

Операция прошла успешно. В палате с искусственным дыханием, в коме, лежало неподвижное тело, шансы были ничтожны, но все же были. Взрослый мужчина сидел в кресле рядом с кроватью и винил себя в том, что оставил совершенно без присмотра свое дитя. Рассвело, сквозь белые шторы в комнату пролился солнечный свет,  медсестра проверяла рабочее состояние аппаратуры, в дверной проем вошли пятерка друзей и врач. 

- Состояние не стабильное, помочь ему может только чудо, - выдавил из себя до жути противные слова Николай Аркадьевич, сделал пометки в своем журнале и попросил освободить помещение.

Все по очереди вышли в больничный коридор и расселись на стулья, которые тянулись вдоль, перед палатами.

- А куда направился Данил, - возмущенно заметил Александр, один из друзей пострадавшего. – Мы здесь сидим, а он пошел развлекаться?

Кирилл нахмурил брови и злобно посмотрел на Сашку, тот сразу же замолчал и уставился в стену. Настала тишина, лишь где-то разговаривали пациенты и врачи, мимо никто не проходил. До процедур еще было порядочно времени, часы беспощадно отбивали секунды, в ожидании которые казались вечностью. 

***
 В дверь позвонили, лень было идти, но звонок перестал настойчиво капать на мозги, значит, мама открыла дверь.

- Привет! – в мою комнату не постучав, вошел Данил.
- Как ты узнал мой адрес? – удивленно выпалила я, даже забыв поздороваться.
- Не важно, особенно сейчас, - посмотрев на меня печальными глазами. – Костя в больнице!

Ничего не спрашивая, тут же собралась и мы вместе направились в центральную больницу. По дороге Данил рассказал, что произошло, и подал блокнот Королёва, заверив, что это оставлено для меня.

В палату не пустили, пришлось ждать, пока появится врач и разрешит хоть одним глазком посмотреть, как он там. Наконец дождалась, мне было позволено зайти, но только одной.

Бледный. Светло-русые волосы больше не украшали его голову, вместо них только белый бинт в несколько рядов. Лицо в рванинах и царапинах, руки, лежавшие поверх одеяла, какие-то посиневшие, живой ли хоть? Аппарат работы сердца показывал не очень хорошие результаты. Я присела рядом с ним и раскрыла блокнот. Это был его дневник, первые записи начинались с восьми лет. Его красивый подчерк врезался в память, душераздирающие пометки раскрыли всю его жизнь и дали понять, почему у него такой характер. Самая первая запись в новом дневнике со слезами на глазах, об этом говорили размытые буквы в некоторых словах: «Она долгое время болела раком, и вот, похороны прошли, все поразъехались, мы с отцом остались в одиночестве». Между записями были достаточно большие промежутки во времени, следующая пометка написана почти в десять лет, в которой вылит на бумагу весь гнев: «Мой отец променял маму на эту неуклюжую женщину, теперь собирается покинуть наш родной город, я не поеду с ним! Слышишь, мама! Я не покину тебя, я всегда буду рядом!». Последующие четыре года он ничего не записывал, листы были пусты, лишь где-то в середине я нашла еще запись: «Я сбегу отсюда, вернусь домой, и этот школьный интернат останется только сном».

Из палаты попросили выйти, началось обследование. Меня познакомили с Виктором Сергеевичем, отцом Кости, тот немного нахмурившись, склонил голову, и сразу ушел. Ребята рассказали немного об отношениях отца и сына, сложив всю информацию, в голове образовалась полная картина.

Этот жестокий мальчик внутри себя был совершенно не тем, кем мы его видели. Сухие отношения с родным человеком и интернат, в котором он провел четыре года, отразились на отношении к людям. Стал закрытым, ни с кем не заводил тем, касающихся его проблем и прошлого. После побега, отец купил квартиру, а сам жил в другом городе со своей новой женой. Редкие встречи завели в тупик, и теплое отношение к посторонним простыло без следа. Он делал вид, что его ничего не беспокоит и свою боль скрывал под многочисленными признаками: грубостью и жестокостью. Отчасти привыкший, что ему многое достается, не смог смириться, что я оттолкнула его. Чтобы я была рядом, не достаточно просто хотеть. Все же человек не вещь, на которую имеем право, нельзя взять и положить, или носить с собой. Но я даже представить себе не могла, что он способен на такое…

На самом последнем листе этого блокнота был мой портрет. Сердце забилось учащенно. Под рисунком, тем же подчерком: «Конец», и жирная точка. 

Из палаты вышел врач и склонив голову сообщил ужасную новость. В голове завертелись слова: «Ты разобьешь мне жизнь». Меня пошатнуло, упав на колени посреди коридора, уперлась ладонями об напольные белые плиты и закрыла глаза. « Разбила!» – пронеслось в голове. Я так и осталась сидеть в неподвижном положении.
Рядом стояли врачи, друзья, его отец, все молчали. Нас окружали холодные отчужденные стены, ярко освещенного коридорного холла. Каждого разбивала леденящая мысль: «Умер…»