Триста лет тому назад

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

ГЛАВА XVI

Россия Санкт Питербур и окрестности.

Зеленый кабинет летнего дворца в Питербурге, был пожалуй любимым местом государя. Вообще в летнем дворце Петру условно принадлежал весь первый этаж, здесь были его покои, кабинет, приемная и карцер, где ныне томились главный повар дворца, и друг Меньшиков, неудачно попавший под руку. Второй этаж был «женским».

Летний дворец резиденция Петра

Зеленый кабинет летнего дворца в Питербурге, был пожалуй любимым местом государя. Вообще в летнем дворце условно принадлежал весь первый этаж, здесь были его покои, кабинет, приемная и карцер, где ныне томились главный повар дворца, и друг Меньшиков, неудачно попавший под руку. Второй этаж был 'женским'.

Катенька. Как все таки хорошо распорядилась судьба, что свела его с этой женщиной. Петр погладил коленку сидящей рядом супруги. Могла она вот так, сидеть рядом, молчать. Оказывается, это так важно иногда, просто помолчать рядом. Да, внешне она очень походила на Марту, этим и зацепила. Он прекрасно помнил кем был, и привычки брали верх, ну невозможно было себя переделать. Да, его считали странным. Чтож, пусть, ведь странности не мешали ему быть хорошим, прогрессивны правителем?

- Кактенька, ка ты себя чувствуешь? Может пойдешь к себе? Устала?

Супруга улыбнулась неопределенной улыбкой

- Нет, посижу с тобой

Посиди моя голубка. Мне с тобою спокойно. Не мучают кошмары. Видимо все-таки не легко было душе в новом теле, вот и случались припадки. Когда глаза застилала зеленая пелена, и хотелось вырваться, вырваться из этого мира, который его не понимал, который его до конца не принял. Так иногда казалось.

Первое время он радовался, радовался неограниченной, как казалось власти, возможности внедрять прогресс, ведь он столько знал и умел! Но гладко было на бумаге – как там в этой русской поговорке?..

Вот и сейчас. Хорошее дело, персидский путь. Нужное. А много ли его стремление открыть этот путь поддерживают? Такое впечатление, что сенат целиком на довольствии у Европы. Петр покрутил в руках гусиное перо, погрыз его, посмотрел в окно и на Катерину, словно там или там мог быть написан ответ на его терзания. Катерина, как всегда, почувствовала, увидела, угадала:

- Не помню, дорогой мой, кто из великих мужей это сказал, но лучше сожалеть о сделанном, чем о не сделанном…

- Может ты и права… Это ты об Алексашке? – опять зашевелился червячок ревности

- Это я о той бумаге, над которой ты сидишь. Думаешь, осилишь ли еще одну компанию. Я думаю осилишь. И знаешь, любовь моя, я желаю просится с тобою в этот поход. А что Александр Данилович? Как он вчера ушел?

- Никак не ушел. В холодной он. Надо отпереть... Ты иди к себе, обедать без иеня будете.

Солнечный лучик прокрался по столу, пробежал во рукаву и прицелился в глаз царя. Петр поморщился, потер лицо руками, прогоняя настырный лучик. Поднялся с любимого стула грушевого дерева, собственноручной работы между прочим, отдернул залоснившееся рукава камзола, вздохнул, и направился в сторону маленьких холодных комнат, служивших местом временного заточения опальных граждан.

В первой комнате маялся несчастный повар, расплачиваясь как минимум бессонной ночью за пересоленный суп. Государь открыл ключом дверь, отодвинул пытавшегося пасть в колени повара, судя по нетронутой кучке соломы в углу и тоскливым глазам последнего, незадачливый работник сам придумал, и даже мысленно осуществил все возможные страшные казни, за свою небрежность. «Иди, свободен – молвил Петр, - и обед только для государыни с детьми, и фрейлин-дармоедок. Нас со Светлейшим князем не будет.» Повар быстро удалился в сторону кухни истово крестясь – пронесло!

Вышеупомянутый Светлейший, напротив, никакими муками совести не страдал, и казни себе не выдумывал. Аккуратно пристроив камзол на табурет, а сверху разместив ценный парик, великий князь спал, свернувшись клубочком в соломе, и даже похрапывал. Петр легонько ткнул его тростью, с которою не расставался: – «Алексашка, вставай, весь белый день проспишь!». За ночь гнев на верного друга растаял окончательно. Да и по сути не гнев это был, а очередная вспышка ревности. Ну никак он не мог примириться, что его Катенька жила несколько месяцев в доме у Меньшикова. Хоть и оба крест целовали, что небыло про меж ними ничего, все равно. Злило. Что не он, Петр, нашел первым сей самородок. Катеньку.

Александр Данилович заворочался в соломе, зарываясь поглубже, и причмокивая губами. Ну-ну сама невинность, право слово!

- Алексашка! Вставай мать твою! Едем!!!

- Господь с тобой, Мин Херц… Что так кричишь? Напали на нас?

Меньшиков хлопал круглыми глазами, прогоняя остатки сна. Да государь эдак и не ложился верно.

- Вставай, вставай, бессовестный вор и лежебока!

- Хде??? – с придыханием и выпучив глаза спросил Александр Данилович – Где я что-то успел украсть??? – для убедительности Меньшиков продемонстрировал подкладку камзола, и вывернул карманы сюртука

- Да если уж и украл, то явно не здесь – царь обвел взглядом незамысловатую обстановку «холодной» - хотя с тебя станется, ты и в аду у чертей дрова воровать будешь, и им -же их продавать…

Тфу-тфу-тфу, Мин Херц! – Светлейший князь уже окончательно проснулся, и как мог приводил в порядок свой туалет. Надев и расправив камзол, он теперь пытался приладить на свежепобритую голову парик – посмотри, будь ласков, так ладно?

- Доброму вору, все в пору - собирайся поживее. ЕДЕМ.

- В Мытниково? Дак быть, опять, как обычно, только до старой мызы и доедем… - обреченно молвил Александр Данилович.

Но Петр уде его не слушал, брякнув ключами, и оставив дверь «холодной» открытой, а Меньшикова растерянным, царь уже удалялся по коридору. Видать точно. Мытниково.



Отредактировано: 12.05.2019