Степуангуль Камагулонский

Глава 20

Глава 20.  Борис Элагабальский

Ни малейшего намека на образное преувеличение в его словах не прозвучало. И поэтому меня передернуло от его спокойной уверенности, что мне надлежит поступить, как сказано, и альтернативы нет. Тоже отнюдь не образно и без преувеличения оговорюсь: подобной реакции в своем организме я прежде не замечал, а тут будто по нервам электрический заряд пропустили.

Ответил не сразу. Минуты через три:

- Послушайте, дарагой таварисч Борис… э … извините, насчет отчества не в курсе…

- Просто Борис. Ты, малый, на каком депозите лежал? Отчества лет пятьдесят тому из моды вышли. Я вообще на «Борз» привык откликаться…

- А-а… Ну, тогда, стало быть, не «дарагой таварисч», а «мистер»? Несколько обидно, но ожидаемо. Для тех, кто, типа меня, - с депозита… Так вот мистер Борз, допустим, у вас есть основания для столь экстравагантной просьбы. Допустим (и я вполне допускаю), в вашем понимании на одной чаше весов ваша конкретная частная жизнь, а на противоположной – судьба человечества, а то и Мироздания в целом. Но вы о моей тонкой юношеской душевной организации подумали? Каково мне, шестнадцатилетнему отроку, таковое зверство совершать? Какие потом мне, невинному и наивному, который три года назад над Тургеневской «Муму» не просто плакал, а  еще и навзрыд всхлипывал, кошмары сниться будут?  И вообще я не уверен, что смогу. Вернее, уверен, что не смогу. Из-за тонкой  душевной организации!

Борис-Борз Безотчественный лицом потемнел и от досады вслух зубами скрипнул. Догадываясь, что он сейчас скажет, я ему высказаться не дал – заранее перебил, для убедительности с ернического «вы» на доверительное «ты» перейдя:

- Не горячись, Борз, и расслабься. Не так все безнадежно, как ты думаешь!

Борис-Борз на мои слова отреагировал, как смертельно раненный и осознающий, что он смертельно ранен, если бы ему кто рядом, подсюсюкивая и с деланным оптимизмом  про «Все обойдется!» втирал. Вскочил, надо мною коршуном завис и заорал:

- Ты моих ребят… сам видел или рассказали?! А я их мертвыми с Элагабала к спасательной шлюпке вел, зная, что они мертвы – датчики и приборы медицинского сканирования показывали: под кожей – ничего, кроме подлючей серо-желтой пены! А они, между прочим, на своих двоих до шлюпки шагали, шутили и разговаривали, ничем не отличаясь от себя прежних! Только у трапа разом на землю попадали все четверо. Как куклы у которых завод закончился! Я, вахтенный офицер, пост бросил и с «Амплитуды» на планету сорвался, когда понял: еще чуть-чуть – и с ума сойду. С момента посадки шатла мониторы систем жизнеобеспечения сразу выдавать начали: «Збигнев Ковальски: деформация скелета, поражение легких; Мэйсон Хайден: распад мышечной ткани, некротрасформация коры головного мозга», а на мониторах связи Збигнев Хайдену похабный анекдот рассказывал, над которым Хайден уже не ржал, а тоненько сипел и на пятой точке по элагабальской травке елозил! Я потом, когда их из лагеря снимал под предлогом, будто на «Амплитуде» гидроизоляцию пробило,  одному не справиться, и без их помощи кораблю кирдык, попросил Збышка анекдот повторить – на пару с Мэйсоном и Беком ржал. Серега молчал – он первым ту заразу подцепил и уже «поплыл», а эти трое до конца прикалывались. Мэйсон мне даже раздолбон устроить успел за отлучку во время вахты. Казах с поляком о чем-то шептались. Каждый до последнего держался в человеческом облике, пока их вспучивать не стало… – Борис закашлялся и схватился руками за горло.

Я сотворил сто грамм водки в пластиковом стаканчике (к процессу трансмутации коврика подсознание Камагулониса подключив, так как сам про водку, аналогично с пивом, ничегошеньки не знаю) и Борису протянул. Пока Борис спазм в горле водкой продавливал, спросил:

- Когда с ними это началось, еще чего  необычного вокруг не заметил?

- Некогда было замечать! Когда с ними это начиналось, меня рядом не стояло! А когда закончилось, я благим матом орал, в шлюпку их втаскивая! Мозги напрочь отшибло, и не сразу сообразил: на «Амплитуду» с ними возвращаться никак нельзя! И со шлюпкой черт-те что творилось: едва  из стратосферы вышли – вакуумный удар, чернота…

- Это тебя анабиотическая система вырубила, - объяснил я.

Беседу с Борисом поддерживая, я параллельно с Вруном-Камагулонисом  консультировался и уже просто тянул время, изображая заинтересованность к нашей с земляком беседе  в ожидании удобного момента.

– Могу объяснить, что дальше было и чего ты по понятным причинам не знаешь. Вашу шлюпку каким-то макаром в «червоточину» занесло, которую Младшенький, убегая в систему Мирумира, в Континууме, что твой жук-древоточец, прогрыз. Вот тебя в шлюпке о мирский лед и шмякнуло!

Борис моим красноречием проникся и слегка обалдел:

- Какой лед? Какой жук Младшенький?  

По его обалдеванию я окончательно убедился: если сейчас контакт с земляком не прервать – неделю придется объяснять, что к чему… Долго и напрасные хлопоты. Да и ему такая петля в биографии на самом деле не нужна –  психически целее будет. 

- Да это я так… Считай, все это тебе при…бредилось!

Едва он рот раскрыл, абы сказать чего или попросить о чем, я его снова заранее перебил:

- Вакуумный удар и чернота, говоришь? Вот и возьмем ее за основу, чтобы ненужную петлю в твоей биографии срезать. Без последствий, а вернее, с наилучшими для тебя последствиями, – и в ладоши хлопнул.

- Что за… - успел Борис сказать и мягонько на песок шлепнулся.