Птица счастья завтрашнего дня

3

Физическое касание током проносится по моим нервам, и наномашины в автоматическом режиме сворачивают соединение с сетью. Пространство информационных каналов и массивов ужимается до едва уловимой точки, чтобы в следующую минуту раскрыться для меня уже реальностью. Контактный экран, не особо заметный для обывателей, мигает тонким красным обручем и всасывается в накладки на висках. Я на секунду прикрываю глаза ладонями, провожу пальцами по скулам и вискам, заглушая биение пульса, а потом поднимаю голову и оборачиваюсь. Инфопластина на стене горит рекламными баннерами, а за спиной ждет, когда я приду в себя, Беркут.

— Опять слушаешь? — брат недовольно качает головой.

Я взмахом руки предлагаю сесть напротив. Отрицать или соглашаться нет смысла. Берк считает, что в состоянии обеспечить семью, состоящую из старшей сестры и любимой девушки. У меня собственное мнение на этот счет. Так что обычно в таких ситуациях я улыбаюсь, а Берк злится.

По правде сказать, когда он сердится, многим он кажется угрожающим, мне — смешным. Чем больше не нравится ему положение вещей, тем сильнее у брата удлиняются клыки и темнеют веки, движения становятся резче, а голос отрывистее. В такие моменты даже не нужно смотреть на его запястья, чтобы признать в нем измененного. Хорошо, что Берк совершенно не умеет долго сердиться и сам по себе миролюбивый. Наши соседи в нем души не чают и, можно сказать, гордятся его успехами. Еще бы, парень из трущоб заведует ремонтной мастерской на тринадцатом уровне!

На поверхности инфопластины реклама сменяется сообщением о состоянии атмосферы за дверью бара. «Бла-бла, благодарим за сотрудничество, берегите себя, количество вредоносных веществ в воздухе такое-то». Народ вокруг понемногу начинает шевелиться.

— Иволга, пойдем домой, — тихо говорит брат и подает мне руку. Сидеть здесь действительно нет смысла. До встречи с клиентом чуть больше четырех часов. Я отлепляю нашлепки от висков и прячу в карман потрепанной куртки. Так меня даже Чокнутый легко достать не сможет.

Мы, как дети, взявшись за руки, бредем сначала по мокрой улице, воняющей химикатами и чем-то отвратительным, приторно-сладким, потом по лестнице, где приходится перепрыгивать провалы в ступеньках, и, наконец, по узкому грязному коридору нашего этажа. Здесь за руки держаться неудобно, нужно переступать через затор из старой мебели, мусора и набравшихся дешевого самогона соседей. В конце коридора наша квартира — блок из двух комнат и крошечной ванной. Мы идем достаточно тихо. Почти за каждой дверью сидит изнывающий от скуки человечек и смотрит при каждом шорохе в глазок своей двери, чтобы не пропустить очередное шоу в своей опостылой жизни.

На звук открывающейся двери выпархивает Рая — милая девочка, запавшая раз и навсегда на моего брата. История их встречи вполне могла сойти в качестве сериального сюжета. Она участвовала в митинге за чистый воздух, который достаточно резво разгонял отряд безликих безопасников — все как один без ошейников и в изолирующих костюмах. Он шел после смены домой и спрятал без толка мечущуюся девчонку в глубокой нише ближайшего здания. С этого момента они вместе. И если это не любовь, то она — откровенная дура. Иначе зачем ей, образованной, доброй, красивой и с относительно чистой кровью, оставаться в нашем мусорнике? А Тоха 18 именно что свалка отходов. Но прошло уже три года, а она все еще счастлива с моим братом здесь, на восемнадцатом уровне, хотя спокойно могла жить в комфорте и достатке.

Наверное, для таких решений нужны очень сильные чувства. Хочется, по крайней мере, в это верить. И в то, что не каждый человек — дерьмо. Насчет себя не уверена. Будь у меня индекс мутации М11, а не М65, то я давно забыла бы об этом месте и никогда не стала слухачом. Но мне мутировать опасно. С таким индексом мне один путь — в Котел. Хорошо, если не сразу в кремационную печь. А еще весомый шанс на то, что я стану опасной безмозглой особью, подпадающей под истребление. Слишком много причин, по которым мне стоит бережно и аккуратно обращаться со своим ошейником.

Рая порхает вокруг Беркута, а меня после слухачества тянет погрузиться в воду, целиком, с головой и ногами. Погружение очень напоминает вход в инфопоток, перемещение между массивами данных, скольжение вдоль каналов информации. Хорошо бы иметь столько воды, чтобы можно было замереть в ее толще, тянуться рукой вверх к отблескам света и не доставать. Или болтать ногами и не чувствовать дна, пробираться вперед, испытывать дезориентацию и легкое удушье, так будто просачиваешься сквозь слои заархивированной информации. Хорошо бы…

У нас вместо ванны почти целый эмалированный бочонок, большой, в него даже Берк помещается. Старенький водонагреватель заунывно стонет, но продолжает выдавать порции горячей воды. Погрузиться в воду с головой можно, прижав колени к груди. Так что на какое-то время я полностью отстраняюсь от реальности.

Под водой — как будто в другом мире — странные звуки, едва заметное мерцание света за закрытыми веками, тяжесть в груди, упругость окружающей среды. Сознание очищается, из головы выветриваются все заботы, а тело расслабляется. Единственная проблема — вдохнуть еще немного воздуха, когда внутри все сожмется от его недостатка. Все остальное — прекрасно. Иногда жизнь не такая отвратительная штука, какой я привыкла ее видеть, и все благодаря таким вот мелочам — удачливым дням, удовольствиям и приятным вещам.

…генетическая нестабильность выборки под номером сто тридцать дробь шесть не является…

11010000101111011101000010110000110100001011100111010000101101001101000010111000