Убийца императора

Эпилог

Год 764 со дня основания Морнийской империи,

7 день рагелиного онбира месяца Большого урожая.

Глаза рябило от обилия знамён и ярких малиновых туник. Конные пехотинцы и всадники заполнили весь имперский тракт, оставив для проезда лишь узкую полосу слева, на одну телегу. Люди были воодушевлены, травили байки, смеялись и строй держали нестрого. Периодически кто-то отделялся от своих и уезжал вдоль колонны, смешивая ряды. И всё бы ничего, если бы у Талиана за спиной не сидела сестра.

– Слушай, может пересядешь по-женски? – в очередной раз попросил он. – Я волнуюсь.

– Ну что ты привязался? Я не хочу! И я надела под тунику пять юбок из тончайшего зенифского батиста. Мне нигде не трёт.

– Маджайра… – Талиан вздохнул. – Нам ехать целый день. Армия останавливаться и ждать, пока ты как следует отдохнёшь и сменишь платье не будет. И… это вредно для женского здоровья. Ты знаешь?

– Зануда!

Вот что на это можно было ответить?

Только признать её правоту.

– Всё равно тебя не отпущу, – Маджайра прильнула к нему, оплетая грудь руками, и украдкой прижалась губами к плечу. – Это не честно! Мы только встретились, а я уже должна тебя отпустить… Видит Адризель, как я этого не хочу!

Талиан закусил изнутри щёку, надеясь, что тот похабный гогот, раздавшийся в компашке слева, с ними никак не связан, и в то же время безнадёжно краснея. Прощаться всегда было тяжело. Может, он и ошибся, разрешив Маджайре проводить войско. Сидела бы сейчас, как Эвелина, во дворце, корпела бы над вышивкой…

Накрыв руку сестры своей, Талиан несильно её сжал. Кто бы что ни говорил, а ему не хотелось ни одёргивать её, ни просить соблюдать приличия, ни ссаживать с лошади. Они прощались надолго – и он не мог поручиться, что встретятся когда-нибудь снова.

Нет, об этом лучше было не думать. Не сейчас, когда от подобных мыслей ком слишком быстро подкатывал к горлу.

– Твоя задача важна не меньше моей. Если ты не сможешь с выгодой распродать невольников из гарема и выручить за это приличные деньги, воевать мне быстро станет не на что. Не будет золота – не будет и солдат. И… да что я рассказываю? Ты знаешь всё сама.

– Да нет, почему? Рассказывай. – Маджайра улыбнулась, и её дыхание пощекотало затылок. – Мне нравится тебя слушать. Вот даже вопрос созрел. Что за невольницу ты решил взять с собой? По дворцу ходят разные слухи. Мне любопытно.

Талиан страдальчески закатил глаза. Невольница? Ха! Это был Фариан, переодетый в женские тряпки. Раб всё-таки упросил взять себя с собой. На пользу или на беду – кто знает?

Но Талиан так и не смог убить его тогда.

Он замер, поражённый, стоя перед портретом, и накрыл рот ладонью, чтобы не закричать. По щекам в два ручья хлынули горячие слёзы.

Отец, которого он так сильно любил…

Отец, которого считал убитым…

Его отец был жив и смотрел на него с портрета, а в голове отзвуком мыслей звучали слова: «Он ненавидел вас», «Вы были ему, как кость – поперёк горла», «Он специально отослал вас в Сергас, чтобы уже никогда не увидеть».

В такой момент самое время было сбежать и спрятаться. Умный раб так бы и поступил. А Фариан…

Он подошёл и обнял.

Обнял, несмотря на уткнувшееся в бок остриё меча, и шепнул на ухо:

– Наш отец не простит тебе мою смерть. Я единственный среди его детей, которого он любил. Маджайра до сих пор на него в обиде за это, хоть и ни за что не признается. Да и вы… решите, что я обокрал вас, лишил отцовской любви, но… всё-таки я его первенец.

– Он… – Язык еле шевелился во рту. – Он же тебя оскопил!

– Его вынудили. – Фариан горько усмехнулся. – Согласитесь, когда император проявляет интерес к сыну невольницы больше, чем к законным наследникам, это будит в придворных беспокойство.

– Это… это неправда! – Талиан оттолкнул его от себя. – Это просто не может… нет… никогда!

Остриё меча упёрлось рабу в ярёмную впадину. Одно движение – и кровь из вспоротого горла залила бы всё вокруг.

– Взгляните на меня. Все доказательства написаны у меня на лице.

Талиан долго, непозволительно долго, всматривался в лицо Фариана, как в зеркало: в глубокие и умные глаза; в упрямо поджатые губы и вскинутый подбородок; в сдвинутые к переносице брови и выдававшие волнение капли пота на висках, – а затем протяжно выдохнул.

– На колени и клянись.

– Я не верю в ваших богов.

– Адризелю всё равно, веришь ты в него или нет. Он найдёт тебя где угодно и покарает за нарушенную клятву.

– Хорошо. – Раб опустился перед ним на колени и прижал кулак к груди. – Император Талиан Шакрисар, сын Гардалара Фориана Язмарина из рода Морнгейлов, прими мою клятву! Любить тебя как брата и уважать как своего господина – клянусь! Делать всё ради твоей защиты и найти того, кто стоял за покушением – клянусь! Следовать за тобой тенью, быть твоими глазами и ушами – клянусь!

– И никогда больше не врать, – подсказал ему Талиан.

– Говорить одну лишь правду или молчать – клянусь! Именем Величайших, венценосного Адризеля и жён его Суйры и Рагелии, принимаешь ли ты мою клятву?

«Да», – произнёс тогда Талиан и коснулся пальцами рабского ошейника, надеясь, что не пожалеет о сделанном выборе. Буквы на золотом ободе вспыхнули малиновыми линиями, сложились в слова – и погасли.

Клятва была услышана и принята Величайшими.