Поросёнок В Розовом

Поросёнок В Розовом

3.

Каблуки слышны. Офису не кажется. Работа у них вся прекращается. Цок, цок. Шаги в коридоре.

– Кто?

Молчание в холле.

Слава продолжал кодировать, как ни в чём не бывало. Он знал, кто идёт.

– Знакомьтесь, Валентина Пална, с седняшняго дня ваша начальница! – хромой на правую ногу, низкий старик в костюме с красной звездой на лацкане махнул рукой. Следом из-за его спины вышла шикарная дама в кремовом брючном костюме.

Взгляды белых воротничков блуждали вверх-вниз, облюбовывая её, словно музейную статую. Правда, вместо глаз работники имели черные дыры. Чёрные. Как. Смоль. Дыры. Лица же их были выцветшими, будто холст, простоявший ночь под дождём и холодным ветром.

Валентина Павловна дежурно улыбнулась:

– Что ж, приглашаю всех в ресторан в честь знакомства. Напитки за мой счет.

– С удовольствием, на-чаль-ни-ца! – едко вклинился в разговор Слава. Хромой кадровик растворился в воздухе тотчас, гундеж остальных же слился в вихрь из черточек, палочек и сыпучей грязи, в которой смутно разбирались буквы. Эти вихри – явление, тянущееся на протяжении всей его жизни. Слава воспринимал его как само собой разумеющееся.

Но с «новой» начальницей по-другому. Первые два отката в прошлое, утро сегодняшнее, внешность женщины не менялась: те же белые локоны с зачесанной чёлкой, мягкие контуры губ и длинные ресницы (лишь глаза не те, но сие исключительно Славины заскоки, поскольку кроме своих и Валентины Павловны, глаз он больше не видел). Менялось поведение, словно в одном теле побывали две разные души. Глядя на спокойствие «новой», Слава с интересом загадывал, какое же будет окончание у третьего цикла.

Сквозь мысли прорезался её нежный голос:

– …Замечательно. Тогда, после рабочего дня собираемся здесь, – Валентина Павловна поправила на плече сумку и размеренно двинулась в кабинет начальства.

Слава удивлённо вскинул бровь. Надо же. Не робка. Как первая. Будто прочитав его мысли, Валентина Павловна остановилась возле его рабочего стола и, заправив прядь за ухо, наклонилась к нему:

– Вы хотите выбраться отсюда, Святослав Игоревич?

О, эти очи. Слава оторопело уставился на мутно-зеленые, как потертые стекляшки, радужки. Те самые. Он не знает, откуда взялись «те» в придачу к «самым», ведь ничего не изменилось с прошлых разов. Что же… это?

– …П-п… кхм… повторите, пожалуйста?

2.

Закованный в наручники в темном подвале, Слава лежал на матрасе, вроде живой, а вроде нет. Пустые зрачки, без света, без энергии, ловили капли сырости с потолка.

Нежная белая рука потянула его за волосы, заставив Славу вывернуть шею, будто он филин или другая нечисть, которая позвонков не имеет:

– Бойся, кричи… Какой пароль, скажи?! – она тряхнула его, отчего пленник стукнулся виском о бетонную стену. Из виска Славы потекла кровь, окрашивая камень, белую мятую рубашку и губы.

– …На вкус… как варенье, ха.

– Говори!!! Говори, какой пароль!!! – последовал очередной удар.

– Валентина Павловна, я не понимаю, о чём вы говорите, – Слава шевельнул онемевшими пальцами, – Что вы хотите от бедного программиста…

Стоило ему закончить, как к земле Славу пригвоздили уже не женские пальцы, а острые когти в черной шерсти, воняющей трупами животных и лесными травами. Существо имело вытянутую морду, как у крысы. Острые клыки его вонзились мужчине в грудь:

– Люри-люри-люри, говор-р-ри, какой паро-о-оль!

– Кики… мора? – Слава вспомнил, что читал в детстве книжки по мифологии. Там были и кикиморы, и лешие, и… кажется, другой человек, которому особенно нравились огненные птицы. Красные, рыжие… Перья переливистые, голоса крикливые.

Кому же… нравились Жар-птицы?

– Какой па-…. А-А-а-а! Люри-люри, а-А-а!!! – завопила кикимора, как гудит прибывающий поезд. Слава не понял отчего, но тварь загорелась. Вспыхнула, пустившись в устрашающий танец крови и пепла.

А пленник, окутанный теплом, медленно закрыл глаза.

Начался новый цикл.

0.

«Едем, едем в соседнее село на дискотеку,
Едем, едем на дискотеку со своей фонотекой,
Едем, едем с гаража угнав папину Побе-…»

В шестилетнего Славу полетел камень. Не большой, не маленький. Но по макушке больно заехало.

– Эй, какое старье ты слушаешь! – двенадцатилетний парнишка спрятал руки в карманы потрепанной отцовской кофты, – Что, думаешь если мамка твоя накопила заслуг для музыки 22 века, можно слушать её круглые сутки, а?! Тьфу! Вали из-под нашего окна, а не то я те такую дискотеку устрою, оборжешься!

Слава сидел у края поселка. Через сто метров находился крутой склон, ведущий к механическому городу. Уже как полгода махина не двигается – проблемы с мостами в верхнем слое. Власти отправили город к Славиной маме и другим строителям, существующим лишь ради того, чтобы ремонтировать чужие цивилизации без возможности попасть «на борт». Грязные. Неграмотные. Плата за работу – пища, лекарства и одежда. За особое усердие иной раз дарят вещи, служащие в обиходе сто или двести лет назад – в века бетонных сооружений, людей, одетых в чистую одежду, и еды в достатке. Во времена «До Конца».

– Эй, чего молчишь?!

Слава погладил старый сенсор, принесенной мамой на днях. Та, бережно закутав его в потертый подол платья и повязав поясом, вручила сыну: «С днём рождения, Славочка!». Мальчик до сих пор помнит её морщины, чуть вздернутый нос и растянутые уголки губ с ямочками на щеках.

– Я к кому обращаюсь! – подросток пнул его в бок, отталкивая к дороге.

Слава взглянул на крикуна так, как мёртвая рыба смотрит на заносящийся над жабрами нож:

– Игорь, фо-первых, это песня 21 века…

– Мне то какое дело?!

– А мама фчера умерла на стройке. Они сказали, что кто-то заберёт меня. И решит, куда отправить.

– Упала с верхнего круга города? – Игорь разом присмирел. Подошёл, плюхнулся возле него, – Ты… это… соболезную, что ли. Эм… Слав, ты ж знаешь, что у нас в посёлке много могил. Мои братья умер так. Старший шестерёнки перекручивал, а они на внешней стене города, ну и… упал. Второго заставили чинить внутреннюю поломку, а когда закончил, механизм его внутри так и раздавил, – он боязливо глянул вдаль, – Папа, когда выпьет, проклинает механические города до утра... А… Это… Заберут куда хоть?