Ведь если у мира, есть лицо, то оно со шрамом.
Так что дерись до конца, дерись с ним до конца,
Как бы сильно он не бил…
dom!No — Алиса в стране не чудес
Впервые он заметил это, когда Шерлок не пожал ему руку. Тогда это показалось просто чем-то невежливым, но в стиле Холмса, как бы презиравшего все социальные обычаи и нормы.
«Вот такой он. Шерлок Холмс», — пожал плечами Стэмфорд.
Несмотря на все странности, Джон последовал за детективом сначала в новую квартиру, а затем и на место преступления. Вспомнить об этом случае его заставила кружка. Самая обычная кружка, которую Холмс брал из его рук, старательно не касаясь подающих её пальцев, не зависимо от того, кто её подавал, будь то миссис Хадсон или сам Джон.
Он выкинул это из головы, оправдывая случившееся единичным случаем.
Но с каждым днём, всё больше узнавая этого странного человека, Ватсон убеждался в одном: это не единичный случай.
Ему пришлось стать внимательным. Почти таким же внимательным как Шерлок.
Грегори Лестрейд похлопал Холмса по плечу — тот дёрнулся.
Рядом засигналил автомобиль — Шерлок резко остановился.
Клиент случайно коснулся его руки — Шерлока передёрнуло.
Кто-то встал сзади — Шерлок отошёл и прислонился спиной к стене.
Впервые Ватсон знал слишком много. Он не хотел лезть в душу этого покалеченного чем-то в детстве человека. Но в первую очередь они были друзьями, а от друзей не стараются отгородиться.
Джон знал, что спрашивать ни о чём нельзя, Шерлок расскажет сам, когда будет готов, поэтому он принял решение: заставить его чувствовать рядом с собой комфортно.
Он перестал передавать вещи в руки Шерлока, кладя их на стол, не повышал голос рядом с ним, даже сменил звонок на телефоне, чтобы Холмс перестал нервно подскакивать и злобно коситься на мобильный.
Через какое-то время постепенно Джон стал возобновлять прикасания: снова передавал вещи прямо в руки, иногда касался руки Шерлока, клал ладонь ему на плечо, а после стал легко похлопывать его по спине.
У Шерлока была странная привычка: он постоянно крутил в руках телефон, а если его не было под рукой, накручивал на пальцы свои волосы, поэтому Ватсон осторожно, плавными движениями убирал их от головы.
Через месяц Шерлок расслабился.
— У тебя начало получаться, — недовольно сказал он. — Молодец, доктор.
Ядом в этих словах можно было отравить весь Лондон.
— Это ты молодец, что позволяешь мне это, — тихо ответил Джон.
И получил в ответ удивлённый взгляд. Да, у него действительно начало получаться. И всё шло бы быстрее, если бы только Шерлок пошёл ему навстречу.
Через две недели Шерлок что-то решил для себя. Он остановился перед креслом Джона и вытянул из его рук книгу.
— Я хочу избавиться от этого, — зубы сжаты, желваки ходят туда-сюда, а глаза как у побитого щенка.
— Ты должен доверять мне, — говорит Джон.
И Шерлок кивает.
Ватсон никогда не сталкивался ни с чем подобным, но он видел как Холмсу тяжело, как меняется его взгляд после очередного подскока от гудка машины. Тяжело смотреть, как этот человек сбивчиво бормочет, что у него дёрнулась рука, стараясь как-то оправдаться перед бедной миссис Хадсон, хотевшей погладить его.
Холмс язвил, плевался ядом и отвечал сарказмом. Он не щадил никого, выдавая грязную, нелицеприятную правду прямо в лицо. И однажды Андерсон замахнулся. Он не успел ударить — стоявший рядом инспектор Лестрейд остановил его и уволок куда-то, но Джон хорошо запомнил реакцию Шерлока: зажмуренные глаза и отвернутое лицо, будто в ожидании удара, но не предпринимая попыток защититься.
Ватсону хотелось дать Андерсону по морде, а потом стукнуть Холмса и, прижав к себе, пообещать, что всё будет хорошо. Что его больше никто не посмеет ударить.
Джон не знает, как уместить свои эмоции в одно плавное движение, он не знает, что делать, не знает, как отреагирует на его действия друг, ставший пациентом. Поэтому он делает то, к чему Холмс не привык и никак не ожидал: обнимает его, прижимает к себе и позволяет стоять, напряжённо сжимая кулаки и подавляя желание оттолкнуть Ватсона.
Дело не в Джоне, а в чём-то внутри Холмса, в каком-то механизме, вышедшем из строя, давшем сбой и причиняющем столько неприятностей.
На протяжении полутора недель Джон обнимает его каждый день. Держит в руках напряжённое тело и вслушивается в сбивчивое дыхание. Он всё ещё не знает, что делать.
Но Шерлок молодец, он борется с собой и постепенно привыкает. Уже не отдёргивает ладонь от его рук, просит что-то достать из кармана — стоя перед ним и не делая резких движений — и даже как-то похлопал Джона по спине.
Ватсон удивился, когда тот подошёл к нему сам. Холмс стоял перед ним какое-то время, а потом обнял.
Они стояли так долго. Прямо рядом с растерзанным трупом на каталке в холодном морге.
— Я всё ещё не люблю прикосновения, — пробормотал Шерлок. — Но твои мне нравятся.
Подняв лицо от плеча Джона, Шерлок глядел на него, что-то решая.
— Ты не первый, кто пытался. Но первый, кто добился успеха, — говорит он.
— Мне положена награда? — тихо смеётся Джон.
И он точно не ждал того, что Шерлок сначала сожмёт его в объятиях со всей силы, а после поцелует. Неумело, неловко, словно зверёк, которого можно спугнуть одним движением. Поэтому Джон мягко берёт его лицо в свои ладони и медленно касается языком его губ.
Он всё ещё не знает, что случилось с Шерлоком, не знает, откуда эти шрамы в его душе, от которых тот боялся своих чувств и эмоций. Но главное, что он подался к нему и принял его помощь. И этого пока хватало.
Возможно, Шерлок никогда не сможет быть с ним полностью и будет абстрагироваться от мира в своём «чертоге» и дальше. Возможно, он никогда не подпустит Джона ближе, чем уже есть.
И это пугало, заставляло желать остановиться и уйти из его жизни.
Но он не смог. И теперь имел то, что имел: покалеченный войной солдат пытается приручить язвительного мальчишку, покалеченного жизнью, который будет больно жалить и кусаться, когда воспримет чужие действия как акт агрессии.
И вместо того, чтобы уйти прямо сейчас, Джон углубляет поцелуй.
И чувствует, как Шерлок дёргается.