Школота!

2.12. Изольда и Тристан

2.12. Изольда и Тристан

Не успела Ираида прийти в себя после вторжения Илоны, как в дверь снова постучали.
— Да! — рыкнула географичка.
В класс вошел математик и еще даже слова не успел сказать, ученики встали, приветствуя его. Грохот отодвигаемых стульев взвел географичку как курок.
— Сидите! — распорядился математик и обратился к Славке. — Цветаев, отец прислал за тобой машину. Она у ворот. Только зайди сначала к секретарю, Халима Мамедовна готовит твои документы.
— Я не хочу! — выкрикнул Славка.
— Надо, — строго отозвался математик, — Приедешь на каникулы, на этюдную практику тебя Юрий Иванович возьмет.
Славка вцепился в парту и надул губы.
— В чем собственно дело! — взорвалась как петарда географичка. — То Илоне Бектемировне срочно понадобились Лемешева и Рахматуллаев, то вы Цветаева куда-то забираете! Сорвали мне урок, превратили кабинет в проходной двор!
Ираида, побледнев, швырнула указку на стол и отвернулась к окну.
— Извините! — повысив голос, произнес математик. — Но здесь чрезвычайные обстоятельства. Цветаева ждет борт на военном аэродроме. Его отца срочно переводят в другой округ. Слава, пойдем.
— Ты переезжаешь! — ахнула Валька Петрова и без стеснения обхватила Славкины плечи своими гибкими и цепкими музыкальными пальцами. — И ничего мне не сказал!
— Славка! — выкрикнул Неверов. — Хоть бы заранее предупредил, мы бы тебя проводили по-людски.
Класс сочувственно загудел, даже Пантелеева выразила сожаление.
— Нет, правда, уезжаешь? Жаль, мы к тебе привыкли…
Славка едва не заревел в голос. Дети, бросая виноватые взгляды в сторону застывшей соляным столпом географички, потянулись к Славке. Мальчишки жали ему руку, в суровом мужском прощании, девчонки легонько касались его плеч и вихров своими невесомыми пальчиками. Валька, уткнувшись ему в плечо, рыдала взахлеб. Цветаев, поверх ее головы поймал взгляд карих очей Подберезкиной, и не мог оторвать от них свой взгляд. Наконец, с трудом отцепив Валькины пальцы, Славка встал, наскоро спихнул в сумку учебник и тетрадки, и подошел к математику. Все так же, не отрываясь от Нинкиных глаз.
— Ребята! Я вернусь!
Ребята хором одобрили его намерение. Этот вихрастый кругленький мальчишка за год пребывания в их школе каким-то таинственным образом успел завоевать сердца одноклассников. Его искренне полюбили все. Отныне он мог твердо рассчитывать на приязнь, доверие и дружбу любого из класса. Славка ушел, а математик еще раз наскоро извинившись перед Ираидой, вышел из класса и осторожно затворил за собой дверь.
Географичка строго оглядела учеников, но они почему-то не обратили внимания на ее демонстративное недовольство. Разбрелись по своим местам и загрустили, не глядя ни на доску, ни на наглядные пособия и карты в изобилии представленные педантичной географичкой. Впервые в своей практике Ираида столкнулась с таким явлением, как сорванный урок.

***

Когда из школьных дверей на яркий свет вышел Славка Цветаев, щурясь и мигая, как совенок, Камал обратил внимание, что у паренька почему-то подрагивают губы. Рахматуллаев призывно свистнул, Славка повернул голову на свист, кивнул и направился в рощу. Только подошел почему-то не к Камалу, а к Ленке.

Тень вихрастой Славкиной головы легла Ленке на колени, она подняла голову от ненавистных листков и вскрикнула.
— Что!
Камал сорвался со своей скамейки и тоже взглянул Славке в лицо. И ему захотелось повторить Ленкин вопрос, таким же встревоженным тоном. Славка молча протянул ему руку, Камал машинально пожал ее.
— Уезжаю, — выдохнул Славка, — Вот…
Было заметно, что речь дается ему с трудом.
— Пока, народ…
— Стой! — выкрикнул Камал и только после этого заметил, что в руках у Славки папка с канцелярской маркировкой. Личное дело Цветаева. Этикетка пестрела множеством штампов. Прибыл, выбыл. Славка продолжил кочевать по школам.
— Вот, документы забрал, — уже спокойнее, справившись с собой, сказал Цветаев.
— Почему? — спросила Ленка.
— Отца опять переводят! — вздохнул Славка. — Просил же оставить меня у деда и бабушки. Так нет! Настояли… Мама будет скучать.
Камал молча хмурился, а у Ленки глаза вдруг заблестели сильнее обычного. Славка заметил этот блеск в зеленоватой тени шершавых платановых листьев и подмигнул Рахматуллаеву.
— А эта Американка, до сих пор должна мне три поцелуя!
Рахматуллаев засмеялся, красиво запрокинув голову, а Ленка вдруг подскочила со скамейки, роняя с колен в пыль листки своей роли, обхватила Славкину вихрастую голову и звонко чмокнула его в заалевшую щеку. Три раза как задолжала! Камал оборвал смех, а Славка потерял дар речи.
— Вот! И ничего я тебе больше не должна, так и знай! — выкрикнула Ленка и улыбнулась.
Славка надолго затаил в памяти ее лицо в зеленоватой шероховатой тени, улыбку сквозь слезы, плеск фонтанчика и шелест рассыпающихся под ногами листков бумаги.
Камал хлопнул его по плечу и предложил.
— Пошли, провожу.
Они уходили, а Ленка смотрела им вслед и потихоньку смаргивала слезы. Она вообще не выносила прощаний. Славка обернулся, перед тем как ступить в глубокую тень арки, размыкавшей школьный двор с платанами восточными, иначе чинарами, и звонким дискантом крикнул.
— Я вернусь еще, Лемешева!
Ленка засмеялась. Уж в том, что Цветаев вернется, она нисколько не сомневалась. Вернется. Вот только его звонкого дисканта она больше не услышит. Заговорит Цветаев, вернувшись, голосом совсем другого тембра и с иными интонациями.