Там где твоё место

глава 6

Глава 6

Сознание плыло, не желая возвращаться в тело, которое отзывалось болью на любое движение. С трудом раскрыл глаза и с ужасом понял, что ни чего не вижу. Ослеп! Паника заставила схватиться за глаза, проверяя, в каком они состоянии. Резкое движение привело к тому, что боль буквально скрутила тело, голова закружилась и меня стошнило. Едва смог повернуться набок, что бы не захлебнуться в рвотной массе. Хотя какая там масса, желудок пуст, одна желчь и тягучая слюна. Как ни странно, но после того как спазмы перестали меня терзать, стало немного легче. 
- Ой, солдатик очнулся! - Раздался в темноте женский голос. - Потерпи, я сейчас.
Скрипнули пружины кровати и после того как прошлепали по полу босые ноги, вспыхнула спичка от которой загорелась керосиновая лампа. Наконец-то я смог рассмотреть, что лежу в комнате деревенского дома, значит со зрением все в порядке, просто ночь на улице. Мягкие женские руки, влажным полотенцем вытерли мне лицо и рот, затем приподняв за плечи, напоили молоком и снова обтерли. Как только голова опустилась на подушку, я провалился в глубокий оздоровительный сон.
Следующее пробуждение было гораздо комфортнее. Тело по-прежнему болело, как будто его через дробилку пропустили, а вот мозги прочистились. Лежал, уставившись в потолок, и вспоминая последние события, ощущал, как душу заполняет холодная тоска. Первым пришло осознание того, что все происходящие со мной реально. Я вдруг с предельной ясностью понял, что почти наверняка навсегда отрезан от своего мира. Вырезан, вычеркнут из него, потерев себя и всех кого знал – семью, друзей. Где теперь та реальность, в которой родился и прожил полвека? Ни чего не осталось. Все это должно казаться безумием, бредом, наконец, просто ночным кошмаром, но вот не пригрезилось, не привиделось, а происходит в действительности. Как говорится «оказался в неудачном месте в неудачное время». До того как накрыло близким разрывом, подсознательно относился к происходящему как к неожиданному приключению или игре. Тайно надеясь, что в случае реальной опасности или смерти смогу вернуться в свое время и тело. Но вот случилось. Я чуть не погиб, а ни чего не изменилось. 
Вторым неприятным фактом стало понимание, что я вел себя как дурак. Особенно в последнее время. Это же надо додуматься, что бы после выполнения важного задания, не вернуться назад, за получением заслуженной награды и претворением в жизнь планов по изменению истории в лучшую сторону, а начать играться в «убивашку». Как оказалось кое-что из этого периода истории все-таки отложилось в моей памяти, спасибо советскому образованию. Например, что «Битва за Смоленск» формально проигранная, позволила собрать резервы и остановить дальнейшее продвижение противника на Москву. Это не значит, что немцы отказались от своих планов, просто решили разобраться с обстановкой на флангах главного направления удара. Примерно 20-го августа Гитлер объявит по радио, что считает основной целью не Москву, а Ленинград на Северо-Западном направлении и Киев на Южном. Следовательно, сейчас наиболее боеспособные и мобильные части группы армий «Центр», разворачивают свои танки на север и юг. Эту информацию я, через засылаемые разведгруппы, собирался довести до командования, а что в результате. Вместо подготовки к отлету, пошел проверять посты, хотя любой человек, имеющий хоть какое-то отношение к армии, знает, кто и когда имеет право это делать. Конечно, в боевых условиях правила меняются, но меня это не оправдывает. Командир группы, ни когда, ни при каких обстоятельствах, за исключением совсем уж невероятных, не остается в прикрытии, он и, пожалуй, еще радист, слишком желанная цель для противника. Остальных членов ДРГ и в плен-то берут неохотно из-за вероятности больших потерь. А проснувшееся ни с того ни с сего чувство вины перед ранеными, связанное с тем, что кому-то не хватит места в самолете? И это у человека десять лет оттрубившего опером на земле. Да после всего, что было в «лихие девяностые», чувство сострадания практически атрофируется, побеждает здоровый цинизм. К тому же всех «тяжелых» погрузили бы в любом случае, а остальные и в отряде могли долечиться. Смог же группу освобожденных из плена командиров, без всякого сожаления, отправить своим ходом к линии фронта. Так почему стал «тупить» перед погрузкой в самолет? Анализ своих действий показывает, что в момент принятия решения как будто вмешалась третья сила, наслав временное помутнение сознания. Оправдание слабое но, кажется, местная реальность не хочет изменяться под «крутого нагибатора», и принимает меры по моей нейтрализации, другого объяснения не вижу. 
Закончив самобичевание, понимаю, что для осуществления своих планов мне необходимо максимально быстро выбираться за линию фронта и по возможности без ненужного геройства. Не успел в этот раз оповестить командование об изменении планов противника, ни чего страшного. Не один же я здесь могу добывать нужную информацию. Войсковая разведка перемещение немцев не проморгает. Зато к доведению информации по «Тайфуну» отнесусь более серьезно. Мое новое место в системе разведуправления Западного направления позволяет выполнить это без особых проблем. Опять же, помня известный анекдот, не нужно пробиваться на прием к высшим руководителям страны:
«- Товарищ Сталин к Вам на прием просится предсказатель.
- Расстреляйте этого шарлатана. Знал бы будущее - не пришел».
Достигнув согласия в душе, открываю глаза и прошу сидящую рядом молодую женщину, дать что-нибудь перекусить. Желудок, кажется, начинает переваривать сам себя. Появление аппетита - верный признак, что иду на поправку. Пока меня кормят молочной кашей, старшина пограничник, отослав посторонних, вводит в курс последних событий. 
Из деревни мы смогли вырваться без особых проблем, начавшийся ливень, давал прекрасную возможность уйти незаметно. Как и планировали, на двух машинах в сопровождении двух мотоциклов пересекли мост и по дороге направились в северном направлении. Съезжать с накатанной грунтовки на сомнительную полевую дорогу вдоль реки, в условиях непогоды не стали, опасаясь завязнуть в грязи. Проехав с полсотни километров и убедившись в отсутствии преследования, решили остановиться, что бы оказать помощь раненым. Но просидев в лесу полдня под, то затихающем, то вновь набирающим силу дождем, вынуждены были искать крышу над головой. Командование приняли на себя лейтенант пограничник Кирьян Емельянов и младший политрук Яков Гольдштейн. Вместе с остатками трофейной команды им в подчинении набралось ровно сорок человек. Повезло, что всех тяжелораненых успели отправить лодками. Остальные, хотя и имели повреждения разной степени тяжести, но все оставались в строю. Получается, что лежачим больным являюсь только я. Беглый осмотр показал, что на теле много синяков и несколько царапин, но в целом все неплохо. Основная моя проблема - сильная контузия. Откуда-то из подсознания всплыл медицинский термин: «травматическая бароконтузия с сухой перфорацией обеих барабанных перепонок». Что он обозначает, я могу только смутно догадываться, кажется что-то связанное с резким изменением атмосферного давления. Во время службы в ВС СССР, когда мы летом 1987 года колесили по Припятским лесам в поисках придурков мечтающих попасть в район Чернобыльской АЭС, нарвались, как тогда говорилось на «эхо прошедшей войны». Наш сто тридцать первый ЗИЛ наехал передним колесом на кочку, оказавшуюся фугасной миной времен ВОВ. У машины вырвало колесо, а из личного состава отделения, только мне, сидящему в кабине, ударной волной отбило ступни ног. Командование, что бы не получить «по шапке», историю раздувать не стало и в госпитале я отлежал с диагнозом «вросший ноготь большого пальца правой ноги», за месяц нахватавшись от медперсонала всяких умных слов. Ну, бароконтузия или нет, а сотрясение головного мозга я точно получил, все признаки налицо.
Опять отвлекся и чуть не пропустил подробности, как за двое суток моего «беспамятства», развернулась кипучая деятельность нашего  замполита. Оказывается, что выбирая дороги с лучшей проходимостью, мы сильно отклонились от предполагаемого маршрута и оказались где-то в районе Невеля. Практически в тех местах, где совместно с частями 62-го стрелкового корпуса в конце июля выходил из окружения. Три отдельно стоящих дома, принятых за хутор, оказались частью большого села, в котором разместились тыловики Вермахта. Это выяснилось утром следующего дня и первоначально чуть не привело к панике и поспешному отходу, но ребята подобрались «тертые жизнью» и быстро разобравшись что, ни кому до нас дела нет, успокоились. Со стороны мы смотрелись еще одним тыловым подразделением. Транспорт и часть оружия трофейные, половина бойцов в камуфляже, а те, что должны были быть на виду при движении в колоне, вообще одеты согласно требований немецкого устава. К тому же общение с противником взял на себя младший политрук Яша Гольдштейн и пара бойцов, сносно владеющая языком. Яков, покопавшись в трофейных документах, выбрал себе подходящие и набравшись наглости поехал представляться коменданту. Легенду они с Емельяновым придумали простую, взяв за основу уже использованную ранее историю специальной немецкой команды по принципу «Бранденбург» включающую в себя русскоязычных солдат, наводящей порядок на оккупированной территории. Для достоверности добавили, что преследовали группу старших командиров РККА, за поимку которых была назначена награда, но тем с боем удалось прорваться к своим. 
В селе обосновались тыловики, службы контрразведки не было, а может, заняты были, но вдаваться в подробности нашего прибытия, ни кто не стал. В канцелярии записали в свои талмуды, что там-то расквартировано столько-то солдат и офицеров, сроком на неделю. Выяснив, что питаться будем из своего котла, объяснили, где и как получить довольствие. Яков похвалил организацию и четкий порядок, приведя в качестве отрицательного примера, место своей последней отоварки, чем вызвал у заместителя начальника вещевого снабжения снисходительную улыбку. Оказалось, что он своего коллегу знает и оценивает его деловые качества не очень высоко. Кто бы сомневался. Завязалась беседа, в ходе которой Яша, на примере наших хозяйственников, знающий, что в такие места лучше не ходить с пустыми руками, достал бутылочку какого-то трофейного пойла зеленого цвета. Сами такое пить побоялись, а вот в качестве презента отдать не жалко. Немецкий капитан подношение принял и выжидательно посмотрел: «Мол, чего тебе нужно-то». И тут у Якова проснулись, дремавшие в глубине души инстинкты, о которых он и сам не подозревал. Вспомнил он консервированную ветчину, которую кушать не возможно и другие «деликатесы» солдатского эрзац рациона. Острую нехватку отечественных боеприпасов. Обувь, которая у большинства бойцов, находилась в плачевном состоянии и младшего политрука понесло. Имея в трофеях много чего не нужного, а иногда и явно криминального, снятого фашистами с тел казненных, он решил выжать с тыловика всего по максимуму. Противоположная сторона была не прочь подзаработать и в «загашниках» имела много чего. Торговались они долго и упорно, уступать не желал ни кто. Сначала пробежались по спискам, имеющегося у интенданта добра, а затем перевели, отобранное в денежный эквивалент. В качестве задатка были переданы восемьсот марок, взятые, как и бутылка «на всякий случай». После чего Яша бился за каждую марку, принижая качество и достоинство откладываемого в сторону товара. Мотаться пришлось по всему селу, так как груз был разный и хранился отдельно. Машину предоставила отпускающая товар сторона, видимо не желая выпускать имущество из своих рук до окончательного расчета. 
В результате мы решили целый ряд задач, связанных с материально-техническим обеспечением и получили временную передышку. Однако я понимал, что обольщаться не стоит, у нас не больше трех дней, что бы привести себя в порядок и покинуть это место. Бой для обеспечения выхода Болдина на соединение с «лесной дивизией» состоялся утром 9-го августа. Сегодня 11-ое число. Зная генерала как решительного командира, можно смело говорить о том, что он затягивать не стал и уже сегодня организует прорыв через линию фронта. Тем более, что наша сторона предупреждена и наверняка организует поддержку, а то и встречный удар. Нам теперь в той стороне ловить не чего, необходимо искать другой путь выхода к своим. Можно попробовать прорваться в районе Великих Лук, тем более, что меня там должны помнить, легче будет объясняться. Но картами этого района мы не располагаем, да и наши о возможном прорыве не предупреждены, могут и обстрелять. А найти неохраняемый разрыв в линии обороны, которую почти месяц укрепляли нереально. Это во время стремительных танковых прорывов, когда идет хаотичное отступление и непонятно где свои тылы, а где уже чужие, можно и на транспорте к своим выходить. Долговременная оборона требует к себе уважения. Тут только на собственном животе, прижимаясь к земле матушке, через минные поля обеих противостоящих сторон. Для открытого рывка нас слишком мало, для скрытого проникновения много, вот и думай голова, а то привыкла только фуражку носить.
- А где наш герой Яша? - Спрашиваю у старшины.
- Так вчера вечером, после того как машину разгрузили и с немцем рассчитались, товарищ младший политрук с господином гауптманом сделку-то отметили, как водится по нашему русскому обычаю. Фашист, тот в зюзю упился, нет в нем ни какой стойкости к этому делу. Его вечером денщик увез на телеге. А наш орел с утра помчался остальное получать, в основном наш родной боеприпас. Немецкого патрона аж десять тысяч штук получили, да гранат разных сотню, парабелумовых патронов тоже в достатке, а к ППШ только Ваш полностью снарядили, собрав у кого, что осталось. Кстати, товарищ политрук с ним и уехал, очень удобно со сложенным прикладом в машине возить.
Точно, одежду я свою, постиранную, выглаженную и аккуратно сложенную, вижу. Поверх нее лежит портупея и ТТ в кобуре. Там же мои ножи и револьвер, а про автомат я сразу и не вспомнил. Непорядок.
- А чем товарищ младший политрук с немецко-фашистскими захватчиками расплачивается? - Хотел добавить: « Не кровью ли боевых товарищей». Но вовремя сообразил, что шуточка так себе. А вопрос на самом деле не простой, мало ли что извращенный ум особиста, потом придумать сможет, желая отличиться в выявлении скрытого врага, необходимо заранее подстраховаться.
- Да, марок ему немецких немного отсыпали. У нас в трофеях еще тысяч двадцать наберется.
- Откуда столько? Кажется, на оперативные расходы, я всего пять брал.
- Так в последнем бою, когда штаб осматривали, что-то вроде полевой кассы нашли. Металлический ящик такой небольшой, там и наших денег тысяч восемьдесят лежало. А ювелирные украшения и зубы золотые в вещах офицера, что на хуторе подстрелили, нашли, когда перед атакой от лишнего избавлялись.
- Ну ка, о последнем поподробнее. Чего, сколько и кто об этом знает?
- Знают об этом трое Емельянов, Гольдштейн и я. Когда на хуторе вещи смотрели, то мешочек с ювелиркой в сторону отложили, думали патроны. Некоторые запас так и носят в холщовых мешочках. Так удобнее, чем в бумажных упаковках.
- Это понятно. Давай дальше продолжай.
- А, что дальше, перед боем весь боезапас подсчитывали. Я в мешочек сунулся, а там вещи явно с мертвых снятые. У нас за это сразу трибунал, а в полевых условиях расстрел на месте за мародерство. А им хоть бы что. Чисто грабители.
- Ты не отвлекайся. Ближе к делу.
- Вот и говорю, думал патроны, а там сережки, крестики, цепочки и зубы золотые. Сразу доложил Емельянову, Вы то на задание ушли, он за старшего оставался. Товарищ лейтенант сказал, что сейчас не до этого и послал к политруку. Тот тоже отмахнулся, а вчера вспомнил, и грамм сто фашисту отсыпал.
- Хорошо. Я понял. Как только этот деятель появится, сразу его ко мне.
- Товарищ капитан, да не ругайте вы его. Он же для общества старался. Формы камуфлированной, немецких пластунов, отличной десять комплектов привез, с обувью. Продуктов, да всякого разного военного снаряжения. Сейчас еще чего привезет. А главное боеприпасов теперь будет вдосталь, Вы же знаете как ППШ патроны расходует, не напасешься.
- Справедливая критика лишней ни когда не будет. А соберу я вас для другого. Ценности учет и порядок любят. Мы не анархисты, а бойцы Красной армии. Поэтому, создам из вас троих комиссию, и давайте все деньги и ценности описывайте, что бы потом локти не кусать и от ненужных подозрений не отписываться. Все понятно?
- Яснее не куда.
- А пока, дайка мне одежду. Пойду «до ветра» схожу. 
- Рано Вам, только в себя пришли. Я сейчас Наталью кликну, она поможет.
- Отставить Наталью. Сам справлюсь.
Но оказалось, что свои силы я явно переоценил. Трусы и майку я на себя натянул и даже придерживаемый старшиной дошел до сеней. А вот дальше понял не дойду. Туалет-то в конце огорода, а меня с десятка шагов в жар бросило, и шатать начало. Пришлось в специальное ведро мочиться, да назад ковылять. Небольшая прогулка полностью лишила меня сил и на лежанку я практически рухнул. Мысли о том, что необходимо вооружиться и раздать указания подчиненным покинули меня, как только голова коснулась подушки, даже не успел высказать пожелания напиться.
Поспать толком мне не дали. Проснуться заставило прикосновение чужих холодных рук. Проморгавшись, увидел перед собой Гольдштейна в новенькой немецкой форме и немецкого офицера, который надевал белый халат. С просоня хотел спросить: «Что за дела?» Но из пересохшего горла вырвался только нечленораздельный хрип. Немец что-то ободряюще заговорил, глядя на меня, а Яша ему поддакивал, делая какие-то непонятные движения. Это получается, он расстарался и привез ко мне врача. Хорошо, что я не успел ни чего ляпнуть по русски, неизвестно, что там фашисту про меня рассказали.
Осмотр много времени не занял. Врач ощупывал меня, что-то спрашивал, а я глядя на политрука, повторял за ним движения головой «да», «нет». После того как немец встал с табуретки, выдавил из себя «данке» и знаком попросил воды. Яша с подчеркнутым уважением повел гостя откушать после трудов праведных, а я после их ухода с чувством выматерился.
- А предупредить нельзя было? - обратился к старшине, который подал мне ковшик с водой.
- Так, кто же знал? - Виновато пожал тот плечами. - Прилетели как скаженные, я и сам ни чего, ни понять, ни сделать не успел. Политрук только рукой махнул, мол, не мешайся.
- Ладно, проехали. Перекусить есть что-нибудь? Только не каша, а что-то посущественнее. Мяса хочу.
- Мяса Вам нельзя. А вот бульончик куриный сейчас Наташа принесет и покормит.
- С чего это мне мяса нельзя.
- Врач сказал, что только диетическое питание.
- Какой врач? Ты же по немецки не понимаешь.
- Понимаю, не понимаю, а мясо пока рано.
- Раз есть бульон, значит и курица есть, а мясо у нее как раз диетическое. Не имеете права геройского командира в еде ограничивать. Мне быстрее в строй встать нужно, иначе, кто Вас в светлое будущее поведет.
- Не курица, а петушок, - уходя, бурчал старшина, - и того сейчас немец сожрет.
 Бульон и кусочек куриного мяса оказали на желудок и организм в целом поистине лечебное воздействие. Я нашел в себе силы прогуляться по горнице и осмотреть свои вещи. Наган сунул под подушку, а метательный нож под матрац, сразу почувствовав себя гораздо увереннее. Из открытого окошка слышна была немецкая речь, это Яша развлекал врача. Хотя, кажется, голосов стало больше. Выглянув из-за занавески, увидел беседку в которой, кроме указанных лиц, присутствовали еще два немецких офицера. На столе стояла трехлитровая бутыль самогона, а две молодки все подносили и подносили закуску. Беззлобно сплюнув, я отправился на лежанку, сейчас для меня сон важнее, а Яков потом доложит к чему это безобразие. До вечера еще дважды просыпался, с каждым разом чувствуя себя все лучше и лучше. Немцы за окном не унимались, ведя какой-то спор. Судя по снятым кителям и веселому настроению, они там обосновались надолго. Выйдя на крыльцо, отобрал у пробегающей молодки круг домашней колбасы и добрый кусок каравая. После чего под неодобрительный взгляд старшины, уселся на ступеньки и с наслаждением стал поглощать добытое. Бойцы, ни какого внимания на загул пришлых офицеров не обращали, занимаясь своими делами. Но оружие хотя и не на виду, но у всех находилось под рукой, а машины и мотоциклы были расставлены так, чтобы пулеметы, установленные на них, могли вести огонь по всем направлениям.
- Что-то праздник затягивается, - говорю старшине, предлагая жестом присесть рядом. Только сейчас обращаю внимание, на форму, в которую он одет, до этого как-то другие проблемы интересовали. А посмотреть есть на что. Все новенькое, тщательно отглаженное и с нанесением всех знаков различия Вермахта, даже пара каких-то значков присутствует. Прямо таки бравый немецкий фельдфебель. 
- А где фуражка? - спрашиваю немного злорадно, вспоминая, как пограничники до последнего держались за свои головные уборы. Не желая сливаться с серой массой пехоты.
- В обоз пока всю свою форму сдали, - вздыхает старшина, - товарищ политрук к тому, что у нас было, привез еще несколько комплектов. Теперь мы вообще не выделяемся, хотя к нам и так вопросов не было. Нас тут за белогвардейцев все принимают, что с фашистами сотрудничают, так, что можно не стесняясь разговаривать.
- Что празднуют господа оккупанты?
- Сначала, политрук хотел военврача отблагодарить за Ваш осмотр и назначенное лечение, а потом вчерашний тыловик притащил какого-то не то летчика, не то связиста. 
- А что они там ругаются друг с другом?
- Не ругаются они. Врач какой-то очень известный в Германии, сам фон Бок у него иногда лечится, считает себя знатоком тактики и стратегии. Вот они с летчиком языками и зацепились, обсуждая как нас скорее разбить.
- И что слышно, когда разбить планируют?
- Первоначально за шесть недель хотели, но мы почему-то уперлись и все планы им порушили. До сих пор возле Смоленска бои идут. Два дня назад перешли в наступление на Рогачев, но наткнулась на подготовленную оборону, и значительного успеха не достигли. Гот требует перебросить ему имеющиеся резервы и обещает за месяц дойти до Москвы, но ему отвечают, что и на других направлениях тоже бои идут. Уже дошли до Талина и Одессы. Говорят в начале августа на Юго-западном фронте, под Уманью, окружили, а затем разбили крупную группу наших войск, чуть ли не две армии. Как думаете, врут?
- Отчего же, все может быть. Какая-то часть войск, конечно, вырвалась из окружения, а кто-то и по лесам, как мы, до сих пор прячется. Что по нашему фронту известно?
- Спорят из-за решения Ставки направить Вторую танковую группу Гудериана на Киев, а танковые части Гота на север на Ленинград.
- Ух, ты, - сделал я стойку, - вот это уже важная информация. Когда, куда и какие именно части?
- Пока неизвестно. Товарищ лейтенант тоже заинтересовался. И бойца со знанием языка посадил в кусты рядом с беседкой. Тот вроде кур ощипывает, а сам слушает, на случай если товарищ политрук что-то пропустит. А вы товарищ капитан не волнуйтесь. Идите, отдыхайте спокойно, завтра Вам все подробно доложат.
- И то верно. Как говорится утро вечера мудренее, - ответил я, возвращаясь в дом. 
Съеденное упало в желудок тяжелым камнем. Пока ел натуральные продукты было очень вкусно, а теперь наступил час расплаты. Прав был старшина, рано  мне тяжелую, жирную пищу, да еще и в сухомятку. Хорошо, что кто-то озаботился поставить на стол крынку молока, накрытую полотенцем. Выпил кружку и пошел на свой топчан, думу думать, как дальше быть. 
Главная проблема всех разведок мира заключается не столько в получении нужной информации, сколько в своевременной доставке ее адресату. Какую бы страшную тайну мы сейчас не узнали, ценность ее, к моменту нашего перехода через линию фронта, может стать близкой к нулю. К тому же возможное место перехода еще даже не обсуждалось. Мы сейчас находимся на северном крыле группы армий «Центр», а все наши трофейные карты заканчиваются немного южнее. Но путь назад, в знакомые для нас места, точно закрыт. Прорыв такой крупной группы не мог пройти без последствий. Наверняка командование воспользовалось ситуацией и улучшило общее положение наших войск на данном участке фронта, всколыхнув всю немецкую оборону на Смоленском направлении. Вообще-то строить планы не зная обстановки и расположения частей противника, пустая трата времени. Сейчас более актуальной задачей является попытка организации связи, и желательно сразу с разведотделом Западного фронта, где знают мой позывной. Что у нас для этого есть? Имеется частота и время для экстренной связи, а так же позывные, переданные вместе с заданием по розыску генерала Болдина. Чего нет? Нет радиостанции, радиста и шифровальных блокнотов. Предполагалось, что связь будет осуществляться через партизанский отряд, где все это было в наличии. Что нужно сделать для выполнения условий решения задачи. Первое найти радиостанцию типа «Северок», какая была у партизан. На передачу она работает ключом, значит, нужен человек знающий азбуку Морзе и уверенно ее пользующийся. Среди наших такого нет. Значит задача номер два - найти радиста. На крайний случай более мощную радиостанцию могущую работать в телефонном режиме с дальностью свыше ста километров. И напоследок как составить шифровку?. Последняя задача самая сложная. Рацию и радиста можно у противника позаимствовать. Зашифровать можно, используя самый простой способ, известный со времен «царя гороха». Берется книга, подбираются нужные слова, шифруемые номером страницы, строкой и порядковым номером слова. Проблема только в том, как, без предварительной договоренности, наши узнают какую книгу использовали для кодировки. В самой шифровке такого не укажешь, иначе отпадает сам смысл ее послания, немцы не дурнее нас будут и средств радиоперехвата у них достаточно. Пока решение не находилось и ответа на все вопросы у меня не было. Нужен мозговой штурм: «Одна голова хорошо, а много голов это стадо».
Проснулся рано утром, вместе с хозяевами, в прекрасном настроении. Жизнь на селе к праздности не располагает. Скотина требует ухода. Попробуй вовремя не напоить, или не задать корма. Она голосом напомнит о своем существовании, а то и копытом в стену ударит. Я сам городской, но знание сельской жизни пришло вмести с памятью тезки. Наверное, и корову подоить сумею, но пробовать без особой нужды не стану. Кстати в отношении местных с оккупантами наблюдается какая-то неправильность. На центральной площади нет висельницы. Скотину и птицу ни кто на нужды Рейха не отбирает. Молодежи много и она не прячется, даже песни слышал вчера засыпая. Мужики опять же с утра в поле собрались и спокойно на телегах уехали. Время уборки озимых и заготовки сена. Стадо прошло на выгул в поля. Обычная мирная жизнь, как будто нет войны, а немцы к нам на совместные учения приехали. Большой контраст с тем, что успел увидеть в других местах, особенно если сравнивать с теми фотографиями, что изъяли у спецкоманды.
Завтракал творогом с молоком, на закуску варенные яйца. В окно видел смену постов. Молодцы ребята не расслабляются, а то мне стало казаться, что я к теще на побывку приехал. Привел себя в порядок, вооружился, рассовав все по своим местам. Предварительно убедившись, что оно почищено и снаряжено. Не дело конечно, что твоим оружием занимается кто-то другой, не дай бог в бою откажет, кого винить тогда. Позже сам переберу, все равно автомата на месте нет, так его Яша с собой и носит, заодно и облегченку мою с подсумками забрав. Заглянул в свой рюкзачок, с удовлетворением отметив, что боезапас дополнен до штатного, в моем понимании, то есть триста ТТ-шных патронов и шесть ручных гранат, с отдельно уложенными запалами. Плюс немного сухого пайка в виде галет и консервов. В случае экстренной эвакуации на первое время хватит. С кряхтением, как старый дед, натянул сапоги и накинув на плечи камуфлированную куртку вышел во двор. Красноармейцы и пограничники, одетые кто в камуфляж, кто в немецкую форму, увидев меня, сходящего с крыльца, заулыбались. Раз командир в строю, значит в вереном подразделении порядок, считается, что он, то есть я все знает и все решит. Надеюсь, что свой авторитет, я подтвердил на практике и дальше его буду только укреплять. Ну, а что, бойцы одеты, обуты, вооружены и накормлены, настроение, судя по их лицам боевое. Осталось только поставить задачу и как говорится: «Вперед, к победе коммунизма, в отдельно взятой стране».
- Давай, бери лейтенанта и политрука, и собираемся в беседке, - говорю появившемуся как из под земли, старшине. - Нужно определиться, что у нас есть, что может понадобиться в дальнейшем, и как к своим выходить. И поставь кого-нибудь из бойцов неподалеку, что бы посторенние нас случайно не подслушали.
То, что я вчера принял за беседку, оказалось просто большим столом с лавками под навесом от дождя, рядом с летней кухней. Но все равно место удобное, частично прикрытое кустами вишни и обдуваемое легким ветерком. И вид в принципе не плохой. Три дома, в которых мы расположились, образовывали как бы общее хозяйство, отделенное от села, тоненькой полоской деревьев, растущих по сторонам линии оврагов, заполненных водой. То ли хутор, то ли выселки, то ли как-то по другому это называется. Село угадывается только по крышам, проглядываемым сквозь кроны деревьев. Выше по склону, примерно в полутора километрах, камышами очерчен берег приличного озера, вода из которого, вытекая, и заполняет овраг, в нескольких местах перегороженный искусственными дамбами. Это сделано не столько для организации переправ, как для водоплавающей птицы, которой было много. Только в двух хорошо видимых, с моего места, прудах плавало по десятку стай, до полусотни голов в каждой. С учетом скотины и курей, тоже носящихся в приличном количестве, что-то прямо изобилие какое-то. Конечно, в последние годы жить стало не в пример лучше, чем в начале тридцатых годов, но все равно какое-то идеальное место, не затронутое войной. Да и население что-то непуганое и не угнетенное оккупацией.
Ситуацию прояснил вернувшийся старшина. Здесь и до войны был один из лучших колхозов в стране. Мужики все рукастые да не ленивые. Полгода крестьянским трудом живут, а зимой собираются в строительные артели и становятся пролетариатом. За это им послабления в частном подсобном хозяйстве были, и кроме трудодней денежка в домах водилась. Перед войной собственный молочный завод поставили, куда и общественные удои и от своих коров молоко сдавали. Председатель орден Трудового Красного Знамени получил, колхозников тоже вниманием не обидели. Бои стороной обошли, а вот скот как раз через село эвакуировали. Когда немцы прорвались и дороги перерезали, то к колхозному стаду еще и не успевшие уйти добавились. Много скотины по домам разобрали. Новые власти тоже с плеча рубить не стали. Нашлись умные головы, оценившие перспективы. Даже председателя-орденоносца не тронули, назначив управляющим. Молокозавод работает, куры несутся, обеспечивая немецких солдат свежими продуктами. Излишки скота регулярно отправляются к пункту забоя, на станцию, расположенную километрах в двадцати. Рабочие руки нужны, так что местных не только не трогают, но и в помощь им еще и военнопленных посылают.
Пока меня вводили в курс местных реалий, собрались все приглашенные и неизвестный мне младший лейтенант, командовавший присоединившимися к нам красноармейцами. Первоначально рассмотрели вопрос о нашем материально-техническом оснащении. Транспорт на ходу и заправлен. В запасе две столитровые и одна двухсотлитровая бочки бензина и еще десяток десятилитровых канистр, две из которых заполнены машинным маслом. Имеется запасная резина и один аккумулятор, а вдобавок еще какие-то жутко дефицитные запчасти. Все это, плюс боеприпасы в достаточном количестве, добыты благодаря младшему политруку.
- Все брал по предоставленным спискам, - пояснил он, - ко всему имеющемуся у нас вооружению. В том числе двум ротным 50-мм минометам и Вашей ручной пушке. А лихо товарищ капитан, Вы немецкий танк из нее угробили, аж башню свернуло.
- Вряд ли это моя заслуга, - отвечаю, ни капли не смутившись. Я-то точно знаю, что из такого оружия броню может пробить только кумулятивная граната, а я стрелял фугасными. - По боеприпасам я в курсе. На один, максимум два серьезных боя нам хватит. Но будем надеяться обойтись без них. Что еще?
- Товарищ младший политрук привез еще несколько единиц автоматического оружия, - берет слово младший лейтенант. - Десяток АВС-36 с пятнадцати и двадцати патронными магазинами, три ППД. С учетом имеющегося, теперь все, кроме первых номеров пулеметных расчетов и водителей, нормально вооружены. Немцы охотно используют наше трофейное оружие, в отличие от красноармейцев их сложный механизм и повышенные требования к уходу не пугают. Так что выделяться из общей массы, особенно с учетом того, что мы «спецкоманда» не должны. Возникает вопрос по карабинам, которых у нас почти полсотни набралось.
- Запас карман не тянет. Позже найдем место и сделаем закладку. - Подвожу я итог его короткого выступления. Говорить, что Симановскую винтовку не любят не за сложный механизм, а за то, что у нее боек ломается из-за технического брака при изготовлении, не стал. - Что по продовольствию?
- Продуктов у нас с избытком, - довольно улыбается старшина, - не зря интенданту платили. Крупа и мука в мешках, консервы мясные и рыбные, два запаянных десятилитровых ведра подсолнечного масла и даже малый бочонок соленой горбуши. Все с нашим армейским клеймом. Получается, мы продукты из вражеского плена освободили.
Негромко посмеялись над этой немудреной шуткой. Понять людей можно, после месячного скитания по чужим тылам, когда последнюю еду старались отдать раненым, продуктов не кажется много. Но и нам столько не нужно, передовую придется ползком преодолевать, там мешок с мукой на спине не потянешь. Коротко объяснил складывающуюся обстановку и перешел к следующему вопросу.
- Как у нас с материальными ценностями? Навели порядок в этом вопросе?
- Все сделали, как Вы сказали, - встрепенулся младший политрук, - пересчитали и составили опись.
- Хорошо. Вчера вечером у меня одна мысль проскочила, но требуется ваше одобрение. Надеюсь, что скоро сможем перейти линию фронта. По пограничникам вопрос не встанет, я их с собой заберу, они все уже в состав отряда включены. Остальных отправят на переформирование. Пока суд да дело, когда еще восстановят вещевое и денежное довольствие, предлагаю в качестве поднятия боевого духа выплатить красноармейцам денежное содержание за два месяца с учетом боевых и прочих выплат. Советских денег у нас достаточно, а солдатское жалование на всех не более полутора тысяч получится. Оформим это решение на партийном собрании. Что на это представитель партийных органов скажет?
Все дружно посмотрели на Якова. Выглядел он немного помято, но в целом достаточно хорошо, учитывая вчерашний загул. И немецкая форма смотрелась на нем замечательно. Невольно вспомнились кадры из фильма «Семнадцать мгновений весны» где Штирлиц идет по коридорам управления имперской безопасности, а на постах встречают его бравые эсэсовцы. Впоследствии выяснилось, что все статисты, играющие роль «цвета нации» были представителями еврейской национальности. Такая вот шутка истории.
- Нормально я к этому отношусь. Для поднятия морального духа неплохой шаг, а в пропагандическом так просто замечательный. В дивизионной газете статью и заголовок крупными буквами ..., - начал он.
- Ближе к делу, - прервал я его, не давая увести разговор в сторону. - И попрошу всех высказаться.
- А наше ..., - начал, было, младший лейтенант.
- А вам довольствие пусть финотдел выдает, - немного грубо прерываю, но затем поясняю. - У красноармейца денежное довольствие двух червонцев не превышает, если вдруг посчитают выплату как необоснованную растрату, то просто из зарплаты вычтут, без особых последствий. Кроме выговора конечно. А у нас суммы совсем другие, тут и до трибунала может дойти. Это я так на всякий случай пугаю, если будет общее решение, да подведена соответствующая идеологическая база, ни кто и слова не скажет. Тем более есть указание Наркомата обороны финансовым управлениям войск о своевременной выплате не взирая на обстоятельства. Еще июньское, только номер не помню. И давай старшина бери весь учет и хранение под свою ответственность, и одного бойца в свое распоряжение и охрану.
Общим решением идею поддержали, хотя и без особого энтузиазма, наверное, последнее высказывание было лишним. Но мне почему-то казалось, что так будет правильно.
Затем обсудили текущую мелочевку и бытовые проблемы. Напомнил о соблюдении режима секретности при общении с местным населением, при этом выразительно поглядывая на старшину. Не заметить его шуры-муры с молодой хозяйкой, нужно быть совсем слепым. Наконец перешли к подробному опросу нашего доморощенного разведчика. А узнал Яша не мало. Кроме своих собутыльников, оказавшихся на редкость информированными, он успел пообщаться и в комендатуре и на станции, где получал часть имущества, выбитого из интенданта.
Как я и предполагал, наша «лесная дивизия» не только успешно прорвала линию фронта, но и обеспечила наступление на данном участке. Подавляющего преимущества добиться не удалось, однако продвижение вперед на два - три километра в сутки продолжается. Этому способствует замена танковых групп Гудериана и Гота, перебрасываемых на Южное и Северное направления, на пехотные части. Это не значит, что немцы остались совсем без танков. В резерве 9-ой армии, ведущей бои в районе Духовщины, остается 7-я танковая дивизия, спешно пополняемая техникой из ремонтных мастерских. С высокой долей вероятности именно этот резерв в ближайшие дни будет брошен в контратаку. Со слов наших «источников» на северном крыле группы армий «Центр» из боеспособных остатков третьей танковой группы под руководством какого-то Шумме, формируется еще один ударный кулак и то же в основном из восстановленной техники, так как боевые потери составляют до пятидесяти процентов. Но пока у нас нет карт этого района. Единственное, что успел Гольдштейн, это нанести обстановку на наши трофейные. Что тоже немало и представляет огромный интерес для наших войск, сражающихся севернее Смоленска. 
От доктора известно об огромных, для немцев, по сравнению с предыдущими военными компаниями, потерях в личном составе. Если первоначально их значительная доля пришлась на танковые дивизии и их мотопехотные части, то сейчас наступила очередь простой пехоты. Ежедневный поток убитых и раненых превышает пять с половиной тысяч человек. Десять пехотных дивизий 9-й и 4-й армий, отбивающихся от непрекращающихся ожесточенных атак на внешнем кольце окружения восточнее и северо-восточнее Смоленска, буквально истекают кровью. В районе Ельни очень сильно досталось частям моторизованной дивизии СС «Рейх». И то, что потери Красной Армии выше, примерно один к четырем, служат слабым утешением. Не рассчитывающие на такой большой урон в живой силе, немецкое командование из необходимых для пополнения семидесяти пяти тысяч человек личного состава смогло выделить только треть. И опять же это не говорит о слабости обороны противника. Они берут не числом, а умением. Опыт, приобретенный на Европейском театре военных действий, бесценен. К сожалению, мы пока так воевать не умеем.
Еще была куча всякой разрозненной информации, оценить значение которой мы были не способны. Например графики забоя скота и распределения продуктов, мест расположения ремонтных мастерских, пекарен, прачечных и прочих полувоенных объектов. Последними интересными сведениями стали откровения непонятного летчика-связиста. Оказывается на другом конце села, даже немного за ним, находится полевой узел связи, для наводки и сопровождения дальнебомбардировочной авиации в ночное время. В основном, прибывшей в последнее время с Западного фронта, всякие подразделения «Кондор» и прочие. Один из их аэродромов базирования и был нашей недавней целью. В общем, расчувствовавшийся вчера «по пьяни» летчик, стал плакаться, что его друзья из 3-й группы эскадры KG55, в скором времени возвращаются в район Вены, так и не покрыв себя славой «покорителей Московского неба». А самолеты эскадры KG4 вернулись домой еще раньше. Противовоздушная оборона столицы, неожиданно для всех, оказалась им не по зубам. Станция же остается на месте для имитации присутствия больших летных соединений. Для этих же целей выделено еще пятнадцать радиостанций и готовится крупная дезинформация с подброской документов о прибытии на центральное направление еще 14 отрядов дальних бомбардировщиков. В подтверждение чего, 22 августа готовится последний крупный налет на Москву, в количестве не менее сотни бомбардировщиков.
- Ну, что товарищи командиры. Давайте подводить итог. Полученные нами сведения достойны доведения их до командования. И можете мне поверить, такую объемную, хоть и немного разношерстную информацию, может получить далеко не всякая хорошо подготовленная разведгруппа. Единственное что смущает, это отсутствие так сказать материального подтверждения всего выше сказанного. Я имею в виду документы, карты, «язык» в конце концов.
- Карты  этих мест, мне обещали подготовить только завтра, - говорит Гольдштейн, - а «языков» на соседней станции полно. В крайнем случае, можно местных выкрасть, они обещали «заскочить на огонек».
- Не о том думаете, - возвращаю разговор в нужное русло, - за свои слова мы ответим и чем подтвердить найдем. Главное сейчас как за линию фронта это передать. 
- Нужно прямо сейчас создавать группу и направлять их к передовой, - берет слово Емельянов, - пусть ищут проходы и по возможности устанавливают связь. Готов лично возглавить.
- Я думал над этим. На самом деле может получиться долго и без гарантии успеха. Очень много случайных факторов. Гораздо проще вернуться на базу партизанского отряда под Борисов, там точно есть связь и нашу личность подтвердят. Но это тоже не быстро, особенно если они место сменят. 
- У нас практически под боком целый радиоузел, можно его захватить и использовать в наших целях, - предлагает младший лейтенант.
- Только в крайнем случае, от безысходности, - вздыхаю в ответ. - Нас потом не выпустят, по всем лесам гонять будут до последнего. Да и не все так просто как кажется, там наверняка свои сложности возникнут. Лучше рацию на стороне поискать. Яша ты по всяким складам успел пробежаться, ни где бесхозную не видел?
- И радиста заодно, - вставляет старшина. - Есть у нас рация товарищ капитан, а вот того кто на ней работать будет не ма.
«Что? Где? Откуда?» - со всех сторон посыпались вопросы. Из путаного рассказа выяснили, что рация досталась от группы Болдина. Еще во время нападения и разгрома палаточного лагеря, среди других трофеев оказались две общевойсковых рации одна простенькая ротная «Телефункен» вроде нашего «Северка», а вторая дивизионного уровня того же производителя, но большего размера и соответственно с дальностью до ста километров, имеющая два режима работы телеграфный (ключом) и телефонный. Естественно Болдин, используя свой позывной заместителя командующего фронтом, пытался установить связь, но коды и пароли сменились уже по несколько раз и им не ответили, хотя радист уверял, что передатчик засекли. Засекли его и немцы, и во время одной из попыток выхода в эфир, обстреляли по пеленгу. В дальнейшем рация работала только на прием - слушали сводки Совинфрмбюро. Перед подготовкой прорыва избавлялись от всего, по их мнению, ненужного, лишние два десятка килограмм ни кто нести не хотел, а транспорта не хватало. Ненужную рацию хотели притопить, но тут старшина подсуетился и забрал в свое хозяйство, хотя у нас тоже имущества набралось порядочно. Пришлось все со Скаута по всему нашему транспорту распихивать.
Кстати какая-то странная закономерность наблюдается - мы стремительно обрастаем имуществом. Для красноармейцев, воспитанных в строгих рамках социалистической морали, это не характерная черта. Мародерство на поле боя в РККА всячески пресекалось и каралось жесточайшим образом. Разрешалось брать только оружие и боеприпасы, ну еще продукты. Сбором трофеев занимались лишь специальные команды. Вот те, бывало, даже одежду с тел снимали. А у нас за неделю похода по немецким тылам уже чего только нет, заплечные мешки бойцов заметно округлились. Вот даже рация нашлась. С другой стороны, как винить того, кто в течение длительного времени банку консервов на четверых делил раз в сутки и патронов имел одну обойму на ствол, за то, что он в вещмешок лишнюю сотню патронов и пару банок консервов положил. 
Опять отвлекся, а ведь еще один пункт плана выполнен, причем без всякого участия с моей стороны и траты наших ресурсов, просто благодаря хозяйственности старшины. Причем старшина это не должность, это звание. Он до войны не имущество в каптерке пересчитывал, он службу на границе нес, у него и медаль за Польский поход есть. А вот сработал хомяческий инстинкт, и мы переходим к следующей задаче - заставить аппарат работать. Хочется надеяться, что с этим мы как раз справимся. Нет радиста, но есть радиолюбители, пусть на ключе, ни кто работать не сможет, что сильно ограничивает дальность связи, но голосом-то, при наличии гарнитуры, запросто. Зато в полный рост перед нами встает вопрос шифрования. Передача открытым текстом возможна только при крайних обстоятельствах, и то ограниченного содержания. В нашем же случае не помогут и всякие штучки, связанные с иносказанием. Это на передовой команда типа: «Первый, подбрось огурцов» или «Не пропусти коробочки справа», имеет право на сосуществование. В наших условиях это не пройдет. Значит, беремся за подбор книги и думаем, как о ключе к шифру уведомить командование. С этим вопросом и обращаюсь к собравшимся. Не хватает только волчка со стрелочкой, удара гонга и голоса ведущего: «Минута на размышление».
- Нужна книга, которую легко достать и по возможности содержащую военную терминологию, - уточняю задачу. 
В голове вертится что-то, но, ни как не могу ухватить ускользающую мысль. По мимике присутствующих, вижу усиленную работу, происходящую в головах. Даже, кажется, что слышно как шестеренки в мозгах проворачиваются.
Вдруг как озарение, приходит до обидного простая в своей логичности мысль: «Устав». Это слово мы произносим одновременно с лейтенантом. Точнее, как только он произносит первую букву, я тут же добавляю. Звучит практически синхронно. 
Конечно, что может быть проще. Книга, которая у любого командира под рукой и содержит термины, не требующие дополнительного пояснения, что на порядок облегчает шифровку. При выпуске из военного училища, что бы выглядеть солиднее и не ходить с пустой командирской сумкой, практически каждый клал в нее «Полевой Устав РККА». Это как в пустую кобуру тряпок напихать. Опять же по молодости к повторению или уточнению положений Устава приходится обращаться довольно часто.
Помня все это, мы практически одновременно посмотрели на младшего лейтенанта. А на кого еще? Он самый молодой, предвоенного выпуска. Как говорится прямо с учебной скамьи. Под нашим вопросительно-ожидательным взглядом, он засмущался, но надежду оправдал. Торопливо расстегнув сумку, достал из нее сильно потрепанную половинку Устава без обложки. Понятно, что во время скитаний по тылам противника многие вещи становятся дефицитом. В том числе и бумага. А она нужна и самокрутку свернуть, и на растопку в сырую погоду, да, в конце концов, просто подтереться. Не каждый может листом лопушка воспользоваться.
Осуждать человека за истерзанную книгу не стали, оставшейся части нам вполне хватит. Раздав задания и разослав товарищей командиров заниматься делами по подготовке к выезду для радио сеанса, я приступил к составлению донесения. Первоначально получилось полторы тетрадной страницы текста мелким подчерком. Затем сел за корректировку. В результате максимально ужал текст, постаравшись вместить максимум информации. На мой взгляд, получилось неплохо, но вымотался изрядно. Позвал Емельянова, что бы он проверил, не упустил ли я, что-то важное. Разболелась голова и, выпив, оставленные доктором порошки, пошел отдыхать, оставив его заниматься шифровкой. Первоначальное желание самому присутствовать при передаче улетучилось, вместе с утренней бодростью. Рановато я себя здоровым почувствовал, дорожной тряски точно не перенесу. Перед тем как уйти, на отдельном листке, написал время выхода в эфир, частоту, позывные и цифровые коды от кого и кому предназначена информация. Отдельно уточнил, что после установления связи необходимо сказать, что «ключ» в моих вещах. Потом вспомнив, как некоторые сотрудники моего отдела в ОРЧ умудрялись провалить, или исковеркать смысл даваемых им поручений, все-таки расписал от руки последовательность слов и выражений. Слишком много зависит от этого послания, в конце которого я просил указать время и место выхода к своим. 
Засыпая, пытался вспомнить, не забыл ли чего, все ли сделал правильно, но так, ни чего путного в голову не пришло. Ладно, что сделано, то сделано. Теперь придется только ждать. Хорошо, что для приема ответной передачи, которая по договоренности состоится, через плюс десять часов с момента выхода в эфир, не нужно ни куда выезжать. Но все это будет только завтра.