Страшная сила искусства

Страшная сила искусства

Ирина Степановна — учительница русского и литературы — вошла в класс и, сдвинув на лоб черные очки, оглядела членов литературного кружка. Особо широкой популярности кружок в школе не имел: на данный момент членами его числились четыре девчонки-восьмиклассницы, из которых на занятия ходили трое. Ирина Степановна кивнула ученицам, сказала «приветик», одернула черную футболку с черепом и, слегка поддернув широкие джинсы-трубы, бухнулась за свой стол: она была девушкой молодой и современной и по части внешнего вида переплевывала своих же учеников.
— Ну че? — поинтересовалась учительница, потерев руки. — Задание какое было? Я вам вроде чего-то задавала же…
— Да, Ирина Степановна: описать наш класс в разное время суток, — подхалимским голосом сообщила сидящая на первой парте девочка с двумя толстыми черными косичками, одетая в белоснежный свитер.
— Во! Точно, — согласилась учительница и со стуком положила черные очки на парту. — Ну валяйте, читайте. Ты, Лена, чего взяла?
— Я взяла описание нашего класса ранним утром, — сказала девочка и, открыв глянцевую розовую тетрадь, исписанную аккуратным почерком, начала громко читать:
— «Поскольку наша классная руководительница — учитель биологии, мы считаем нашим классом биологический кабинет. Утром здесь очень красиво. Первые лучи восходящего солнышка падают на зеленые цветы, которые стоят на подоконниках и висят в горшках на стенах…» — тут девочка сама машинально оглянулась на цветок позади себя, потому что занятия кружка проходили как раз в кабинете биологии, откашлялась и продолжила:
— «Я, как староста класса, каждое утро поливаю цветы и протираю парты. Они красиво блестят под ярким солнечным лучом…» Вы что-то хотели спросить, Ирина Степановна?
— Да нет, — отозвалась учительница, поспешно захлопывая открывшийся для зевка рот. — Валяй дальше. Много там еще?
— Не очень. «Потом обычно я протираю доску. Доска у нас большая, зеленая и блестящая, она раскладывается на три половинки. А у противоположной стенки стоят стеклянные шкафы с интересными биологическими образцами — там есть и маринованные в банках осьминоги, и рыбы, и большие сушеные насекомые, и…»
— Чего-то жрать хочется, — повозившись, сообщила на ухо своей соседке растрепанная девчонка в спортивном костюме, сидящая позади Лены. Учительница, расслышав этот шепот, издала одобрительное гыканье и сказала:
— Ну ладно, Лен, достаточно.
— Хорошо? — поинтересовалась Лена, поднимая большие глаза.
— Гм, — сказала учительница и постучала ногтями по столу. — Вообще неплохо. Только это…
— Трех половинок не бывает, бывают три части, — с усмешкой поправила худая белобрысая девчонка в очках, третий член кружка.
— Чего? — удивилась учительница. — А, ты про это, Таня… Да не суть важно. Просто, знаешь, Лен, язык у тебя какой-то неприкольный… нелитературный.
— А что надо, чтобы стал литературный? — деловито поинтересовалась Лена, беря карандаш. Остальные девочки тоже схватили ручки.
— Ну, у тебя описаний вообще нет. Просто типа перечисления. Ты бы эпитетов побольше навтыкала, определений. Ну, вот пример из моего эссе: «И болезненный синюшный город втягивал его в себя, как в ненасытную утробу. Машины, словно темная сыпь, вскочили на дороге, прочерчивая слепыми фарами бреши в мироздании». Вот видишь, какое настроение? А у тебя не чувствуется… Чего ты лично, короче, ощущаешь, когда глядишь на тот или другой предмет. Слишком просто. И названия нет. Поняла?
— Да, — протянула Лена с сомнением, но учительница уже кивнула белобрысой девчонке:
— Таня, ты будешь читать?
— Сейчас, — отозвалась та, что-то быстро карябая поверх своего сочинения. — Минут пять можно подождать, я поправлю?
— Чего нельзя — вон, пусть пока Марина прочтет…
— Э, не, я тоже занята, — отказалась девчонка в спортивном костюме, усиленно водя карандашом.
— Ну, шут с вами, — согласилась учительница и, достав из своего рюкзака книжку «История русского рока», погрузилась в чтение…
— Ирина Степановна, я все! — побеспокоила ее Таня минут через десять.
— Ну наконец-то, валяй читай.
— Ага. «Название: наш биологический класс обычным днем. В солнечный день наш биологический класс выглядит желтого цвета и вызывает у меня радостное настроение. Окна у него большие, прозрачные, примерно метр на полтора. Рамы белые, но грязные, поэтому они вызывают у меня брезгливое настроение. Днем, когда на голубом небе светит яркое солнце, лучи падают как раз на доску. Доска у нас большая, яркого зеленого цвета, и раскладывается на три четвертинки. Когда я забуду приготовить уроки, она вызывает у меня горестное настроение. Днем остальная часть класса в тени, поэтому парты не блестят и выглядят светло-коричневыми. На стенах висят рядами зеленые цветы в горшках такого цвета, как кирпич. У них длинные листья, а цветы у этих цветов я никогда не видела, поэтому не могу сказать, какое они у меня вызывают настроение. Днем шкаф с биологическими пособиями находится в окончательной темной тени, и стоящие там маринованные осьминоги и другая гадость вызывает у меня опасливое настроение, поэтому я стараюсь не садиться на последнюю парту…»
— Гы-гы! Над тремя половинками ржала, а у самой доска на три четвертинки раскладывается! — расхохоталась девчонка в спортивном костюме. Учительница недовольно глянула на нее:
— Марин, да не в этом суть. Тань, это, конечно, неплохо, но все-таки нелитературно.
— А почему? — обиделась белобрысая. — Я поправила, как вы сказали: написала, как что выглядит, и про настроение.
— Да образнее надо было! Ты просто пишешь: то синее, это зеленое, а надо, чтобы метафоры были, сравнения. Вот, например, из моего эссе: «комбайн жадно зарычал, как плотоядный зверь, втыкая свои зубы в податливую и жирную плоть земли, и выкашлял из себя первый стог»… А зачем ты написала про маринованных осьминогов, так же, как Лена?
— Этот… Образ понравился.
— Ну вообще… Надо оригинальные образы придумывать, которых ни у кого нет. Чем сложнее образ, тем интереснее. Помните, мы с вами в тот раз разбирали слова песни «Светлые мальчики с перьями на головах»? А в позатот раз, помните, я вам поэзию постмодерна и свои эссе читала? Вот как надо, вот как круто! Настоящий писатель так напишет, что по фигу, сколько там половинок у доски, читатель все равно кайфовать будет! Писатель должен уметь воздействовать на людей! Заставлять их ощущать то, что он хочет! Язык надо плести, заплетать, играть им! Это простыми словами не сделаешь! — учительница, разгорячившись, махнула книжкой по истории русского рока и отбросила ее на край стола.
— Ну чего, понятно? Марина, а ты читать будешь?
— Да поправлю, как вы сказали, и прочту. Мне еще немного. Пара образов осталась… Ну вот. У меня было задание описать наш класс вечером. Короче, название: «Проклятое место». «Утром и днем наш класс, может быть, безобидное место, но неизвестно, что будет с тем, кто зайдет сюда после уроков. Лампы выключены, и при зловещем синем свете сумерек блестят, как слизняки, черные горшки на стенах. Из них, словно скользкие щупальца, вываливаются тощие стебли цветов, которые так и норовят вцепиться тебе в волосы и прорасти в голову. На шершавом, как гробовые доски, полу, громоздятся черные парты. В холодных, как лед, батареях раздается зловещий вой и бульканье, будто кто-то, запертый там навечно, хочет вырваться наружу, а его не пускают и душат. На все это злобно глядит со стены доска. Она вся как будто пропитана страданиями неответивших учеников и злобой учителей, и так и излучает в тебя эту злобу. Доска эта очень странная и загадочная: когда она сложена, никто не знает, как она разложится завтра — на три половины или на три четверти. Но самое ужасное место класса вечером — это шкаф. На его глубоких полках за прозрачным стеклом стоят разные банки. В одной — серый, как пепел, маринованный осьминог, приклеивший к стеклу свои мерзкие, все в присосках, щупальца, и колышущийся, будто он хочет выбраться наружу, в другой — моллюск в разрезе, скользкий, как протухшее желе, а рядом с ними ухмыляются три чьих-то желтых зубастых черепа. Со шкафом шутки плохи, открывать его запрещено. Говорят, одна маленькая девочка зашла вечером в класс, открыла шкаф, чтобы потрогать черепа, и больше ее не видели»…
— Правда, что ли? — с ужасом прервала ее Лена. Марина только зловеще хмыкнула.
— Ну, хватит, Марин. Образы простые, стиль у тебя, конечно, обычный классический реализм, но для начала сойдет, — пробормотала учительница. Взгляд ее был прикован к шкафу, за стеклом которого смутно виднелся осьминог и ряд черепов. — Слушайте, а чего в классе так темно-то? Вы почему свет не включите?
— Лен, включи, — сказала Марина. Лена потянулась к выключателю, и свисающий из горшка отросток цветка легонько задел ее по волосам. Лена отпрянула, с визгом схватившись за голову.
— Ну, ну, чего ты кричишь? — Ирина Степановна сама поспешно щелкнула выключателем, но свет не загорелся. — Э-это что такое?
— Выключатель тут плохой, — отозвалась Марина. — Бывает, вообще не срабатывает.
— А… Так вот, Марин, о чем я говорила? Образы у тебя есть, но они очень простые.
— Зато доходчивые.
— Ну, как сказать… Черепа у тебя просто желтые и зубастые, осьминоги просто противные, а можно было бы придумать сравнение поприкольнее, с действием. Ну, например, смотри, как у меня в эссе: «шершавые языки гор облизывают небо».
— А, — сказала Марина. — Тогда можно так: «стесанные зубы желтых черепов медленно едят тьму».
— Урррррррррмхххх, — громко захрипел кто-то.
— Что это?! — подскочила учительница.
— Батарея, — объяснила Марина.
— Ирина Степановна, а можно я пойду? — напряженным голосом выкрикнула Лена. — Мне домой надо.
— А мне не надо, что ли? — подхватила Таня. — Я вообще еле отпросилась у мамы. Ирина Степановна, может, вы нам задание дадите, и мы пойдем?
— Ну лады, сейчас, — согласилась учительница и шагнула к сложенной доске, собираясь разложить ее. Но рука ее вдруг застыла, не коснувшись створок. Учительница неопределенно помахала ею в воздухе, после чего вдруг наклонилась, схватила свой рюкзак и, надев его на себя, решительно направилась к двери, обгоняя собирающихся учениц. Уже оказавшись на пороге, она обернулась и быстро сообщила:
— Так, короче, напишите к следующему разу какой-нибудь там стишок про счастливую любовь.
— А вы куда? — хихикнув, спросила Марина.
— А я тоже пошла, заодно попрошу у Марии Петровны другой класс для занятий, а то что за приколы такие: свет не включается, доска раскладывается, осьминог еще этот… Маринованный…