Спящий раб

Спящий раб

- Милый, ужинать иди!

Я выхожу из душевой кабинки и вытираюсь пушистым, пахнущим горной свежестью и Машкиными духами полотенцем. Эх, хозяюшка моя, что бы я без тебя делал…
 - Кушать! Кууушааать! – радостно вопит Вика и с грохотом табуна лошадей проносится из своей комнаты на кухню.

Как шестилетняя девочка может быть настолько шумной? Вроде бы я не такой уж и молодой отец, у пацанов с завода тоже ребятня шумит и носится как угорелые, а все никак не привыкну. Ну да ладно, видать, действительно устал, да и в желудке черная дыра растет, того гляди сам в себя всосусь. Пора ужинать.

Накидываю на себя домашнее и прохожу на кухню. Под мягким светом лампы на столе уже источает сладостные ароматы Машкина стряпня, Вика в предвкушении бренчит маленькими ножками по каркасу углового дивана, тянет ручки к горячей котлете.

- Подожди! – беззлобно шипит жена. – Пока папа не придет, кушать не будем.

- Ну маааам… - начинает канючить дочка.

- Отставить панику! – смеюсь я. – Папа на месте, можно приступать к жральне.

- Паша! – Машка укоризненно глядит на меня своими серыми, ясными глазами и целует в губы. – Культурные люди кушают.

- А голодные заводчане жрут, а? – отвечаю я и подмигиваю Вике. Она радостно хохочет.

- Два сапога – пара, - вздыхает Маша и накладывает мне огромную порцию риса с овощами. Ох уж эта мода на восточную кухню… Ну хоть готовит вкусно, грех жаловаться, да котлетки у нее – пальчики оближешь. – Ешьте, заводчане. Приятного аппетита.

- Спасибо! – одновременно с Викой говорю я и хватаюсь за ложку.

Рядом с тарелкой уже стоит полная рюмочка беленькой. Молча опрокидываю ее в себя, занюхиваю кусочком черного хлеба и принимаюсь за рис. Подношу ложку ко рту, и тут замечаю, что рис свалился мне на штаны, а вместо ложки я держу вилку.

- А папа – хрюша! – засмеялась дочка.

- Ой, велика печаль. Уработался папка, уже вилку от ложки не отличает, - говорю я.

Собрав бумажной салфеткой сор, возвращаюсь к еде. Тщательно убедившись, какой именно прибор держу в руке, набираю полную ложку риса под соусом карри. Прожевываю жгучую массу… и она совсем не жгучая.

- Маш, ты перца забыла положить.

Серые глаза удивленно смотрят на меня, рука с глянцевыми алыми ноготками протягивает ложку к моей тарелке.

- Да нет, как обычно, - сказала она, тщательно распробовав собственную стряпню. – Вик, достаточно перца?

- Да, - ответила Вика, уплетая рис за обе щеки. Весь рот перемазала соусом.

- Ну и кто тут хрюша? – сказала Маша, потянувшись к ней с салфеткой. – Кушай аккуратно, тебя же голодом не морят.

- Ну маааам…

Заболел я, что ли? Пробую еще ложку – все в порядке, жгуче, как и прежде. Пожалуй, даже чуток острее. Ой, крыша, видимо, едет, в отпуск пора. Хорошо хоть он скоро будет, месяц всего остался. На юг поедем, к  родителям. Там солнце, море, чачу Виктор Саныч гонит просто отменную.

***

Ну все, Вика досмотрела свои мультики, дрыхнет теперь без задних ног. Тишина, темнота, Машка лежит рядом, такая теплая, мягкая, наливная, вороные волосы падают мне на грудь. Я целую ее алые губы, родинки на белой шейке. Ее жаркое дыхание скользит по моему плечу, нежные руки обнимают меня.

Стягиваю с нее шелковую сорочку. Жар ее обнаженного тела распаляет меня. Сладостная пелена застилает мой взор. Прижимаю ее к себе, словно стремясь слиться с ней в единое существо. Уже сколько лет мы вместе, а я все не могу насытиться ее ласками. Говорят, что после рождения ребенка такая страсть должна утихнуть, но мы, похоже, стали исключением из правила. Нам всегда было друг друга.

Переворачиваю ее, подминаю под себя.

И в этот момент все мое тело пронзает адская, невыносимая боль. Каждую мышцу свела судорога, раскаленная сталь разлилась по жилам, а в мозг со всех сторон вонзились тысячи игл. Стало трудно дышать, адски засаднило горло, легкие сжались, не желая впускать в себя воздух.

И все потухло.

- Господь всемогущий, да что там? Фургалов, разберись!

- Слушаюсь, ваше благородие!

***

Странная выдалась ночка. Ничего не помню, только снилась какая-то муть про крюки мясника и забойный цех. Доводилось мне раньше работать на мясокомбинате, но сейчас-то с чего о нем вспоминать? И этот настойчивый, неуходяший запах свиной крови и дерьма… Фу.

- Леха, ты че такой пришибленный?

И руки как-то странно дрожат. Плохо, только бы пальцы фрезером не отпилить. Сейчас, конечно, и неплохие протезы делают, но свои как-то роднее будут.

- Леха, алло!

Я останавливаю станок и оборачиваюсь. Колян как всегда бодр и свеж, здоровенный, румяный аки сказочный богатырь. Разве что вместо бороды трехдневная щетина, да и не от всякого богатыря так густо несет перегаром.