Я не знаю, за что полюбил Аню 10 лет назад. Сейчас смотрю на неё, как она спит с полуоткрытым ртом в застиранной майке рядом, спотыкаюсь взглядом о её растяжки над коленками и удивляюсь, о чём я думал? Почему она? В ней же нет и никогда не было ничего особенного.
Обычная женщина, коих тысячи. Тёмно-русые волосы, нос картофелиной, узкие губы, маленькие руки с коротко стриженными ногтями без лака. Такие никогда не носят сексуальных платьев со шпилькой, не ходят на фитнес, ведут себя тихо, бреются дешёвыми станками и покладисты в быту, прямо до тошноты. Аня правда очень хорошая хозяйка и, наверное, будет отличной мамой, но она безумно пресная, безумно скучная. Почему нельзя просто отмотать эти 10 лет назад и сказать ей сразу, что мы не можем быть вместе?
Уже несколько месяцев подряд я пытаюсь уснуть, прокручивая эти мысли у себя в голове. Мне кажется, я её больше не люблю, и это разрывает меня на части. А может быть, я ошибаюсь и это просто кризис среднего возраста, пресыщение или ещё какая-нибудь модная психологическая фигня, о которой пишут в журналах. Но если так разобраться, любовь — вроде чувство сложное и противоречивое, а что делать с более примитивным желанием любить её по ночам? Вот лежит она рядом в трусах с ногами врастопырку, а у меня при взгляде на неё одни лишь мысли: беги, беги отсюда скорее.
Нам совершенно точно нужно развестись.
***
Моя голова раскалывалась надвое, я загрузился настолько, что решил пойти и проветриться прямо посреди ночи. В лёгких колом стояла июльская духота, и находиться дома было невыносимо, тем более наедине с Аней и дурацкими мыслями о разводе. В одних шортах и домашних тапках я выскочил наружу, вдохнул полной грудью и быстрым шагом отправился в сторону ларьков, навстречу чьим-то громким голосам. Я шёл быстро, срываясь на бег, и буквально чувствовал, как тело становится липким от встречного потока воздуха.
Стоило мне припасть к стене одного из ларьков, чтобы продышаться, как вдруг откуда-то сбоку послышался женский голос:
— С тобой все окей?
— Э… что?
— Дай мне уйти, если тебя тошнит, — в темноте мелькнула тонкая рука с огоньком сигареты.
Я обнаружил, что стою согнувшись и упираюсь ладонями в колени, совсем как марафонец после тяжёлого финиша.
— Меня не тошнит, — отвечаю. — Я просто вышел прогуляться.
— Я тоже, — протянула девушка, затушив бычок о стену и запустив его в урну. — Вот же чёртова жара, ага?
Так я познакомился с Амелией, двадцатилетней студенткой, которая ждала своих друзей из соседнего магазина. У них намечалась большая тусовка в честь окончания экзаменов в доме совсем недалеко от нашего с Аней. Амелию как будто нарисовали на компьютере: две анимешные шишки на голове, синие ресницы, неприлично короткая джинсовая юбка и неоновые босоножки на платформе. Она что-то без конца лепетала, громко гогоча, и постоянно касалась моего липкого предплечья своей тонкой горячей ладонью. Я даже не вслушивался, о чем она говорила — просто смотрел и ловил тяжёлое чувство внизу живота от каждого её прикосновения. И не успел оглянуться, как уже шёл вместе с ней и её компанией под светом фонарей обратно в сторону своего дома.
Нет, к себе я не пойду. Я пойду с Амелией. И всё, между нами с Аней точно будет покончено, ведь женатому человеку нельзя просто так взять и уйти посреди ночи тусоваться с юной незнакомкой.
***
Наверное, я выглядел потеряно и смешно, стоя потный в чужой гостиной в домашних шортах, но впервые в жизни мой внешний вид меня не волновал. Вокруг шумными кучками слонялись студенты, кто-то танцевал и беззастенчиво разливал на пол пиво, а Амелия загнала меня к стенке и приплясывала в такт музыке, нарочно задевая своими худыми бёдрами. Я зачем-то считал каждый раз, когда мы сближались. И думал: вот заденет она меня ещё разок и я точно её поцелую. Вот ещё разочек… Теперь точно…
У Амелии холодные влажные губы. Она действует напористо, совершенно не стесняясь — я совсем забыл, что разные женщины целуются по-разному. Пока она ведёт меня по скрипучей лестнице наверх, я пытаюсь прокричать ей своё имя, но то ли музыка все заглушает, то ли ей не совсем интересно.
Всё происходит быстро, за углом темного коридорчика у входа в комнату — этого мгновения даже не хватает на осознание того, что я изменил своей жене. Почему-то кроме горячего напряжения внизу я ничего не чувствую, ни запахов, ни тесноты— наверное, потому что Амелия не сняла одежду, а просто задрала юбку и подпёрла меня своими голыми костлявыми бёдрами. Её ошалевшие глаза и чересчур картинные вздохи создают ощущение, что меня здесь нет. Как будто есть только она, её тело и её безудержное удовольствие. Чёрт возьми, я же жду, что после этого сразу же придёт облегчение и понимание, что я всё сделал правильно… Но через пару минут вижу, как она молча соскакивает с меня, лихо поправляет юбку и, издевательски хихикнув, скрывается за углом.
***
Мне стало горько. Я вернулся домой к спящей Ане и весь остаток ночи, сжимая глаза от боли, беззвучно шептал ей: «Прости. Я люблю тебя».