Сказка третья: Золотая мышка

Сказка третья: Золотая мышка

Мальчик очень не любил спать. Он так сильно это не любил, что иной раз ему было боязно ложиться в кровать. Каждый вечер он кутался в лёгкое и мягкое одеяльце и щипал в своём тёплом убежище руки и щёки. Кожа горела и краснела, но спать хотелось всё сильнее, он ничего не мог противопоставить онемению во всём теле, тяжести ресниц и ускользающему сознанию.

Он очень не любил засыпать.

В ночи рассыпались как жемчужины бусин разноцветные миры-сновидения. Были среди них такие спокойные, наполненные розовыми ваточками облаков и ванильным сладким воздухом; были пёстрые, искрящиеся разноцветными блестящими бумажками хлопушек; были тихие и тёмные, но интересные как необитаемые джунгли, в них мальчик мог воображать себя первооткрывателем и отважно идти к затерянному городу. Сны были разные, все были желанны ему маленькому, но живому сердцу. Только разве могут его глаза заметить в розовой перине спрятанную раскрытую пасть, могут ли среди снопа цветов распознать блестящую гладкую чешую? Могут ли увидеть в густых зарослях горящие враждебные глаза?

Вся проблема в том, думал мальчик, что он не может заранее определить, где же его поджидают монстры, когда нужно покинуть один сон и заглянуть в другой. Чудища были прямо страшенные, мальчик из-за них начал бояться темноты, хотя она долгое время была его соратником и укрывала от взглядов других детей во время игры в прятки, начал бояться громкого сопения дворовой собаки, которая никогда его не обижала. Но появились монстры, и мальчик боялся прошмыгнувшей под кроватью тени, боялся смотреть в глаза большим и высоким, боялся, что в озере, пока он мирно плавает, его схватят чьи-то длинные руки и утащат под воду. Страхи расцветали один за другим, питая друг и друга, как сорняки, как целый ковёр колючих сорняков.

Мальчик так не любил спать! До поры до времени.

Как-то раз, совершенно неожиданно, на тропинке–нитке, ведущей через сны, он встретил загадочное существо. Оно казалось ему смутно знакомым, будто мальчик уже видел его раньше, но не во сне. Назвал он это создание золотой мышкой. Но едва ли оно и правда было мышью и – ни в коем случае! – крысой. Слишком длинная шёрстка, сияющая золотом, такое крупное, но кругленькое тельце, словно шарик или клубок ниток, ушки продолговатые и подвижные, задние ноги прямо как у кролика, а передние лапки крохотные, но такие ловкие. Прямо беличьи!

Мальчик и золотая мышка быстро подружились. Он находил орехи, рвал крупные листы подорожника и цветочки клевера на тонких длинных стебельках для неё, а мышка вела его по тропке, она остро чувствовала чужеродных этим мирам чудовищ и никогда не попадалась им. Не попадался им и мальчик. Теперь он мог следовать за своим золотым другом без гнетущего чувства опасности. Если зверёк вёл себя тихо и спокойно, смешно усаживался в одном из миров на какой-нибудь камень или корягу, превращаясь в меховой мячик, сворачивая длинный пышный хвостик колечком, значит никаких чудовищ в этом сне не было. Но если вдруг начинал дышать часто-часто, смешно шевеля длинными усиками, поднимался на задние лапки и ставил ушки торчком... чуял, чуял злобных, клыкастых, безжалостных. Тогда надо было уходить. 

Золотая мышка учила его передвигаться незаметно, сохранять спокойствие, дышать размеренно. Она помогала ему отделить один ложный знак, естественный звук или отсвет мира, от самого настоящего сигнала опасности, когда надо было быть осторожным. Уже очень скоро мальчик смог увидеть множество других миров, протоптать свои тропинки среди полей и лесов разных снов. Мышка всё больше сидела у него на плече, щекоча ухо беспокойными усиками, тонко сопела и иногда легко прихватывала ушную раковину зубками, в почёсывании высказывая свою заботу, перебирала ловкими ручками волосы мальчика, приводила их в надлежащий, по её мнению, вид. Потому что теперь мальчик сам знал все ходы, знал приметы, все, даже самые, казалось бы, незначительные. 

Он перестал бояться.
 

***

Миры менялись или, быть может, открывались совсем другие, которых юноша никогда и не видел. Иногда ему казалось, что чего-то не хватает, что воздух слишком лёгок для его плеча, что ветки и листья как-то не так касаются его уха, а ветер совсем не так треплет волосы. Совсем не так, как раньше. 

Миры менялись. В них были победы на гладиаторских боях, в них были видения его одноклассницы, той, с чуть вздёрнутым носом и двумя тонкими косичками, были головоломки, которые приводили юношу в восторг. И всего ему хватало. Почти всего. Воздух был слишком лёгок над его плечом.

Юноша очень любил засыпать. Засыпать и видеть сны.