Шантаж

Шантаж

Ты не даёшь ей покоя со второго курса. Она, впрочем, сама виновата.
Сидит по левую руку и ты разве что кожей не чувствуешь исходящую от неё ауру раздражения. А тебе смешно, ты украдкой губы в усмешке тянешь и всё нет-нет, а бросишь взгляд на поджатые губы. Ты уже знаешь, что пухлые они не только на вид, но и на ощупь очень мягкие.
По задним рядам тихий гул перешёптываний и лектор скучающе читает материал, не особо заботясь о полноте конспектов своих подопечных. Дисциплина из тех, что и пропустить не жалко, если хочется очень домой.
Тебе вот не хочется, потому что она надеялась, что ты уйдёшь с другими прогульщиками, а она останется. Не хочется ей с тобой после занятий пересекаться. Наверное, перестарался в последних словестных баталиях. Опасается.
Опасается, а сделать ничего не может. Потому что ты обещал в случае неповеновения даже до самого последнего затюканного в университете чмошника донести видео. Короткое, всего пара минут. Но зато с крупным планом её лица и толстым членом за щекой.
Лишь вопрос времени, за сколько оно потом дойдет до руководства учебного заведения, а затем и до родителей.
Пусть радуется, что ты вовремя присек и выловил видео из рук его автора. Иначе была бы уже знаменита на весь город.
Снова переводишь взгляд на соседку — она ниже на добрых пол головы, но заглянуть под ворот расстегнутой на две пуговицы рубашки не получается. Зато бёдра, обтянутые капроном выглядят соблазнительно, прикрытые с одной стороны короткой черной юбкой, а со второй краем стола. Ты уже проверил, чулки это или колготки, когда затащил перед парой в пустую аудиторию и засунул руки под юбку, по-хозяйски пройдясь ладонями по промежности и внутреней стороне бедер, убеждаясь что капрон не заканчивается тугими резинками, а поднимается вверх, даже выше юбки. Ты до сих пор помнишь это ощущение, как плавно скользит рука по скользкому капрону и какие мягкие у неё бедра с внутренней стороны.
Не понятно только, она злится, потому что ты это сделал, или потому что разочарованно обранил "Могла бы для меня и чулочки надеть"? Или потому что снова уселся рядом, отпугивая других ребят. Тебе, так-то, всё равно. Подуется и остынет. До завтра точно отстынет. Только вот, потяжелело в штанах у тебя сегодня.
Отрываешь от задней страницы неровную полоску и прерывистым почерком в две строчки пишешь послание. Без заглавных, запятых и точек. Не тупая, расшифрует.
Надо же, даже не комкает, прочитав, но и головы не поворачивает тоже, чтобы как обычно попытаться прожечь дыру в тебе своими злющими, но красивыми голубыми глазищами. Опять ресницы намалевала жирно и стрелки почти до ушей. Умыть хочется нереально. Или запретить краситься вообще. Ты считаешь её без этого красивее. Тебе кажется, что не попади она под влияние главной прошмандени в группе, то и не оказалась бы пьяной насажена ртом на член придурка с параллели.
Ты помнишь, какая она была милая на первом курсе. Тогда ещё с натуральным русым. И в кроссах, а не в туфлях.
После звонка ты не торопишься покидать аудиторию. Ждёшь пока свалят одногруппники. Лектор вообще в числе первых ушёл. Она, кстати, тоже.
Находу врешь пацанам, что надо в приёмную ректора заглянуть, а сам прямиком на последний этаж, как только коридоры пустеют.
Левое крыло, мужской туалет, последняя кабинка.
Закрыта.
Костяшкой пальца бьёшь по пластику и надо же, оттуда не раздаётся ругань, забредшего поссать студента, а щёлкает замок. Тянешь ручку на себя и упираешься взглядом в обиженно-молчаливую спину. Через тонкую ткань белой рубашки видишь лямки и застежку лифчика. Ну и хрен с ней, так даже лучше.
Шагаешь в кабинку и дверь за спиной на замок. Вплотную к ней сзади прижимаешься и руки на плоский животик кладешь, цепляя пальцами разные части рубашки и тянешь их в стороны под щелчки раскрывающихся клёпок. Что-то там себе под нос выдыхает, но ты не расслышал и переспрашивать не собираешься. Тебе бы рубашку с её плеч вместе с жесткими лямками стянуть и дурацкий лифчик на живот спустить.
Руку её беспокойную только один раз отталкиваешь и подхватываешь двумя руками грудь. Небольшая, в ладонях умещается, но зато упругая и тискать приятно. А ты и рад, потирая округлые стоячие холмики. Сосочки мягкие, надавленные лифчиком. Тебе не нравится — грубовато находишь пальцами вершинки и стискиваешь, вырывая из неё какой-то шумный вдох. Чувствительная. Или болит? Ну она бы еще теснее напялила, так же больше кажется.
Мнёшь пальцами, пока не затвердевают. Наклоняешь голову над её плечом, нагло оттолкнув щекой ее голову набок, чтобы заглянув вперед, посмотреть как торчат светло-коричневые сосочки. Вот это тебе нравится.
Опускаешь одну руку и свои брюки расстегиваешь. В яичках ещё с пары посасывает желание спустить по-быстрому.
Обхватываешь под головкой поплотнее и грубовато подрачиваешь, второй рукой так и наминая её уже покрасневшую округлость. Кожа белоснежная и вокруг ореола соска вспыхивает розовыми пятнами от твоих пальцев.
Стоит послушно и молча. Не возмущается уже давно, а если и перечит иногда, то только обранив, что месячные. Пока не злоупотребляла отмазкой.
Задумавшись, сжимаешь понежнее и губами касаешься красной от лямки полосы на плече. А потом с опозданием, но чувствуешь нежное робкое касание чужой ладони к чувствительному концу. Ты её сейчас чуть о пластиковую перегородку между кабинками не двинул, еле сдержался, а она, дурёха, ощупывает слепо крупную скользкую от смазки головку пальцами и твоей руки касается тоже, наконец пугаясь. А всё, поздно. Ловишь её ладонь, отпустив твёрдый член и возвращаешь. Её рукой обхватываешь ствол и своей поверх контролируешь. Ласка выходит ярче отчего-то, а где-то внутри растекается призрачная нежность к этой дурочке. Заканчиваешь, тяжело дыша ей над ухом и забрызгав светлыми кляксами не только унитаз, но и кафель.
Отпускаешь её, расслабляясь и неспешно заправляя член в штаны, глядя на то, как она поднимает лямки обратно на плечи и заправляет грудь с продолжающими стоять сосками в паралоновые чашки.
Под языком сосёт потребность в никотине, но ты не спешишь уйти как обычно, а снова прижимаешься сзади, приобняв за талию и склоняешься лицом к ее уху, пока застегивается:
— Убери эту хрень со своего лица, — велишь, чувствуя как она привычно вздрагивает от грубого тона и, стиснув приятное на ощупь девичье тело, отстраняешься.
Вот теперь можно пойти покурить.