Алексей недоволен, очень сильно недоволен. Он ходит из угла в угол, прислушиваясь к противному хрипу со сцены, заполняющему пространство, сжимает кулаки и старается глубоко дышать, чтобы не выйти посреди выступления, не схватить этого идиота за немытые волосы прямо перед зрителями и не переломать его шею об колено. Хочется крови и курить. Но крови хочется больше.
— А сссчас новая псня, – пьяный голос плюётся в фонящий микрофон, кажется, Юра всё–таки смог продержаться первые пятнадцать минут концерта и не заснуть где–нибудь за барабанами. – Для мммо–ик! дрызей… – Удар, всхлипы, недовольные крики из зала. Опять упал! Алексей останавливается, слушает, но не идёт поднимать певца на ноги, гитаристы взрослые, справятся сами. – Н–настаили тут барахла!
— Мы не за это дерьмо платили! – кричит кто–то из зрителей, и толпа одобрительно гудит. – Какого хрена ты бухой?
Вот, сейчас начнётся по старому сценарию. Чёрт, чёрт!!! Алексей бежит к выходу на сцену, чтобы перехватить этот пьяный праведный гнев, которому только и нужен повод, чтобы завершить концерт и пойти пить дальше.
— Да кто вы тыкие? – орёт Юра в ответ, переходя к своей любимой теме. – Что вы поимаете? Кто–то из вас может сделать что–то же такое же, как и я? А? Ты можешь? Ты? Нет? Н–Н–НЕТ! Вы по–поребители! Вы не знаете, каково это, вам только осуждать! – он даже начинает связно говорить, хотя не падает только благодаря микрофонной стойке, за которую схватился обеими руками. Рваный звук летит из колонок в свистящий зал. – Да пшли вы все на хер!
Юра толкает стойку, пытается ударить её ногой, но только падает ещё раз. Что–то летит из зала на сцену, кто–то не пожалел кроссовок, а потом не пожалел и второй.
— На хер, на хер, – кричит он и не может подняться, несколько раз заваливается набок, пока наконец не становится на четвереньки. Гитаристы отстранённо смотрят на эту картину, не пытаясь помочь, барабанщик вовсе достал сигарету и собирается закурить. Господи, вот уроды!
Алексей выбегает на сцену и поднимает микрофон.
— Я приношу извинения за это недоразумение, – он говорит громко, но, кажется, никому нет дела до его слов, толпа недовольна, – через минуту всё уладим, прошу вас подождать.
Он ставит Юру на ноги, аккуратно обнимает, хватает его за футболку и тянет за кулисы, грозя кулаком барабанщику. Тот убирает сигарету в пачку.
— Пусти! Оттусти! – Юра вырывается, но Алексей сильнее. За кулисами он ослабляет хватку, берёт приготовленную заранее бутылку воды и таблетки. До концерта уговорить Юру не удалось, до концерта он рок–звезда, он бог, а боги не принимают лекарства. Они только лишь хлещут виски и потом какают с облаков радугой. Ну или блюют со сцены в зал, тоже божественное занятие.
— На, ешь, – он суёт таблетки Юре. Вряд ли они чем–то помогут, но поставить капельницу сейчас не удастся, хотя врачи и сидят наготове. Они всегда наготове, этот дурак рано или поздно попытается сдохнуть.
— Не надо, – Юра бьёт по руке, и таблетки рассыпаются по полу, – я не буду петь для этих! Сами они дерьмо, они…
Тут же от пощёчины Юра падает на пол, и Алексей снова поднимает его за футболку вверх. Какие–то зеваки суют отовсюду свои любопытные головы, но сейчас не до них.
— Ты что, сука, творишь? – они почти упираются носами друг в друга, от Юры воняет. – У тебя что, до хрена денег? Очнись! Ещё несколько таких концертов, и ты будешь ездить не на Хаммере! Нет! Ты будешь спать под теплотрассой с бомжами и бездомными собаками! За сколько недель ты пропьёшь всё, что у тебя осталось? Будешь в переходах петь, чтобы насобирать на пузырёк из аптеки? Так там не виски налито!
— Да пышёл ты! – Юра ничего не понял из этой речи, слова в таком состоянии бесполезны, поэтому Алексей хорошенько встряхивает его, стараясь сделать больно.
— Иди и спой им ещё несколько песен! – он на секунду отпускает Юру, поднимает пару валяющихся рядом таблеток и с силой запихивает их в рот горе–звезде, не давая выплюнуть, а потом суёт ему бутылку, – на, запей.
Тот хнычет, пытаясь отвернуться, но зажатые крепкой рукой Алексея челюсти остаются неподвижны. Вода льётся из бутылки в горло, разлетаясь вверх фонтанами на отрывистых выдохах. Напоследок Алексей набирает воды в ладонь и плещет Юре в лицо.
— Ты уволен, ты на хрен уволен, – освободившись, тот пытается уйти от сцены подальше, но Алексей разворачивает его и тянет в нужном направлении.
— Уволен, уволен, но сейчас иди и пой! – он по пути опять сильно трясёт Юру, этот способ, как он знает по опыту, работает лучше слов.
— Я сам пойду! – тот вырывается, пошатываясь и тряся мокрыми волосами, выходит на сцену и берёт в руки микрофон, – мы проолжаем! Ещё несколько песен для моих друзей!
Треть народа уже не выдержала и ушла в поисках занятия поинтереснее. Оставшиеся – то ли мазохисты, то ли реально любят этого идиота за прошлые заслуги, а, может быть, просто снимают на телефон это позорище, чтобы выложить всё в сеть на потеху миру – смотрите, смотрите, бывшая рок–звезда в таком свинском виде! Он такой же, как мы. Как будто не все на свете такие как мы, как будто таких роликов и без них мало в Интернете.
— Вы чего уставились? – Алексей оборачивается к зевакам, всё ещё ждущим хоть какого–нибудь скандала, и те в смущении разбегаются как тараканы при включённой лампочке. Они бы тоже снимали на телефоны, но всё же побаиваются.
Со сцены доносится песня, Юра всё–таки собрался, но поёт ужасно, промахивается мимо нот, да и с памятью на свои собственные стихи у него тоже не всё в порядке. Надолго его не хватит.
***
Алексей опять ходит, сжимая кулаки и ненавидя всё на свете. Ну почему, почему всё заканчивается так быстро? Иностранные рокеры ведь точно такие же – пьют, нюхают, колются, снимают одинаковые клипы в подвалах, на свалках и руинах, словно рок зачахнет, если на заднем плане не будет облезать штукатурка с кладбищенской оградки. И они поют по 20 лет, по 30, каждый день подтверждая свою скандальную репутацию алкоголиков и развратников. И люди восхищаются даже этим, как будто алкоголизм или гомосексуальные связи требуют таких невероятных трудозатрат, которые доступны только избранным.
А главное – почему они живы? Где берут силы, чтобы сочинять и петь дальше? Нельзя пить 30 лет и не потерять интерес ко всему, кроме возможности догнаться. И не надо сказок, что современная медицина защищает проспиртованные тела и мозги рокеров лучше, чем ангелы–хранители! Нет! Пьянство и наркомания певцов – это такой же маркетинг, как и впаривание залежалых пылесосов. Никто не купит рок, если его исполнитель не окутан полумистической завесой из кокса, водки и сумасшедших поступков. Но надо знать грань, надо отличать маркетинг от жизни, иначе ты действительно повесишься на суку ближайшего дуба, просто позабыв, что пить надо только ради публики и начав делать это для себя, для души. Юра забыл, он вообще всё забыл, деградируя со второй космической скоростью.
Всего шесть лет назад его ждали в каждом городе, в любом клубе, парке и в телевизоре. Его песни играли из любой машины от Мерседеса до насквозь ржавой вишнёвой девятки, это действительно был успех. И у Юры действительно был талант, который он благополучно выдул с бесконечными косяками и который залил пивом, опохмеляясь с утра в развороченных номерах отелей.
— Я просто расту, и моя музыка стала другой, мои слова изменились, потому что я стал мудрее, – он часто любит рассказывать это Алексею, когда ещё не совсем пьян, – если ты не меняешься, наступает стагнация, увядание, регресс. Нельзя сочинять всю жизнь одно и то же, это показывает твою несостоятельность в творчестве. Ты же не трудовик, который всю жизнь стругает одну табуретку. Он умрёт, и на его могиле поставят памятник в форме этой табуретки, потому что ничего больше в его жизни и не было. Нет, ну ещё напишут про скорбь и прочую дребедень, но это просто из вежливости. А у меня – ещё пойди подбери, что поставить и что написать…
На неподготовленного слушателя это действует. Смотрите, смотрите, на самом деле этот певец – умный парень, давайте любить его и дальше. Вот только Алексей знает цену этому уму. Юра оратор, шоумен, когда не валяется пьяным на полу, этого у него не отнять, вот только говорить он может лишь о природе своей гениальности, объясняя в первую очередь себе, почему он больше никому не нужен со своими песнями. Его слова давно превратились в бесконечный повторяющийся монолог, словно он фанатик, пытающийся обратить тебя в свою веру.
Ну да, слава проходящая, это всем известно. Всё проходит, смирись и найди своё место в жизни! Даже хрен с тобой, держись за свои новые тексты и музыку, расти вместе с ними, только ищи других слушателей. Ты же не удивляешься, что в пятьдесят лет тебя не любят молоденькие студентки, как тридцать лет назад. Потому что ты, мать твою, вырос, ты стал охрененно мудрым для них, а им этой мудрости и даром не надо. Зато ты можешь потрясти перед ними своим толстым кошельком, у этого предмета всегда есть поклонники. Со слушателями так не получится, это они трясут перед тобой купюрами, и в их глазах горит вопрос: «Когда же ты будешь таким, как раньше?». А ты уже навсегда не тот.
— Знаете, у следующей песни есть история, – Юра немного ожил, но это пройдёт. Ещё пару песен, и он выключится. Но сейчас зал затих, они все на несколько секунд снова любят его. Как это происходит, как? Только что они швыряли в него кроссовками, и вот уже разинули рты, готовые подпевать и тянуть вверх руки с телефонами. Если бы Юра не пил, группа до сих пор собирала бы стадионы, и Алексею не пришлось бы думать, где найти денег. Но вот сейчас магия рассеется, потому что Юра всё равно пьян, он договорит и запоёт, плохо запоёт.
Но пока он рассказывает свою историю, все молчат и наверняка даже сомневаются, а не стоит ли любить этого парня и дальше? Ничего, после концерта они дружно выложат в соцсети фотки и видео с концерта, чтобы похвастаться своим осуждением.
Играет песня, и Юра почти справляется с ней, сбиваясь лишь ближе к концу. Но следующая уже не даётся ему, он заплетается, раздражая зал, а с финальными аккордами просто садится на сцену и сидит, глядя неизвестно куда.
— На этом всё, – говорит он, – дальше кина не будет. Идите вы все домой.
Алексей знает, что на этот раз действительно всё, и теперь Юру можно трясти хоть всю ночь, петь он больше не будет, только пить. Он выходит на сцену, снова подбирает микрофон, снова извиняется перед ничего не слышащей публикой и снова тащит певца за кулисы, но в этот раз уже не говорит ему ничего и не трясёт, это бесполезно.
Он доводит Юру до «гримёрки», оставляет там, а сам уходит. Он не может больше смотреть на пропитую рожу, потерявшую человеческий вид, и боится, что сам когда–нибудь придушит эту рок–звезду. Гитаристы с барабанщиком покидали своё барахло на сцене и идут курить.
— А ну назад, и грузите инструменты! – Алексей останавливает их и отправляет обратно. Те нехотя разворачиваются и отправляются за техникой, всем видом давая понять, что они не грузчики. Но молчат. Да и хрен с ними! Они тоже временные, долго не продержаться, никто не держится долго рядом с Юрой.
Через полчаса, погрузив всю технику, отпустив врачей и немного остыв, Алексей возвращается за Юрой и находит его спящим в кресле.
— Поехали! – он трясёт его за плечо.
— Куда? – тот открывает глаза и смотрит подозрительно, словно боится, что его сейчас снова заставят выступать.
— В гостиницу, куда ещё?
Юра кивает, поднимается и идёт к выходу, почти не шатаясь. То ли он притворялся умирающим на сцене, то ли его действительно отпустило. На выходе дежурят несколько сумасшедших поклонниц, и он улыбается им, призывно размахивая руками. Алексей смотрит на всё это уже без удивления. Прошло время, когда он пытался объяснить себе, что именно заставляет людей ждать Юру после концертов. Когда он был звездой, не требовалось искать причины. Но почему он кому–то нужен до сих пор? Да, его нынешние поклонницы уже не того юного возраста, как тогда, на пике славы. Раньше приходилось напрягаться, чтобы не увезти с собой какую–нибудь малолетку, сейчас эта проблема отпала полностью, самой молодой в немногочисленной толпе лет тридцать пять. От какого отчаяния они лезут к Юре? Нет, конечно, пусть продолжают, скоро, кроме них, никто не станет покупать билеты на его концерты. Просто почему они тоже не вырастут, ну?
— Для кого, говоришь, подписать? – слышится голос Юры, включившего своё обаяние, чтобы впечатлить этих дур. – Для Юли? Замечательное имя, моё любимое.
Стоящий в стороне Алексей не мешает и не торопит. Вот эти десять минут славы – всё, что осталось Юре от былой любви, единственное время, когда он не пытается найти свою бутылку. Потом все расходятся, кроме каких–то двух баб, которые грузятся в Хаммер вместе с певцом. Водитель трогается.
Алексей забирается в свою машину и едет вслед за габаритными огнями джипа. Хаммеры вышли из моды уже давно, даже раньше, чем сам Юра. Да и не должен рок–музыкант ездить на таких авто. Москвич – вот машина для рок–звезды. Чтобы всегда был шанс умереть под каким–нибудь автобусом, уйдя в вечность непобеждённым. А Хаммер – это для школьников.
На входе в гостиницу Юра пропускает внутрь своих новых подружек и оборачивается к идущему следом Алексею.
— Я серьёзно, с сегодняшнего дня ты уволен, – говорит он и тычет пальцем Алексею в грудь. Он всё ещё сильно пьян, вблизи это ощущается. – Ты стал злым, я не люблю злых людей. Эта работа не для тебя.
Он не ждёт ответа, а просто заходит внутрь. Он всё сказал, на весь оставшийся вечер он главный. Да и пусть. Алексея он увольнял уже столько раз, что и не сосчитать. Но как же это всё надоело!
Алексей спускается вниз по ступенькам, решая, что стоит зайти куда–нибудь и выпить, слишком долгим был этот вечер. Он проходит пару кварталов в поисках открытого бара, пока наконец не решает, что это отвратительная идея. Нет, ну в самом деле – столько ругаться на пьяницу, чтобы потом самому пойти и напиться? Спать, надо идти спать.
***
С утра он долго стучит в дверь соседнего номера, пока ему не открывает одна из вчерашних девиц. Он толкает двери, пытаясь зайти, но девица упирается, не желая его впускать.
— Ты кто такой? – шипит она, хватаясь за ручку.
— Отвали! – Алексей посильнее нажимает на дверь плечом и заваливается внутрь.
Девица, оказавшаяся голой, отскакивает подальше, без стыда смотрит на него, даже не пытаясь прикрыться. Алексей идёт внутрь номера, где на диване перед телевизором лежит вторая подружка, тоже без одежды.
— Где Юра? – громко говорит он, остановившись в центре.
— Там, – вяло машет она рукой куда–то в сторону второй комнаты.
— Так, девочки, собирайтесь и на выход, – он смотрит на них по очереди и показывает на дверь.
— А ты тут не хозяин, – первая всё ещё недовольна, – и не надо нам тут указывать!
— Конечно не хозяин. Но если через пару минут вы ещё будете тут, то я вызову охрану и попрошу выкинуть вас на улицу голышом, – врёт Алексей, – пошли вон!
Он идёт в соседнюю комнату, не слушая их ругани, там на кровати, уткнувшись лицом в подушку, лежит Юра, полностью одетый. Почему тогда бабы голые? Чем они тут втроём вчера занимались? Хотя ему уже давно интересно – а вечно молодой и пьяный Юра в принципе способен на что–то в постели, или он каждый раз водит к себе баб просто по привычке? Но это вопрос без ответа, потому что невозможно спросить такое у другого мужика. Да и не поверишь ты ему, если он скажет, что всё в порядке.
Рядом с кроватью валяется пустая бутылка, мало ему было на концерте. Алексей долго тормошит Юру, но тот отворачивается и глубже зарывается в подушку.
— Пива принеси, – он наконец открывает глаза, хватается за голову и лежит без движения, уставившись в потолок.
— Вставай, по дороге купим. Нам уезжать через час.
— Я никуда не поеду. Принеси пива.
— Сам принеси, оно же тебе нужно.
— Лёш, иди на хрен, – Юра морщится от боли, но говорит беззлобно, – я буду спать. И без пива до завтра не просплюсь.
Алексей идёт к телефону, находит номер и прайс из ресторана. Цены здесь зверские, давно стоило бы выбирать гостиницы подешевле, но рок–боги не считают денег, деньги – всего лишь пыль. Он набирает номер, просит банку пива.
— Две, – подсказывает Юра с кровати.
Через пять минут он уже заливает в себя почти целую банку, делает вдох, допивает, открывает вторую и падает на подушку со словами:
— Всё, до вечера!
Алексей стоит, в который раз сжимая кулаки. Он кипит от злости, но трясти и таскать за собой Юру, когда тот не пьян в хлам, он не станет. Потому что ему страшно. И он не может объяснить сам себе, откуда этот страх. Он выходит из номера, забрав с собой ключ и идёт к себе. По дороге достаёт мобильник, набирает ещё один номер и долго слушает гудки.
— Я же сказал, не звони сюда! – голос в трубке тоже не в духе.
— А куда звонить? У тебя ведь другого номера нету!
— Никуда не звони. Приходи, тогда и поговорим.
— Я с ума сойду, пока до тебя доберусь. Ты мне просто скажи, у вас получилось или нет? Мне больше от тебя ничего не надо. Есть надежда?
— Есть. Расскажу, когда придёшь. И не звони на этот номер! – психует голос и исчезает.
Ну уже что–то. Может быть, всё получится, и жизнь снова станет прекрасна. Вот только как уговорить Юру на такое? Ладно, всему своё время.
Он спускается вниз, чтобы оплатить номер ещё на сутки. Оставшийся день он сидит в номере у Юры, уставившись в телевизор, на экране которого светятся российские поп–певцы, ничуть не изменившиеся с восьмидесятых. Это тоже феномен. Пока рокеры спиваются, умирают или просто исчезают в забвении, эти вот персонажи спокойно живут себе, паразитируя на былой славе. Неужели их не трогает то, что они не растут и не меняются? Или у них настолько крепкая психика? Но ведь невозможно смотреть на этих мужиков, которые на шестом, а то и на седьмом десятке поют песни про любовь, словно хотят нравиться тринадцатилетним девочкам! Неужели никому не стыдно сочинять для них такое, одевать их в нелепые блестящие костюмы и выставлять на посмешище? Это разве шоу? Эти наигранные жесты, выкрученные в максимум цвета и отвратительные натянутые улыбки? Бессодержательные песни под три повторяющиеся ноты? Суки, почему вы не бухаете до смерти после всего этого?
Вечером он поднимает Юру, вытаскивает пожрать в кафе подешевле, а потом сажает в Хаммер к водителю. К, мать его, водителю! Которому нужно платить зарплату за то, что он днями сидит в салоне под кондиционером и смотрит кино в ноутбуке, пока двигатель пережёвывает бесчисленные литры топлива. Конечно–конечно, мы можем себе это позволить!
Они плетутся в вечерних пробках, перебравшихся сюда из столицы, выезжают на загородную трассу и устремляются домой, вслед за уехавшими ещё с утра гитаристами.
***
Нужный дом Алексей находит не сразу, хотя уже был здесь, но сейчас темно, и он катается по дворам, сопровождаемый нудными указаниями навигатора, уверенного, что он знает всё об этой планете. Наконец паркуется как попало, потому что места здесь нет, идёт к открытому настежь подъезду, поднимается на третий этаж и звонит в дверь.
— Кто там? – спрашивают у него из–за двери.
— Это Алексей, – говорит он и улыбается на тот случай, если за ним наблюдают в глазок. Идиотская привычка выглядеть добропорядочным.
Щёлкает замок, и Николай появляется в дверном проёме.
— А ты кто? – из–за его ноги высовывает голову ребёнок и смотрит вверх на незнакомца.
— Сынок, иди к себе, поиграй, – Николай легонько отталкивает мальчика и открывает дверь пошире, – заходи.
Они идут на кухню, где Николай сразу же закуривает.
— Пока жены нету, – говорит он, тряся сигаретой в раскрытом окне.
— Ну так что, хорошие новости? – спрашивает Алексей, которому неинтересны причины курения собеседника. – Или как?
— Я не знаю, чего именно ты хочешь, вдруг ты не обрадуешься, – Николай любит туманные фразы, которые можно воспринимать как угодно.
— Коля, ты можешь нормально говорить? Получилось или нет?
— Получилось.
— То есть ты сможешь сделать, что обещал?
— Теоретически – да.
— Коля, мне не надо теоретически! Мне очень хочется практически!
— Ну и практически тоже могу. Скорее всего.
— Сколько это будет стоить?
— Вот по поводу цены – это как раз главная проблема. Начальство уже ищет покупателей, пока военные не успели всё забрать. Я думаю, в ближайшие дни технологию продадут, установку у нас заберут, поэтому надо бы побыстрее.
— Ну так сколько денег?
— Да тут понимаешь что? Это же не моя установка. Надо людям заплатить, чтобы дали попользоваться. И ещё двоих врачей нужно, я один не справлюсь. Им тоже надо заплатить, они так не работают. А ещё…
— Я понял, понял! Всем надо заплатить. Сумму назови, – Алексей раздражён этим неумелым заходом издалека.
Николай называет.
— Сколько–сколько?!
— Ну а что ты хотел? Да, много, но это же не мне. Я что? Я бы по–дружески помог, но всем же заплати. Установку вывезти надо, не у нас же это делать. У нас нельзя. А потом обратно привезти, а это машина, охранникам надо дать, чтобы пропустили.
— Да это же совсем до хрена! Где я столько возьму?
— Ну я откуда знаю? Я думал, у тебя деньги есть, – Николай смотрит куда–то в окно, избегая взгляда собеседника. – Ну или вот, помнишь, мы в прошлый раз у тебя в квартире были? Хорошая у тебя квартира. Ты перепиши её на меня, на этом и сочтёмся.
— Ты вообще в своём уме? И как ты моей квартирой с охранниками и врачами расплатишься?
— Да мы разберёмся. Договоримся.
Алексей делает выдох, соображает, где бы взять столько денег.
— А подешевле нельзя? – спрашивает он.
— Не, там всем надо дать, начальство тоже просто так не будет…
— Ладно, я подумаю, – перебивает его Алексей. – Сколько у меня времени?
— Ну так–то недели две, не больше. Продадут же всё, технология нужная, сам понимаешь. И дорогая конечно. Иностранцы купят, если военные не отберут. А ты вообще с этим своим говорил? Он сам–то согласен? Без его согласия ничего делать не буду. И это… Второго сами ищите, мне его взять негде.
Через пять минут Алексей снова в одиночестве катит по городу. Квартиру отдавать жалко, пять огромных комнат в прекрасном месте. Столько работал ради неё! Но если всё получится – купит себе новую. А если нет? Уедет к родителям в захолустье продавать ворованные телефоны? Ну тоже ведь работа. Хотя, чего думать раньше времени, ведь с Юрой он ещё не обсуждал этот вопрос. Неизвестно, что скажет тот.
Держась за руль одной рукой, Алексей набирает номер Юры.
— Алло, – судя по голосу, тот ещё во вменяемом состоянии.
— Привет, ты дома? Есть, что обсудить.
— Заезжай, обсудим.
Он едет дальше, размышляя об аргументах, которые надо привести Юре, чтобы тот согласился. А сам бы он согласился на такое? Вот просто так, с ходу – вряд ли. Или даже точно нет? Но поговорить надо, возможно, это единственный шанс.
***
Они сидят посреди творческого беспорядка, который «вдохновляет». Ну или вдохновлял когда–то раньше, потому что нынешние тексты никому, кроме самого Юры, не нравятся.
— Будешь? – он поднимает бутылку виски и пустой стакан, это хороший знак. Пока Юра пьёт из стакана, он ещё достаточно трезв, чтобы понимать человеческую речь.
— Нет, не хочу, – отказывается Алексей. Он так и не придумал, с чего начать этот разговор, поэтому пауза затягивается.
— Ну, о чём хотел поговорить? – Юра наливает себе и делает большой глоток.
— В общем… Ты в курсе, что с деньгами у нас не очень? Концертов почти нет, песни кое–как продаются, да и те только старые. Надо что–то менять.
— Сколько можно про это? Ну что ты опять за старое? – машет стаканом Юра и ходит, расталкивая ногами свой творческий беспорядок. – Деньги–деньги! Тебя, кроме них, вообще что–нибудь интересует?
— А ты посмотри на свой дом! – Алексей злиться. – Большой, красивый, ну только что грязный в последнее время. Был бы он у тебя, если бы меня деньги не интересовали? Хрена! Так и сидел бы в своей общаге до сих пор, бренчал песни тараканам на кухне. Да всё, что у тебя есть, благодаря мне куплено! Не надо меня деньгами попрекать!
— Остынь, Лёша! Это всё просто внешний антураж, какая разница, где бренчать? Если ты талантлив, то тебе неважно место. Или думаешь, что меня любят за этот дом, за машину, за деньги? Приходят на концерт узнать, сколько я зарабатываю? Нет, не за этим.
— На какой концерт? Ты сколько дал этих концертов за последний год? Тебе нечем скоро будет за газ и воду платить!
— Ну что ты от меня–то хочешь? Я что, виноват, что народ ни хрена не понимает? Я только и слышу это нытьё – раньше было лучше, раньше было лучше. Да не было лучше! Они просто хотят, чтобы ничего не менялось. Мои тексты вышли на другой уровень, на нём думать надо, а думать сейчас никто не хочет! Настанет и их черёд, я тебе говорю. Как вот этому, – он поднимает стакан, держит, а потом опрокидывает в рот остатки виски, со стуком ставит его на стол, – но будет поздно. Некому будет сочинять.
— И что, будешь ждать, когда помрёшь и тебя снова полюбят? – Алексей даже не спорит по поводу новых текстов, они плохие, но дело ведь совершенно не в них. – Нет, я не спорю, тогда тебе на самом деле будет хорошо. Многих признают только после смерти, особенно рокеров, особенно прославившихся при жизни. Тебя, думаю, долго ещё будут помнить. Даже с новыми текстами.
— Да хрен им! – Юра показывает средний палец куда–то в потолок. – Я всем назло проживу сто лет!
Это сильное заявление для человека, ежедневно медленно убивающего себя.
— Знаешь, а было бы интересно посмотреть, как все бросятся тебя вспоминать и любить, – Алексей неестественно смеётся, – я бы посмотрел на то, как ты становишься легендой после смерти.
— На что это ты намекаешь? А то я чего–то не понимаю. Ты хочешь, чтобы я умер?
— Нет конечно! Ты что? Просто теоретически представь – разве ты сам не хотел бы увидеть, как тобой восхищаются после смерти? Особенно после самоубийства или передозировки там. Естественная смерть ведь никого не интересует.
— Лёша, что ты несёшь? – голос Юры начинает плавать, надо поторопиться, пока он ещё в себе. – Посмотреть на что–то после смерти, охрененно придумал!
— Ну а если бы можно было посмотреть, ты бы согласился?
— На что согласился? – Юра всё ещё ничего не понимает.
— Умереть, – подсказывает Алексей, – ты бы согласился умереть, если бы можно было остаться дальше жить и наблюдать, как до всех доходит смысл твоих песен?
— Я понял, ты сошёл с ума, – смеётся Юра, но вдруг резко замолкает, – или ты так пытаешься мне что–то сказать?
— Да я тут познакомился с человеком, – Алексей делает вид, что сомневается, стоит ли рассказывать дальше, – в общем, он работает в одном институте…
— И он открыл, как убить человека, но не совсем, а так, чуть–чуть? – Юра опять начинает смеяться, падает на стул и тянется к бутылке.
— Подожди, – Алексей хватает его за руку, – дай сначала расскажу. Они недавно нашли способ поменять местами сознания двоих людей.
— Да это же хрень какая–то, – пытающийся вырваться певец наконец сдаётся и отпускает бутылку, – ну ладно, он идиот, ты зачем это повторяешь? И даже если бы такое было в принципе возможно, мне с этого какой толк?
— А что, думаешь, нету выгоды? Смотри, перемещаем твоё сознание в другое тело, а ты умираешь. Ну, в смысле, твоё старое тело умирает, не ты. От передозировки, скажем. На этом можно заработать столько денег, что до старости будем жить без концертов и песен. Об этом ты не думал?
— То есть ты всё–таки хочешь, чтобы я умер?
— Да не хочу я, не хочу! Юра, я хочу, чтобы всё изменилось. Я не хочу больше кланяться всем, пытаясь организовать твои концерты! Ты понимаешь, что мне постоянно отказывают? Даже сраные мелкие клубы не хотят, чтобы ты у них выступал. Сейчас ты никому не нужен! Ты можешь это понять? Вспомни, сколько народу пришло на последний концерт! И сколько осталось к его концу!
— А где взять другое тело? – мысли в голове у Юры, кажется, перемешались в случайном порядке.
— Не знаю, я об этом не думал, – прерывается Алексей и сам садится рядом на край залитого чем–то стула, – сначала нужно, чтобы ты согласился, всё остальное решим по ходу.
— Я даже не могу придумать, что тебе сказать, – Юра говорит с какой–то грустью, он вообще сегодня не похож на себя обычного, – ты почему–то подумал только про себя, про деньги. Хотя… Ты же всегда такой. А что я буду делать в чужом теле? Меня же никто не знает, и сам я никто. Ни концертов, ничего.
— Ты же сам только что говорил, что твой дом – это просто антураж. А твоё тело – не антураж? Какая тебе разница, в чьём теле писать стихи и петь? Пиши в новом, твори. Таланту ведь не важно это, он везде пробьётся! А я тебе помогу.
— Но ведь другой человек – это буду не я. Лёша, если скопировать моё сознание в чужую голову, то получусь не я, это будет копия. А я ведь так и останусь в этом теле, вы меня сотрёте и запишете кого–то другого. И всё, я умру на самом деле. Вы просто придумали способ сделать копию, а не перенести сознание.
— Да это не мы придумали, это они, я вообще здесь ни при чём. И вопрос вот этот я самым первым задал, они говорят, что всё не так, сам с ними можешь поговорить, я мало чего понял. Но ты допускаешь вообще такой вариант? – спрашивает Алексей с надеждой.
— Я вообще никогда не думал, что такое возможно, – Юра опять тянется к бутылке, и в этот раз никто ему не мешает, – но, если честно, я и вправду устал. Знаешь, я иногда на самом деле думаю, что самоубийство – не такой плохой выход. Я больше не могу делать то, чего от меня все ждут, мне хочется другого. А меня только и осуждают за это. Даже ты осуждаешь. Думаешь, я не вижу, как ты на меня смотришь, будто готов убить. Я, может быть, и пьяница, но я же не дурак. И я знаю, что однажды я не выдержу, это просто вопрос времени. Но вот твоё предложение… Новый опыт, новая жизнь, наверное, это даже прекрасно в некотором роде…
— Это согласие? Ты хочешь попробовать?
— Да, наверное, да. Но пусть сначала они расскажут, что у них за метод, – он отпивает большой глоток прямо из бутылки, – я не хочу стать копией.
— Думаю, они не будут против, – кивает головой Алексей, пока внутри его головы сверкают победные салюты. Он не думал, что всё получится так просто. Он вообще не знал, что именно произойдёт, он не учился уговаривать людей умирать. – Ладно, я пока поеду, а ты поразмышляй. С утра вернусь. Не пей ничего пожалуйста завтра, нужно будет заверить твоё завещание, мы его готовили на такой случай, уж извини за это. Да и вообще, надо многое обсудить.
Юра согласно кивает, и Алексей уходит. Он долго сидит в машине, не решаясь отъехать. Никто ещё в этом мире не был в подобной ситуации, хотя все читали что–то подобное в книжках и даже видели в кино. Хорошо, когда твоя жизнь подчиняется сценарию, тебе не нужно волноваться. Но что будет на самом деле? Это тот случай, когда научиться можно только на собственном опыте, поисковики не найдут в Интернете форум для поменявшихся телами. Но что–то надо делать в любом случае.
***
С утра он звонит Юре и напоминает, что пить нельзя. Тот обещает, но его обещания стоят недорого. Потом едет к Николаю, купив ему по дороге дешёвый телефон с неизвестно на кого оформленной сим–картой, и сообщает, что решение принято.
— Ну, может, я тогда сразу уже буду переезжать в новую квартиру? – спрашивает тот.
— Она пока ещё не твоя! – удивляется Алексей такой наглости. – И вообще, почему ты в неё собрался переезжать? Разве она не для всех, кого ты там мне перечислял?
— Мы потом разберёмся. Я просто хочу быть уверен, что ты не сдашь назад. Ну так что, переезжаю, пока ты документы оформляешь?
— А мне где жить?
— Да сними номер в гостинице. Или квартиру. Хочешь, я тебе пока свою вот эту сдам, недорого? А?
Алексей не хочет. Он со злостью суёт ключи в ладонь Николаю, который быстро убирает их в карман. Ну и тип! Может, и не стоило с ним знакомиться? И хер с ним, с тяжёлым роком! Если бы не эти чёртовы деньги, которых всегда мало, прямо сейчас развернулся бы и ушёл. Но не уходит. Алексей любит красиво жить, любит славу рок–звезды, часть которой перепадала и ему, и он очень хочет, чтобы всё было как прежде, потому что раньше было лучше.
— Инструкцию напиши для нас, чтобы мы знали, что делать, – говорит он на прощание и вручает Николаю телефон, – вот тебе номер, на который я буду звонить. Задолбался я к тебе ездить.
Юра трезв, это агрегатное состояние его организма наблюдать в природе можно лишь изредка, и Алексей боится, что певец передумал. Когда ты пьян и расстроен, может ты и хочешь прыгать с крыши или вешаться, но утренняя головная боль возвращает тебя к жизни, пусть ты и твердишь про себя, что неплохо было бы сдохнуть.
— Ты вчера вот это всё на полном серьёзе говорил? – спрашивает Юра, даже не здороваясь. – Или ты издевался надо мной?
— И тебе привет! – говорит Алексей, остановившись на пороге. – А было похоже, что я издеваюсь? Давай внутри поговорим.
— Это на самом деле возможно? – Юра пропускает гостя и идёт за ним в комнату.
— Обещают, что возможно. А что, сегодня тебя это пугает?
— Кое–что пугает. Я тут подумал ночью про обмен сознаниями. Даже если мы найдём кого–то, кто согласится, то он ведь получит моё тело. И, убивая это тело, мы всё–таки убьём человека. Или я опять что–то неправильно понял.
— Всё ты понял правильно, – Алексей останавливается посреди комнаты и смотрит Юре в глаза, – но ты ведь столько раз сам говорил мне, что люди – всего лишь толпа потребителей, бесчувственная и тупая. Ну так выдерни из этой толпы кого–то, неужели тебе будет его жалко? Они всем миром уже несколько лет смешивают тебя с грязью и даже наслаждаются этим. С твоей стороны это будет даже не месть, это всего один человек, ничего не значащий, ничего из себя не представляющий. Никто даже не заметит, что он изменился и стал тобой.
— Но это же убийство! Прямо настоящее убийство! Они же меня убить не хотят, просто насмехаются, для них это…
— Они смотрят, как ты медленно умираешь, Юра, и никто не собирается тебе помогать, – Алексею очень хочется донести свою мысль, он начинает махать руками и ходить по комнате, – если они такие все добрые, то почему просто стоят над тобой с камерами в руках? Думаешь, они ждут, когда ты встанешь и споёшь? Нет! Они ждут твоей смерти, потому что для них она – главное зрелище! А потом уже можно любить тебя, как раньше. Всё именно так устроено.
— Да я не о том! Ты сможешь убить человека? – Юра хватает Алексея и останавливает его. – Ты же понимаешь, что нам придётся убить человека в конце концов? Даже если мы наймём кого–то сделать это, всё равно виноваты будем только мы с тобой! Ты сможешь с этим жить?
— Не знаю. Но и жить так, как сейчас, я тоже не смогу. Давай попробуем, ты же постоянно поёшь про бунт против системы. Чем это не бунт? Сможем – значит сможем, а иначе просто скажем себе, что мы окончательные неудачники.
— И когда мы это скажем? После того, как я поменяюсь с кем–то сознанием? А ничего, что по закону моё тело будет владеть и моим домом, и моими песнями? Тело, а не сознание!
— Ну тогда поменяем вас обратно, Юра! К чему эта паника? Давай не будем решать проблемы, которых пока нет, хорошо?
— Ладно, давай, – тот немного успокаивается, пытается сесть, но тут же вскакивает, – а где найти этого другого человека? Мы же не будем никого похищать?
— Я уже думал об этом, похищать – это плохая идея, у меня есть другая. Ты любишь таскаться по барам, потому что любишь, когда тебя там кто–то узнаёт и угощает, – Алексей смотрит на кислую рожу рок–звезды, – ну скажи ещё, что это не так! Вот в следующий раз познакомишься с кем–нибудь и пригласишь к себе.
— Мужика? Я познакомлюсь в баре с каким–то мужиком и приглашу его к себе? Лёша, я всегда знакомился только с женщинами!
— Да–да, но пил–то ты за любой счёт, не разбираясь, кто именно за тебя платит. Когда твою выпивку оплачивали мужики, тебя ничего не смущало? Вот разок пусть тебя не смутит и мужик, которого ты подцепил в баре. Или думаешь, что это подорвёт твою репутацию? Так не беспокойся, с ней уже ничего не случится, даже если ты приведёшь домой осла.
— То есть, вся ответственность за выбор человека будет на мне? Чтобы тебе жилось спокойно, потому что ты в этом не участвовал?
— Хватит, Юра! Я сам предложил это! Я уже участвую. Поэтому давай прекратим выяснять, кто из нас больше виноват. Вместо этого давай выберем дату и займёмся твоим завещанием. И кстати, можно я у тебя поживу несколько дней?
***
Алексей недоволен, всё на свете происходит не так, как должно. Человеку подарен разум, и кажется, что это благо, это логично. Но мало кто хочет пользоваться таким подарком, предпочитая конверт с деньгами на день рождения. Николай продал подаренный телефон и выкинул сим–карту. Это не человек, это какая–то квинтэссенция высокоинтеллектуального идиотизма.
— На хрена они мне были нужны? – спрашивает он у Алексея, которому пришлось ехать на свою бывшую квартиру, когда на следующий день он в очередной раз услышал в трубке о недоступности абонента. – У меня уже есть телефон, зачем мне второй?
— Потому что ты меня просил не звонить на свой номер! – Алексей пытается не закричать. – Я тебе специально купил другой, вместе с телефоном! Ты мог его хотя бы просто вернуть?
— Я думал, это подарок, – Николай падает на диван в гостиной и вытягивает ноги. Никаких вещей из его старой квартиры здесь не заметно, видимо под переездом он подразумевал перемещение исключительно самого себя. – Тебе что, телефона жалко?
— Мне времени жалко. Ты инструкцию написал?
— Зачем тебе инструкция? Я всё прекрасно расскажу, там просто.
Не так Алексей представлял учёных. Все его контакты с этими высшими умами свелись к издевательствам над школьными отличниками. Кто же знал, что из тихих и слабых детей вырастают вот такие Коли! Даже алкоголик Юра теперь кажется очень хорошим человеком.
— Когда мы можем приступать? – спрашивает Алексей. – Нужно побыстрее, пока он согласен.
— Так это не от меня зависит. Как только документы на квартиру получу, так приступим. Хоть сегодня.
— Завтра будут тебе документы. Приезжай с установкой к пяти часам, адрес ты знаешь. И не опаздывай, иначе я начну звонить на твой номер.
— А ты быстрый, – Коля уважительно кивает головой, – молодец. Ну завтра, так завтра.
***
Конечно Николай опаздывает, появляясь только в половине шестого. Алексей в беспокойстве звонит ему, но теперь недоступен и его обычный номер. Юра, трезвый уже третий день подряд, сидит молча и смотрит на матерящегося друга с надеждой в глазах. Непонятно, на что именно он надеется – что Коля просто опаздывает, или на то, что он может вовсе не приехать.
Но Коля приезжает. Вместе с ним в микроавтобусе оказываются двое мужиков, которые выгружают установку и закатывают её в одну из спален, пока Коля даёт указания. Алексей ходит за этой троицей и злобно шипит, но это не производит ни на кого впечатления.
— Что ты такой нудный? – Коля отдвигает его в сторону, чтобы воткнуть в розетку провод. –Ну опоздали мы немного, ты пробки посмотри.
Теперь установка стоит рядом с кроватью, мигая крохотным экраном. Да и сама она маленькая, Алексей ожидал чего–то более внушительного.
— И это всё? – озвучивает его мысли Юра. – Вот это и больше ничего?
— А вы чего ждали? – спрашивает Николай. – Ядерный реактор?
— Нет, просто думал, что будет больше, – пожимает Юра плечами, – ну и как это работает? Вы обещали сначала рассказать.
— Да всё очень просто. Слышали про клиническую смерть?
Все согласно кивают, хотя разговоры про смерть сразу же портят всем настроение.
— Хорошо, – продолжает Николай, – во время клинической смерти многие видят туннель и свет в конце него, словно это какой–то выход. Если подключить к этому аппарату двоих людей и вызвать их клиническую смерть, то два их туннеля окажутся рядом друг с другом. Им останется только добежать до края, зажмуриться перед светом, на ощупь найти край соседнего туннеля, перебраться из одного в другой и вернуться в начало. Только сначала надо определить, слева туннель или справа, иначе можно упасть. Всё. Снова запускаем сердца, и вы поменялись. Никаких копий, никаких ошибок, вы всё делаете сами, аппарат лишь совмещает туннели. Очень просто! Только действовать надо быстро, минуты за две–три.
— Подожди, ты собираешься остановить моё сердце? – удивляется Юрий. – А если потом ты не сможешь меня откачать?
— Не волнуйся, аппарат сам всё сделает, – успокаивает его Николай, – ну и на всякий случай с нами двое врачей, – он кивает головой на прислонившихся к косяку мужиков, которые всё же больше похожи на грузчиков, – так что риск минимальный. Но он есть, да. А что вы хотели?
— Подожди, но вы же уже делали это? – вмешивается Алексей, который видит, что Юра задумался. – Всё ведь нормально было?
— Да! – трясёт головой Николай. – Всегда всё отлично.
— Слышишь? Всё было отлично, – Алексей тормошит задумавшегося певца, – ну что ты расклеился? Я понимаю, что страшно. Но всё будет хорошо! Слышишь?
— То есть после смерти что–то есть? – Юра смотрит на Николая. – Раз уж точно есть туннель и свет в конце.
— Наверное, есть, – отвечает тот, – ты, главное, из туннеля не выходи, обратно не вернёшься. Осторожнее на краю, и глаза закрой покрепче, на свет лучше не смотреть лишний раз.
— Ладно, – Юра решается, – ладно. Я попробую. Готовьте этот агрегат, я поеду искать человека.
Он надевает куртку, хватает ключи от машины и выходит из дома. Через минуту Хаммер выкатывается из гаража и с рёвом уносится в сторону города.
— Какого ещё человека он поехал искать? – Николай отходит от окна и смотрит на Алексея. – У нас времени мало.
— Какого надо человека, – злится Алексей, – а времени за такие деньги у вас должно хватить. Мне кажется, я купил достаточно этого вашего времени.
Николай косится на «врачей», подвигается поближе и шепчет:
— Я ведь могу просто взять и уехать.
— Ну так давай, уезжай, – Алексей отходит, открывая дорогу к двери, но Николай не двигается с места, видимо, он тоже любит красивую жизнь в чужих квартирах. Мужики с непониманием переглядываются в ожидании, чем всё закончится, но ничего не происходит. – Нет? Не уезжаешь? Тогда давай тихо и мирно подождём, пока он вернётся. Вот тебе для поднятия настроения.
Он протягивает документы на квартиру, Николай забирает их и успокаивается. Все рассаживаются по комнате в ожидании, Алексей гасит свет.
— Чтобы казалось, что дома никого нет, – говорит он, нащупывает в темноте кровать и садится на неё.
Они молча ждут в темноте, время идёт, и кто–то начинает тихонько похрапывать.
— А вот если человек много пил, в чужом теле он тоже будет это делать? – нарушает тишину Алексей. – Или может бросить?
— Не знаю, – силуэт Николая, сидящего рядом, пожимает плечами. – У тебя будет возможность проверить.
— А талант? – не сдаётся Алексей. – Если человек талантлив, то он останется таким после обмена?
— Да что ты привязался? – огрызается Николай. – Откуда я знаю, каким он будет? Вот кто это всё придумал, у того и спрашивай!
— Так это не ты придумал?
— Я же тебе сказал – это не моя установка. Если бы я её придумал, уже миллиардером был бы. О, смотри, кто–то едет.
Они подбегают к окну. С дороги сворачивает Хаммер и паркуется у входа. Двигатель замолкает, хлопают двери и снизу доносятся голоса.
— Я чего–то не понял, – шепчет Николай Алексею в ухо, – вы что, с бабой решили поменяться?
Алексей и сам не понимает ничего. Один голос ему знаком, а вот второй действительно принадлежит женщине. Неужели Юра наплевал на всё и просто снял себе кого–то на ночь? Он точно пропил последний мозг, там уже нечем меняться с другим человеком! Желание сломать его шею об колено вновь переполняет Алексея. Он отходит от окна и прижимается ухом к двери в попытке узнать, что происходит на первом этаже.
Там хлопает дверь, раздаётся смех, а потом включается музыка. Разговора отсюда не слышно, поэтому Алексей оставляет дверь в покое и медленно бродит по комнате, стараясь не вырвать с головы последние волосы. Через полчаса дверь открывается, кто–то заходит в комнату и включает свет.
— Всё готово! – на пороге стоит Юра. Он слегка покачивается и смотрит вокруг пьяным взглядом. И в таком виде он ехал на машине. – Я ей налил этого твоего вина, она выпила и спит. Можем приступать!
— Какая, на хрен, она?! – Алексей подбегает и хватает Юру за бессменную футболку. – Ты кого привёл? Я же сказал тебе, что надо сделать! Неужели так трудно было выполнить всего одно указание?!
— Да отцепись ты! – толкается Юра. – Ты предлагал скуку какую–то. Если что–то менять, то менять всё и сразу. Я должен попробовать что–то новое. А что ты предложил нового?
— Я предложил новую жизнь! Этого что, мало?
— Мало! Вот мало! Что мне твоя новая жизнь? Чем она будет отличаться от старой? – Юра хватается за ручку двери, чтобы не раскачиваться. – Тот же дом, те же люди, та же машина. Даже если и другая, и люди другие, всё равно одно и то же изо дня в день! Надоело! Всё надоело, я хочу ощутить что–то новое!
Алексей стоит с раскрытым ртом, не веря тому, что слышит.
— Ты можешь поменять его с этой бабой? – наконец поворачивается он к Николаю.
— Да мне без разницы, с кем угодно могу, – тот кивает мужикам, – тащите её сюда.
Через пять минут она лежит на кровати рядом с аппаратом, а мужики прикрепляют к ней провода. Молодая девушка лет двадцати, симпатичная, непонятно даже, что она смогла рассмотреть в стареющем певце, которого, скорее всего, даже не знает. Юра шатается по комнате и продолжает свой монолог о назревших переменах.
— Иди ложись, – зовёт его Николай, Юра, не прекращая говорить, ложится рядом, – всё, помолчи. Помнишь, что делать?
— Дойти до края, закрыть глаза, нащупать соседний туннель и перелезть.
— Лучше не дойти, а добежать, времени у тебя будет мало. И не забудь сначала определить, с какой стороны туннель. Если упадёшь, обратно уже никак.
— Подожди, а она? – спрашивает Алексей. – Можно, чтобы она никуда не перелезала? Пусть просто идёт к свету, да и всё. Так можно?
— Она и не знает, что можно перелезть, – Николай смотрит на него с удивлением, – она же спит! Мы ей ничего не говорили.
— То есть она умрёт по–настоящему? – Юра пытается сесть, но мужики, крепящие к нему провода, ловят его на полпути. – Ну что вы молчите, по–настоящему или нет? – никто не спешит отвечать, думая, что некоторые вопросы не надо задавать. Потому что ответы на них известны заранее. – Ну и ладно. Это ради благого дела!
— Так, успокоились. Готовы? – Николай смотрит на лежащих на кровати, но кивает только Юра. – Тогда до новой встречи!
«Врачи» накрывают им головы какими–то странными масками, Николай что–то жмёт на мониторе, а Алексей просто замирает на месте, крепко закусив зубами сжатый кулак правой руки.
***
Издалека действительно льётся свет, он ощущается даже сквозь закрытые веки. Юра открывает глаза и осматривается. Он лежит в грязном каменном туннеле, больше похожем на пещеру первобытных людей, не хватает только костра и наскальной живописи. Эта пещера, кажется, необитаема.
Юра вскакивает на ноги, вспоминая, что нужно торопиться, и бросается бежать навстречу свету. Он абсолютно трезв, хотя совсем недавно довольно много выпил. Он бежит, перепрыгивая через камни и слушая, как стучит в груди сердце, не привыкшее к таким нагрузкам. Почему оно вообще работает после смерти? Дыхание сбивается, и Юра начинает задыхаться. Устать, оказывается, можно и здесь, стоило ли вообще тогда умирать?
Когда от яркого света глаза почти перестают различать пол под ногами, он останавливается, зажмуривается и продолжает двигаться вдоль левой стены наощупь. Почувствовав край, Юра ногой осторожно пытается найти пол соседнего туннеля, но там лишь пустота, теперь надо проверить справа. Он становится на четвереньки, аккуратно передвигается до противоположной стены и рукой нащупывает туннель с другой стороны. Есть!
Он встаёт, переносит ногу за стену, крепко хватается руками за выступы и перескакивает в чужой туннель. Отойдя от края, он снова открывает глаза и пускается бегом подальше от света. Этот туннель не похож на его пещеру, здесь чисто и красиво, словно кто–то приходит сюда протирать пыль и делать ремонт. Юре становится обидно, что ему достался такой некрасивый туннель, ведь именно он творец, а вынужден довольствоваться грязными стенами и камнями на полу.
Окончательно запыхавшись, он добегает до начала и останавливается перевести дух. Кажется, получилось. Дальше уже не его работа, теперь главное, чтобы его вернули обратно. Вдруг кто–то всхлипывает рядом, и Юра с удивлением оборачивается. У стены, свернувшись калачиком, лежит девушка, владелица этого туннеля, почему–то не бросившаяся навстречу божественному свету.
— Ты чего? – Юра подходит и тормошит её, но она не поворачивается. Он трясёт её сильнее, но она лишь что–то бормочет и старается лечь поудобнее, она спит. – И что мне делать?
Его никто не предупредил, как поступить в такой ситуации. Если их теперь оживят, то что должно произойти? Они окажутся вдвоём в одной голове? Или как? Что дальше? Юра матерится, стучит кулаком в стену, наклоняется, хватает девушку и тащит её к концу туннеля.
***
— Так, сейчас, – Николай жмёт на экран и аппарат, кажется, что–то делает. Двое на кровати вдруг вздыхают, и «врачи» снимают с их голов маски.
— Юра, ты меня слышишь? – Алексей легонько толкает девушку рукой, и она открывает глаза, – Юр, это ты?
— Да, я, – говорит она и садится, – но она со мной осталась.
— Кто с тобой остался? – Николай удивляется и машет мужикам, чтобы те отошли.
— Баба эта осталась. Она спала в туннеле. Я её и сейчас чувствую. Она не пошла к свету, я её попробовал дотащить, но она тяжёлая, я не смог.
— Чёрт! Вы ей сколько снотворного насыпали? – орёт Николай на Алексея.
— При чём здесь оно? Ты же видишь, Юра не спит, – кричит тот в ответ, – а снотворное сейчас и в нём тоже. Как так?
— Да откуда я знаю!
— Хватит ругаться! – прерывает их Юра. – Что делать? Что со мной будет? Она очнётся?
— Не знаю я! – Николай трёт лоб. – Ещё ни разу двое не оставались в одной голове. Ну, кроме случаев шизофрении. Давай ещё раз тебя туда отправлю, ты её дотащишь до края, а потом беги обратно.
— Я её не дотащу, там далеко, и она тяжелая, говорю же. Ты меня что, пять раз убивать будешь, пока я не справлюсь?
— Тяжелая? – удивляется Алексей. – На том свете?
— Слушай, Лёша, иди сам и взвешивай! – срывается Юра. – Очень ты много знаешь про тот свет!
— Так, кстати, – Николай поворачивается к Алексею, – давай тебя туда отправим, ты покрепче, вдвоём её дотащите. А потом обратно, в свой туннель.
— Идите вы на хрен с такими предложениями! – отказывается тот.
— А чего так, Лёша? – Юра встаёт, окутанный проводами. – Как меня, значит, ты уговаривал, так это нормально. А как сам – всё, задний ход? Ты не переживай, всё будет хорошо. У этих, – он показывает рукой на стоящих рядом мужиков, – богатый опыт, они тебе помогут, сам говорил.
— Я не буду, понятно? Я и так постоянно за тебя всё делаю.
— Так, я предложил, вы отказались. Всё правильно? – Николай смотрит на них, ожидая какого–то решения, но оба молчат. – Тогда я закончил, ребята, я поеду домой.
— Никуда ты не поедешь, – говорит Алексей, – потому что мы ещё не закончили. Ты обещал, что проблем не будет, вот и выполняй!
— Ну ладно, как скажешь. Но раз вы не можете принять решение, тогда я уж сам. Берите его, – Николай показывает на Алексея, мужики хватают его за руки и валят на кровать рядом с телом бывшей рок–звезды. – Да не дёргайся ты так, всё будет в порядке. Помоги другу, и я через три минуты тебя верну. Ты же видел – у меня только что всё получилось. Расслабься. Только вы там побыстрее, а то будете жить втроём в одной голове.
— Отпустите! – Алексей кричит, но его держат крепко. В воздухе над головой появляется маска, которая накрывает его лицо.
***
Он приходит в себя в туннеле, поднимается с грязного пола и зовёт Юру.
— Да тут я, – раздаётся голос из–за правой стены.
Алексей бежит к свету, перебирается в соседний туннель и находит певца, который с трудом тащит хрупкую девушку. Годы пьянства не пошли Юре на пользу, даже эти 50 килограмм для него сложная задача, хотя бить гитары о сцену ему всегда было легко.
— Отойди, – Алексей толкает его плечом и подхватывает девушку, – за ноги бери. Понесли, да быстрее давай!
Они бегут вперёд, спотыкаясь на ровном полу, Юра ноет и просит остановиться, но Алексей только ускоряет темп. Около края певец падает на колени, и дальше Алексей тянет тело в одиночестве. Он закрывает глаза, становится на колени и начинает толкать девушку перед собой, пока она вдруг не срывается вниз.
— Пошёл назад, – он возвращается, поднимает Юру на ноги и толкает обратно, – да иди же ты!
Юра ловит ртом воздух, делает несколько шагов, и Алексей бросается к своему туннелю.
***
— Ну, ты кто? – над ним нависает Николай, который смотрит скорее с любопытством, чем с беспокойством.
— Алексей, я Алексей.
— Так, нормально, а ты? – он подходит к девушке.
— А я Юра, – говорит она.
— Тоже хорошо. Бабу эту донесли?
— Донесли.
— Ну вот и отлично! – Николай начинает отцеплять от них провода. – Теперь мои обещания выполнены, мы уезжаем.
Мужики суетятся, помогая ему. Алексей с Юрой встают и в задумчивости смотрят на бывшее тело певца, которое продолжает дышать.
— Подожди, а почему он живой? – Алексей тянет к себе Николая, показывая пальцем на кровать. – В нём же никого не осталось.
— Ну да, не осталось. Он просто никогда больше не придёт в себя, вот и всё. Это оболочка, не переживайте, не очнётся.
— А можно как–то что–нибудь с ним сделать? – Алексей спрашивает, не зная, как точно сформулировать мысль об убийстве этого тела. Тело им не нужно, звезда не должна несколько лет гаснуть в реанимации, звёзды обязаны взрываться.
— Нееееее, дальше сами! – отказывается Николай. – Я даже знать не желаю, что вы хотите с этим телом сотворить! Понятно? Поэтому я ухожу, а вы разбирайтесь без меня. Нас здесь никогда не было, мы ничего не знаем. И не хотим знать!
Они хватают свой аппарат и уходят, через пару минут микроавтобус медленно отъезжает от дома.
— У тебя есть таблетки? – Алексей смотрит на нового симпатичного Юру в мини–юбке, колготках и развратной маечке.
— Какие ещё таблетки? – не понимает тот.
— Такие, чтобы он завтра не проснулся, – кивает Алексей на тело.
— Ты хочешь его убить? Меня?!
— А ты что собираешься делать? Сдать его в больницу? Мы на этом ничего не заработаем! Нужно, чтобы он умер. От передозировки! У тебя есть таблетки? Ты же вечно жрал какую–то гадость! Где она у тебя?
— Я не хочу этого делать! – Юра отступает и начинает плакать. – Так нельзя!
— Да приди ты в себя! – Алексей залепляет девушке пощёчину. – Что за потоп? Если мы сейчас этого не сделаем, то уже больше никогда не сделаем! Неси таблетки и бутылку своего пойла захвати!
Он выталкивает рыдающего Юру из комнаты, а сам ходит по ней из угла в угол, не давая утихнуть гневу. Остался всего шаг, всего один, его нужно сделать! Это уже не человек, это оболочка, здесь некого жалеть. Хрен с ней, с этой бабой, её уже не вернуть! Не садитесь в машину к незнакомцу, не берите у него конфет, иначе вы сами виноваты во всём, что с вами случится! Сами! Сами! Не будьте наивными, мир – место для естественного отбора, вас сожрут, если вы расслабитесь! И не смейте никого обвинять, вас учили в школе, что человек – животное, а животные должны…
— Вот, держи, – Юра вошёл незаметно и держит в одной руке бутылку и несколько пузырьков с таблетками, а второй размазывает слёзы.
— Что это? Оно сработает?
— Да. Только я не хочу этого видеть! – он рыдает и пытается выйти из комнаты.
— А ну стоять! – Алексей хватает Юру за край платья, не отпуская. – Куда ты собрался? Рот ему держи, я один не справлюсь!
— Я не хочу, – слабо отбивается Юра, всё его лицо измазано грязными потёками туши, – я не хочу!
— Я тоже не хочу, Юра, но надо, – Алексей толкает его к кровати, а сам наклоняется к валяющейся на полу сумочке девушки, роется там, достаёт паспорт и читает, – теперь ты у меня Юля Федотова, 18 лет. Завтра с утра, Юля, тебе придётся вызвать полицию и рассказать им историю смерти рок–звезды. Но сначала сама смерть.
***
Они уже третью неделю живут в гостинице, в разных номерах, на разных этажах. Алексей суетится, организуя концерты и акции в память о безвременно ушедшем Юре, машина начала свою работу. Страна неожиданно вспомнила такого замечательного певца, его снова крутят по радио и снимают документалки о его жизни. Дальше будет больше, Алексей уже чувствует, как деньги собираются вернуться в его руки, обещая новую квартиру, рестораны, машины и всеобщую любовь. Да, за деньги покупается всё, даже мнение доморощенных философов, которые никогда не продаются.
Юля за две недели дала миллион интервью, она сейчас популярнее всех новостей вместе взятых. Да, по телевизору она выглядит наивной дурочкой, которая соблазнилась на секс с вышедшей в тираж знаменитостью, но именно таких персонажей и любит зритель. Тупых наивных дур, которые даже не осознают, какого именно рода известность им досталась. Потому что все хотят видеть кого–то глупее себя, это поднимает самооценку и позволяет не сравнивать себя с кем–то действительно достойным. Ты ведь уже лучше всех вот этих, ну куда тебе ещё выше?
Сейчас самое время попытаться раскрутить Юлю и дальше. Хвала Интернету, собравшему идиотов, которые с удовольствием подпишутся на любую чушь, если она на слуху. Юля станет звездой, Алексей уверен в этом, он уже несколько раз намекал Юре, что ему стоит попробовать сочинять новые песни. И тот обещает попробовать, но чуть позже. Сейчас он наслаждается славой, ему снова приятно ходить по улицам, где его узнают и просят фотку со знаменитостью.
«Зайди ко мне». С телефона Юли приходит сообщение, и Алексей, удивившись, идёт к ней в номер.
— Что–то случилось? – спрашивает он, когда Юля открывает дверь.
— Я сочинил песню, – говорит она с улыбкой, – я могу сочинять!
— Это круто, – Алексей действительно рад, – только ты девочка, ты сочинила. Не говори как мужик. Ты иногда в интервью такое же выдаёшь. Ну это ладно. Споёшь?
— Да, заходи, – Юля машет рукой, идёт внутрь, поднимает стоящую на полу гитару и перебрасывает через голову ремень, – готов?
Она начинает петь, и Алексей слушает, не понимая, что происходит. Это совсем не та песня, которую он ожидал, совсем не та. Видимо, его разочарование отражается на лице, Юля останавливается и непонимающе смотрит на него.
— Что–то не так с песней? – интересуется она.
— Юра, это точно ты? – впервые Алексей задумывается, а не обманул ли его Коля.
— Точно я, сто процентов!
— Тогда что это за песня такая? Ты никогда таких не писал!
— А что, ты думаешь, что девушка в восемнадцать лет должна петь песни пятидесятилетнего мужика? Мои прежние тексты были хороши, но они же совершенно не женские. Лёша, ты подумай сам. Мне нужна другая аудитория, я не собираюсь петь для тех же самых старпёров. Разве это не логично?
— Наверное, логично, – Алексей садится на диван и подпирает голову руками, – это очень даже логично. Но я всё равно ни хрена не понимаю.
***
Алексей недоволен, очень сильно недоволен. Он уже полчаса бродит перед будкой охранника, который с подозрением следит за буйным посетителем. Вокруг дома тянется забор высотой метра в четыре, так что попасть внутрь можно только через охранника.
— Ну скоро там? – спрашивает он в очередной раз.
— Я вам уже сказал, о вас доложено, но пока ничего не ответили, – охранник говорит вежливо, но на всякий случай держится за ручку висящей на поясе дубинки, – вы сядьте пока в свою машину, я вас позову.
— Да вашу мать, сколько можно? – Алексей отходит и продолжает бесцельно шагать вдоль забора.
Дом у Федотовой Юлии хороший, гораздо лучше, чем был у Юры. Но ей положено, она звезда. Год назад, когда она открыла в себе талант поп–певицы, Алексей пытался помочь ей, но слишком быстро стало ясно, что Юля и сама не промах. Она не отказывала себе ни в чём, а иногда это всё–таки отвратительное качество. Она сама нашла себе продюсеров, переспала с кем надо, а потом и с кем не надо, обеспечивая себе ещё и скандальную славу. Озабоченная стерва!
Её песни за несколько месяцев взлетели на вершины хит–парадов, самые тупые песни на всём свете, про бесконечную любовь, потерянный рай и сладкие поцелуи. Протест и мрачные клипы больше не интересуют Юлю, теперь она любит шикарные платья, драгоценности и полуголых накачанных мужчин. В своих интервью она всё та же наивная дура, вот только теперь она ещё и зазнавшаяся дура, это удваивает ненависть и число подписчиков.
Алексей оказался больше не нужен своему другу, который стал женщиной, но в подругу не превратился. А ведь именно он сделал всё, чтобы вернуть Юре славу. Жизнь, грёбаная жизнь всегда несправедлива, раздавая подарки не тем, кто их заслужил. Алексей сам не знает, зачем он приехал сегодня сюда и стал требовать у охраны встречи с Юлей, это какой–то бессмысленный шаг, но что остаётся делать? Он уже много раз пытался встретиться с ней, чтобы напомнить о том, кто именно сделал Юру звездой когда–то давно–давно и дал новую жизнь сейчас.
Из дверей выходит молодой спортивный парень лет двадцати пяти и направляется в сторону Алексея.
— Она не хочет тебя видеть, – говорит он, остановившись посреди дорожки, – ни сейчас, ни потом. Но ты же и сам в курсе.
— Подождите, – Алексей не хочет отступать так просто, – а вы ей сказали, кто я? Она меня знает!
— Знает, знает, – усмехается парень, – но видеть всё равно не хочет. Так что не приходи больше. И не звони на этот номер!
— На какой ещё номер? – удивляется Алексей и вдруг застывает. – Коля? Это ты?
Парень смеётся, не отвечает ничего и идёт обратно к дому. Алексей на заплетающихся ногах добирается до машины, садится в кресло и долго сидит, глядя в пустоту перед собой. Наконец он берётся за руль и несколько раз ударяется об него лбом. В голове звучат всё те же вопросы, которые он задаёт себе последние несколько лет:
— Как? Как это всё произошло? И почему со мной?
Он поворачивает ключ, и радио включается вместе с двигателем.
— В сети твоей любви я попадаю вновь… – поёт оно голосом Юли Федотовой, заранее подсказывая рифму.
— Ну вот наконец ты и вырос, Юра, – Алексей истерично смеётся и изо всех сил сжимает руками руль, – и твоя музыка выросла вместе с тобой!