Ты не такой, как все

Ты не такой, как все

Он шел по пустым полуночным улицам. Нещадно лил дождь. Холодная, почти ледяная вода стекала по серебристым волосам, стекала за шиворот белой рубашки, прилипшей к покрытыми шрамами шее. Серые глаза смотрели упрямо и немного устало. Человек без прошлого. Человек без имени. Человек ли?..

Она вылетела из подъезда в эту осеннюю мокрую ночь. Немного навеселе от выпитого в приятной компании белого вина, вскружившего молодой девушке голову. Запрокинув лицо, она кружилась в волшебном танце под нескончаемым ливнем, улыбаясь и что-то напевая себе под нос. Она любила жить одним днем. Любила моменты, которые уйдут без возврата. Любила то, что не любят другие.

Он шел под стеной воды, не зная толком, куда направляется. Волк-одиночка с тех самых пор, как потерял единственного друга, с которым его роднила одна цель на двоих, такая глупая и такая важная одновременно. Существо, не признанное ни человечеством, ни вампирами. Вечный изгнанник, не имеющий своего места в этом мире. Сколько бы он отдал, чтобы быть таким же обыкновенным человеком, как и все!

Она направлялась домой, плутая по переулкам. Каждый раз она возвращалась иным путем, снова и снова меняя маршрут в вечном поиске новых мест, новых горизонтов, новых ощущений. Обыденность убивала ее, тоска от рутины разъедала ей душу, прогоняя вдохновение, так необходимое молодой художнице. Она всегда хотела чем-то запомниться, выделиться из толпы, прожечь свою жизнь, сгорев яркой кометой, вызывающей сотню слухов и восторженных возгласов. Она всегда плыла против течения и мечтала увидеть настоящее чудо.

Он был не в духе. Впрочем, когда он был в последний раз в хорошем настроении? Ничего удивительного, что к нему снова привязались какие-то парни. Нет ничего удивительного в том, что они нутром, будто звери, чуют в нем иную природу. Ничего удивительного, что он чувствует, как верхняя губа вздергивается в оскале, а по венам, в предвкушении, все быстрее бежит горячая кровь. Ничего удивительного в том, что он хочет использовать свою новую силу, чтобы доказать всем и самому себе, что имеет право на жизнь. Ничего удивительного.

Она увидела! Увидела настоящее чудо. Своими глазами. Прямо сейчас. Кто этот парень, с невиданной скоростью и неповторимой грацией раскидывающий своих врагов? Его рубашка разорвана в клочья, но на бледной коже нет и царапины, кроме шрама, что рассек уголок скульптурно вылепленных губ. Нет, он сам разорвал ее острыми, как бритва, когтями, такими длинными, что могут проткнуть человека насквозь. Сердце как сумасшедшее бьется в груди, но не столько от страха, сколько от азарта, возбуждения, ощущения чуда. Да вот оно - только протяни руку! Она и тянет, совсем позабыв о возможной опасности, наплевав на все запреты, не слушая голос разума.

Победа. Слишком легкая, чтобы получить от нее хоть какое-то удовлетворение. Совершенно не приносящая облегчения. Затуманивающая разум на секунду, но не дарующая успокоение истерзанной вечными муками душе. Движение, слишком неосторожное, чтобы его не уловило поразительно острое зрение. Еще одна жертва? Прежде, чем он отдает себе отчет, оказывается непозволительно близко, чтобы контролировать пробудившиеся звериные инстинкты. Когтистая лапа сжимается на тонкой шее. "Что это?!" - он не видит привычной ненависти, не видит страха, пренебрежения или осуждения в этих глазах. Нет ничего этого, лишь только... восхищение?

Ей нужно его бояться. Нужно, да, но она не боится. Даже сейчас, когда в его власти в одно мгновение лишить ее жизни. Нет, она прекрасно это осознает, несмотря на хмель, все еще слегка дурманящий разум и заставляющий щеки раскраснеться быстрее обычного: "Какой красавец!" Возможно, потому, что его тонкие пальцы вовсе не сжимают ей шею - они обхватили ее, аккуратно, будто нечто драгоценное, как хрустальную вазу, оттого ли ей кажется, что он не причинит ей вреда? Она тянется к его застывшему в замешательстве лицу указательным пальцем и проводит, почти не дотрагиваясь, по старому шраму.

Под ее невесомым прикосновением кожа вспыхивает, будто и не заливает их с ног до головы холодным дождем. В ее взгляде ни тени страха, ни тени сомнения. Лишь горькое сожаление о том, как кто-то посмел сотворить с ним такое - да, именно это он читает в этих опечалившихся карих глазах. Казалось, она готова заплакать из-за всей той несправедливости, что с ним произошла, вот только откуда она все это знает? Будто читает мысли. Он и не заметил, как закончилась трансформация. Когда он отпустил ее? И почему все еще стоит здесь, не в силах сдвинуться с места?

Она просто взяла его за руку и повела, лишь на мгновение удивившись, что он совсем не сопротивляется. Возможно, эта встреча была дарована им свыше, и она совсем не хотела терять драгоценный шанс! Она хотела нарисовать его. Она влюбилась.

Он остановился на пороге, не решаясь войти. "Ну, что ты стоишь? Промок ведь до нитки, - и, откуда-то из глубины квартиры, - не бойся, я не кусаюсь". Вот же глупая. Откуда столько беззаботности? Он успевает заметить лишь расставленные повсюду холсты, когда она протягивает ему полотенце. "Зачем я здесь?" - решается он задать мучивший его вопрос, не зная, к кому в точности обращается. "Позволь мне нарисовать тебя, - просит она, заглядывая ему в глаза, - таким, каким ты был там".

Она видит, как он ошарашен. Изумлен, недоверчив, даже напуган. Откуда ей было знать, что он совсем не принимает себя таким, какой есть? Откуда ей знать, что то, что вызывает у нее немое восхищение, может вызывать в людях и в нем самом ненависть и гнев? Откуда ей знать, как долго он терпел унижения, прежде чем обрел настоящую силу? Откуда ей все это знать. Она лишь внимательно впитывает всю его сущность, как губка: запоминает движения, старается отложить в памяти его точеные черты лица, тонкие губы, разглядывает глаза с почти вертикальными зрачками, худощавую фигуру. Она всегда мечтала встретить такого, как он, но не верила в существование своих идеалов.

Он совершенно запутался. Ничего не понимает и сбит с толку. Не знает, как реагировать на происходящее - то ли как на божественный дар, то ли как на глупую шутку. Он слишком не верит в собственную удачу, чтобы позволить себе расслабиться, и его напряженные мышцы свидетельствуют о том, что он готов сорваться и капитулировать в любую секунду. Пусть даже в окно. "Что происходит? Почему она так смотрит на меня? Неужели очередные происки организации?"

Она не смеет шелохнуться - боится спугнуть этого острожного зверя. Она знает, что дикое животное можно приручить лишь терпением и лаской, и она готова дать ему это. Готова подарить нерастраченную нежность и заботу. Если он только позволит. Если только не сорвется и не сбежит в это решающее мгновение.

Его разум приказывает бежать отсюда, кричит, предупреждает о ловушке. Но инстинкты молчат. Наоборот, даже подталкивают вперед, будто подначивают сделать шаг навстречу. Не отрываясь, он смотрит в ее глаза, не двигаясь с места. Она снова тянется к нему рукой, так медленно, что с его обостренным восприятием кажется, что рука эта не двигается вовсе. Пять сантиметров. Четыре. Три. Два. Один. Бежать. "Нет, стой. Стой на месте. Она ведь всего лишь человек". Прикосновение. Обжигающее и продирающее до мурашек одновременно. Ловушка, да, но совсем не та, о которой он подозревал.

Она прикасается к нему, водит пальцами по бледной коже, рисуя замысловатые узоры, очень медленно и осторожно. Он весь такой красивый и нереальный, что, кажется, вздохнешь, и он исчезнет, испарится, как ночной туман. Она чувствует, что нельзя спешить, что доверие нужно долго и упорно завоевывать, она это понимает, но так хочется рискнуть. Она слегка подается вперед, буквально, на полшага, наблюдая за его реакцией, каждую секунду готовая снова увеличить дистанцию. Она видит, как напрягаются мускулы на его руках, как все его тело будто готовится к броску. Она знает, что его скорость намного превышает ее, а потому он может сбежать быстрее, чем она успеет заметить. "Медленно. Еще медленнее".

Она была совсем близко. И только теперь он, на секунду ослабив защиту, удосужился ее тщательно рассмотреть. Раскосые миндалевидные глаза, очерченные скулы, в меру пухлые губы. Черные волосы чуть ниже плеч. Стройная фигура. Непонятное чувство, метнувшееся в груди, совершенно отвлекшее его от самозащиты, буквально, вынудило его пропустить тот момент, когда еще можно было пойти на попятную. Она встала на цыпочки и, прикрыв глаза, приблизилась настолько, что он чувствовал ее горячее дыхание на своей коже. Кровь стучала в висках, вторя безумному ритму ошалевшего сердца, но что-то заставляло его упрямо стоять на месте. И лишь когда ее губы коснулись его, внезапно, будто прорвало плотину, он притянул ее к себе, одной рукой зарываясь в шелковистые волосы, сам толком не зная, откуда такое поведение кажется ему до боли знакомым.

Она не верила своему счастью, когда он ответил. Не верила, когда крепко прижал к себе, забираясь прохладными пальцами под ситцевое платье. Не верила, когда почувствовала, как их обоих трясет от сумасшедшего возбуждения. Поверила лишь тогда, когда он, все еще не прерывая поцелуя, подтолкнул ее к кровати. Никогда еще она не испытывала такой полностью поглощающей разум страсти, никогда так охотно и скоро не поддавалась влечению. Но ему она не могла противиться.

Ему было тяжело дышать. Он покрывал ее тело горячими поцелуями, покусывая тонкую кожу, чувствуя, как дрожат руки от непреодолимого желания. Инстинкты кричали: "ДА!" - и он не смел им противиться, не смог бы, даже если бы захотел. Но он не хотел. Больше всего на свете сейчас он желал эту женщину, это молодое тело, покрывшееся испариной под его руками, эту прекрасную душу, разглядевшую в нем что-то, чего никто до нее разглядеть был не в силах.

Она рисовала с него картины. Искренне восхищаясь, росчерком выводила взмах его ресниц. Смеясь, бегала от него по квартире, перемазав в краске и его, и свою одежду. Целовала его лицо, руки, плечи и говорила, какой он уникальный. Услышав его имя впервые, нахмурилась и сказала, что будет ласково называть его "Эмочкой". Кормила его с рук и спрашивала, как прошел его день. Она научила его ценить простые радости жизни. Научила его принимать себя таким, какой он есть.

Когда он узнал, что ее картины пользуются большим успехом, не мог поверить в услышанное, ведь на всех них, в том или ином образе был изображен он. Он смотрел, как она спит на его груди, следил за ее размеренным дыханием, и заставлял себя осознать, что все это происходит здесь, сейчас и с ним. Его жизнь больше не казалась ему ужасной, а его способности - чем-то отвратительным. Наверное, ему было приятно, что благодаря им он стал для нее чудом. Ведь как-то он спросил у нее: "Почему ты искала меня?" И она ответила ему: "Потому что ты не такой, как все".