Вторичное погружение

Вторичное погружение

Голографический экран начал медленно гаснуть, сообщая читающему электронную книгу, что по его личному расписанию пришло время готовиться ко сну. Сергей Геннадьевич Калимов, главный эксперт галактического агентства по энергобезопасности, зевнул и с улыбкой посмотрел на заправленную кибером кровать. В кои-то веки вырванный из бешеной карусели симпозиумов, конференций, заседаний, изредка разбавляемой лекциями в университетах Сергей Геннадьевич был несказанно счастлив предложению консультировать проект нового энергоцентра на другом конце вселенной.

В корабле, скользящем в гиперпространстве он ощущал себя не просто отпускником. Абсолютная невозможность связи с внешним миром с первых минут оказала на пожилого учёного благотворное воздействие, обеспечив неведомое ранее чувство защищенности от любых тревог и волнений. Немудрено, что вечно экономящий на сне и считавшим такое разбазаривание временного ресурса настоящим преступлением, теперь в корне изменил взгляд на ценность ночного отдыха. Вымотанный десятилетиями практически круглосуточных бдений профессор теперь ежевечерне погружался в простенькие детективы, с невероятной радостью ощущая, что можно не гробить драгоценные часы чтением работ коллег, написанием рецензий и планированием очередных исследований своих учеников. Банальные истории, заурядные сюжеты и не слишком сложные герои — всё это незаметно, но надёжно вытягивало Сергея Геннадьевича из мира многомерных формул и нерешаемых задач. Когда же он вспомнил прелесть нахождения в мягчайшей постели, то уже не мог дождаться наступления отбоя, чтобы как можно скорее вернуться в забытый с детства мир Морфея…

Но в этот раз дойти до кровати ему было не суждено. Пол под ногами неожиданно вздрогнул, а через секунду под потолком вспыхнул алый огонь тревоги. Несколько удивлённый данным фактом, Сергей Геннадьевич вернулся в кресло и, в полном соответствии с инструкцией по безопасности, начал ожидать сообщений экипажа.

Минуты бежали, лампа тревоги по прежнему окрашивала помещение в багровые тона, а в голове физика роились гипотезы возможных происшествий. “С гипердвигателем ничего произойти не могло. Там ломаться попросту нечему. Террористы или пираты? В принципе, они могли пробраться на корабль при погрузке. Но сомнительно, что преступники решили позариться на столь неказистую добычу. Корабль грузовой и выполняет хоть и долгий, но заурядный рейс. Трюм набит банальными комплектами энергоустановок для планетарных колоний, которые никому не продашь. Захват заложников? Хм… На борту всего полсотни пассажиров — это простые техники и инженеры. Плюс два десятка членов экипажа. Негусто…” Сергей Геннадьевич рассеянно смотрел на полыхающий сигнал тревоги и продолжал мысленно рассуждать, хотя ничего путного из его логических построений не выходило.

Когда беспокойство пожилого учёного начало приближаться к точке кипения, сигнал тревоги внезапно погас, но в ту же секунду в каюту ворвался переполненный напряжением голос капитана:
— Сергей Геннадьевич, пожалуйста поднимитесь в рубку!
— Хорошо, сейчас, — пробормотал в ответ учёный и прямо в пижаме направился в коридор.
Вызвав лифт, он с волнением сообщил киберу:
— В рубку.
Капсула перемещения, по старинке называемая лифтом, стремительно рванула через многокилометровые недра галактического транспортника. Стоя в несущейся кабине, Сергей Геннадьевич был защищен искусственным гравитационным полем и не ощущал никакого дискомфорта. А вот мешанина мыслей ученого уже давно преодолела уровень мощности центрифуги и вовсю приближалась к торнадо. Наконец, движение капсулы прекратилось, и у распахнутых створок его тут же встретил сам капитан. Вид опытного звёздного волка в какие-то доли мгновения выбил из профессора Калимова последние остатки надежды. Нет, бравый служака не был растерян и уже тем более не трясся от страха. Но на рубленном лице пролегли такие тени обречённости, что Калимову стало жутко. Заплетающийся язык с трудом вытолкнул слова:
— Что произошло?
— Давайте пройдём ко мне. Я сейчас всё объясню.
Они оказались в небольшом конференц-зале, где уже находилось пятеро старших офицеров корабля. Капитан указал профессору на свободное кресло, сам молча уселся во главе стола. С каменным выражением лица он объявил подчинённым:
— Разрешите представить нашего пассажира — Сергей Геннадьевич Калимов, главный эксперт галактического агентства по энергобезопасности.
Затем капитан представил гостю офицеров. Это были: первый помощник, штурман, старший механик, второй механик и офицер безопасности.

Профессор спохватился, что одет совсем не для официальных приёмов и густо покраснел. Но деваться было некуда, и он чинно раскланялся и вопросительно посмотрел на командира корабля. Тот всё тем же бесцветным голосом обратился к приглашённому:
— Профессор, на корабле произошло чрезвычайное происшествие. В дозаторе антивещества произошёл взрыв. В результате чего мы потеряли управление маршевым двигателем.
— Как это могло произойти?! — Калимов не верил своим ушам, — Это теракт? Ведь само по себе…
— Судя по характеру разрушений, произошло скачкообразное изменение состояния антивещества, — едва слышно произнёс второй механик.
— Что? — Сергей Геннадьевич поражённо воззрился на офицера, — Вы знаете, какова вероятность этого события? Она ничтожна!
— Но не нулевая, — вставил старший механик.
— Да, совершенно верно. Она не нулевая. Но столь мала, что устанешь считать нули в отрицательной степени! — ворчливо заметил старик.
— Я согласен с профессором. Вероятность этого весьма невелика. Поломок такого рода ещё не случалось ни на одном корабле за всю историю звездоплавания. Поэтому вы, Сергей Геннадьевич, должны немедленно приступить к выяснению причин аварии и устранению оной, — жёстко распорядился капитан.
— Что? — Калимов не верил своим ушам.
— Я имею право отдавать приказы даже пассажирам корабля. Тем более в чрезвычайной ситуации. Все корабельные техники и гражданские инженеры к вашим услугам. Или вас что-то не устраивает?
— Погодите! Я вовсе не то имел ввиду! — запричитал перепуганный учёный, — Вы же не хуже меня знаете, как производятся силовые установки кораблей. Это вам не конвейер прошлого тысячелетия! Каждый агрегат уникален. Их неповторимость не позволяет производить замену любых узлов и компонент. А уж о камерах антивещества и говорить нечего.
— Но у нас в трюме навалом комплектов для всевозможных энергоустановок! Есть несколько законсервированных сервисных станций, на которых можно осуществлять все виды ремонта кораблей. Сотни киберов-ремонтников! Есть даже два комплекта космодромов, — отчаянно сдерживая страх, оттарабанил первый помощник.
— Рад это слышать. Только нам они бесполезны. Поймите, что даже если мы полностью соберём новую силовую установку и сможем установить её на корабле, то выйти из подпространства не получится! Это напрямую связано с физикой сгенерированного ранее гиперперехода. Вы понимаете? — профессор видел по лицам, что всё это и так известно присутствующим.
— Всё это мы понимаем. Но и вы поймите: через восемьдесят два часа мы должны выйти из гиперпространства. В противном случае, мы окажемся за пределами исследованной вселенной.
— Капитан, — профессор изо всех сил старался отгородиться от бушевавших эмоций, — У нас на такой случай должны быть криокамеры для всех пассажиров и членов экипажа. Рано или поздно нас хватятся и отследят по вектору. Конечно, это так себе перспектива, но это хоть что-то.
Калимов оглядел помрачневшие лица офицеров и понял, что какой-то важный момент ему ещё неизвестен. Ясность тут же внёс штурман:
— Дело в том, что при взрыве сместился вектор движения. Теперь, даже если на Земле узнают о нашей проблеме, то никогда нас не найдут.

Сергей Геннадьевич сидел как громом поражённый. Колоссальная махина грузового звездолёта теперь виделась ему уродливым гробом на семь десятков трупов. Ещё живых, и даже хорошо законсервированных. Но без надежды вернуться к жизни.
— Сергей Геннадьевич, вы меня слышите? — оказалось, что капитан уже не первый раз обращается к впавшему в транс учёному.
— Да… Простите…
— Ещё раз повторяю. Как капитан, я… — он горько охнул и поправился, — Нет. Сергей Геннадьевич, как человек и отец, прошу вас постараться хоть что-то сделать. На борту, кроме экипажа, полсотни пассажиров. Это сплошь молодые ребята и девчонки. Им ведь жить надо…

***

Сергей Геннадьевич долго не мог прийти в себя. Для кабинетного учёного сама мысль о нахождении на грани смерти была пугающа, осознание же безысходности загнало разум в непроглядную пропасть отчаяния. Он заперся в каюте и не выходил двое суток, лошадиными дозами глотая успокоительное и рыдая под одеялом. Его никто не беспокоил. Капитан отлично понимал творившимся с профессором. Нервы многоопытного космического бродяги были под стать титановой броне звездолёта, и он хладнокровно наблюдал через скрытые камеры системы безопасности за терзаниями старика.

На третий день Калимов наконец смирился с ситуацией. И покой души моментально пробудил почти убитую ужасом мощь разума. Профессор неторопливо умылся, заказал киберу завтрак и нажал кнопку интеркома. Капитан отозвался моментально:
— Доброе утро, профессор!
— Здравствуйте, капитан. Прошу меня простить за временное отсутствие. Не мог… — Калимов сглотнул комок в горле и мужественно продолжил: — справиться с эмоциями.
— Я вас понимаю. Не надо так беспокоиться…
— Надо! — жёстко отрубил старик, — Я позволил себе слабость, хотя отлично понимал, что я — ваша последняя надежда. Ещё раз приношу свои извинения! А теперь к делу. У меня есть кое-какие мысли и через полчаса я готов ими поделиться.
— Добро! Жду вас на мостике.

Спустя тридцать минут Сергей Геннадьевич вышел из капсулы перемещения. Как и в прошлый раз капитан решил встретить его лично. Но сейчас учёный явился при полном параде: классический английский костюм сиял респектабельностью, а платиновое пенсне придавало изрядный налёт аристократизма. Но куда больше поразил капитана взгляд профессора — жёсткий, неумолимый взгляд воина, готового к последнему бою.

Они вновь расположились в уютном конференц-зале, только в этот раз командир корабля решил вести разговор наедине.
— Сергей Геннадьевич, пожалуйста излагайте.
Калимов сцепил узловатые пальцы и каменно-спокойным голосом поведал:
— Всё, что я говорил на прошлой нашей встрече было и остается истиной. Увы, сейчас никакого решения у меня нет. Но есть предложение.
— Слушаю.
— Пассажиры и весь экипаж немедленно ложатся в криокамеры. Перед этим вы предоставляете мне всю документацию на имеющееся оборудование и даёте право полностью располагать вычислительными ресурсами корабля. С их помощью я постараюсь углубиться в решение малоисследованных проблем физики многомерного пространства. Если у меня что-то получится, я немедленно вас разбужу, и мы попытаемся спастись.
— Я рад, что вы мыслите конструктивно в такой сложной ситуации. Но не имею права оставить корабль на вас. Увы, профессор, вы не член экипажа.
— Вы что, хотите кого-то заставить бессмысленно тратить годы, пока я буду корпеть над книгами? Вам не кажется это жестоким?
— Кажется. Но я капитан. И я останусь с вами.
— Бросьте! Подумайте трезво. Мне скоро восемьдесят. Вам уже пошёл шестой десяток. На корабле я протяну ещё лет тридцать. Максимум. Если я и найду решение, то вряд ли на это уйдёт меньше десятка лет. Вы тоже состаритесь. Я не знаю, где и как мы выйдем из гипера, но не думаю, что пассажирам и экипажу будет легко выживать без полного сил капитана. К тому же утром я внимательно прочитал устав космофлота, согласно которому вы можете меня зачислить в экипаж. Ну, так как?
Но капитан лишь покачал головой.
— Ваше предложение здравое. Но я его отклоняю.
— Хорошо. Внесите более разумное!
— С вами на корабле посменно будет находится один из членов экипажа. Каждый будет сопровождать вас не более года. Затем он разбудит следующего, а сам ляжет в анабиоз.
— Согласен.

***

Голос доносился откуда-то издалека и звучал едва слышно, словно из заваленного ватой колодца. Реагировать на него не хотелось. Но он становился всё настойчивее, и от этого мир начал искажаться, расплываться… Наконец сон отступил. Капитан с превеликим усилием открыл глаза и медленно сфокусировал взгляд на склонившемся над ним первым помощником.
— Разве моя очередь после тебя? — капитан попытался подняться, но ему не позволили.
— Пожалуйста, не двигайтесь. Процедура разморозки ещё полностью не завершена , — первый помощник не отрывал взгляда от монитора, где стремительно росли цифры показателей жизнедеятельности, — Очерёдности больше нет. Экипаж выходит из анабиоза в полном составе. Потом будем будить и пассажиров.
— Ого! Значит, профессор что-то придумал?
— Так точно!

Спустя сорок минут капитан увидел профессора. Калимов был невероятно дряхл. Он с трудом передвигался с помощью инвалидного кресла, собранного из деталей кибер-погрузчика. Редкие седые пряди беспорядочно облепляли морщинистый череп. Высохшие в кость руки больше походили на мумифицированные конечности, чем на кисти живого человека. Утратившие цвет глаза, казалось, безразлично смотрели через толстенные линзы очков. Но жалость в взгляде капитана старик уловил моментально.
— Я вижу, моё состояние не слишком вас впечатлило? — в каркающем голосе явственно слышалась насмешка, — А чего вы хотели? Девятнадцать лет всё-таки!
Капитан хотел извиниться, но неожиданно запнулся. И Калимов продолжил:
— Как вы уже знаете, я кое-что тут придумал. С вами, естественно, поделюсь первым. А уж потом огласим решение всем обитателям этого ковчега.
— Да, профессор. Пожалуйста, простите. Я вас внимательно слушаю.
— К сожалению, много времени было потрачено впустую. Я несколько лет питал глупые надежды на преодоление теоретической невозможности выхода. Пока однажды не сообразил, что пора идти обходными путями. Я сделал несколько безумных предположений, расчётом которых загрузил кибер-мозг корабля. К счастью, один из вариантов оказался жизнеспособным. И над его воплощением я трудился до последнего времени. Сразу предупрежу: вариант необычный и весьма рискованный. Но ничего другого у меня нет.
— Я вас слушаю, — капитан был готов ко всему.
— Ваша решимость вселяет уверенность. Это хорошо, — пробормотал Сергей Геннадьевич. Он отъехал назад на пару метров и оглядел стоящего по струнке капитана, — Пожалуй, вам нужно присесть.
Командир послушно устроился в кресле, не переставая выжидательно смотреть на учёного. Калимов кивнул и продолжил:
— Под моим командованием киберы собрали новый аппарат ускорения. И он уже готов к запуску.
— Простите, я вас не понимаю… — нахмурился капитан, с ужасом понимая, что за годы заточения учёный мог запросто свихнуться.
— О, нет, дорогой капитан! Я не потерял рассудок. А вот у вас есть на это шанс. Потому успокойтесь и слушайте. Мы запускаем второй гипердвигатель, не пытаясь заглушить основной.
— Но… — у капитана глаза полезли на лоб.
— Да, везде написано, что в гиперпространстве нельзя нырнуть в ещё одно подпространство. Я сам неоднократно рецензировал такие научные работы. Да что там рецензировал… Разбивал в прах! Невозможность вторичного погружения была одним из столпов современной физики пространства… — старик горько вздохнул, — Это теперь я отчётливо вижу ошибочность таких измышлений.
— Погодите! Но что с нами будет в таком случае?!
— А вот это самое интересное. Увы, в родную вселенную мы не попадём. Но мы окажемся в одной из её реализаций. Думаю, там мы сможем найти себе место под солнцем, — Калимов грустно посмотрел на отвисшую челюсть командира корабля и добавил, — Пожалуй, сейчас самое время поделиться этим с остальными.

На последовавшем общем собрании капитан сдержанно обрисовал возможные перспективы. Излагая ситуацию максимально объективно, он старался говорить уверенным и полным спокойствия тоном. Что-что, а опасность паники в такой ситуации опытный командир понимал преотлично. И его старания принесли ожидаемые плоды. Экипаж и пассажиры мужественно приняли известие о предстоящей попытке прорыва в иную реальность. Конечно, не обошлось без женских слёз, но в обморок никто не падал и истерик не закатывал.

На мостик капитан с профессором поднимались в полнейшем молчании. Всё что нужно, было сказано. Всё что можно, сделано. Они разместились у командного пульта, переглянулись, и капитан нажал “Пуск”. Панель приборов моментально окрасилась феерией светоиндикации, но больше ничего не происходило. Подождав несколько минут, капитан обратился к профессору:
— Что дальше, Сергей Геннадьевич? Судя по приборам, мы выскочили из пузыря гипера и находимся в обычном космосе.
— Совершенно верно. Переход завершился. Запросите информацию об окружающем пространстве.
Но бывший на связи штурман сразу же огорошил:
— Вокруг нас пусто.
— Точнее! — нахмурившись, приказал капитан.
— При максимальном радиусе обнаружения нет никаких материальных объектов. Ни звёзд, ни галактик. Нет даже космической пыли. Датчики не могут зарегистрировать ни одну квазичастицу! Похоже… — голос штурмана дрогнул, — Мы находимся в абсолютном вакууме.
Капитан хмыкнул и обратился к учёному:
— Что вы на это скажите, профессор?
— Телеметрия перехода уже обсчитывается, — Калимов сверился с монитором, — Результаты будут, ориентировочно, через шестнадцать часов. Сейчас по бортовому времени два часа дня. Думаю, надо успокоить людей, перекусить и спокойно дождаться завтрашнего утра…

***

В ту ночь ни один обитатель корабля не сомкнул глаз. Пассажиры и члены экипажа строили догадки об их теперешнем местоположении и пытались предугадать ожидавшее их. Самым популярным предположением была мысль, что корабль покинул домен нашей вселенной и теперь дрейфует в бесконечности внешнего космоса. Вслед за этим горячие головы тут же решали, что нужно как можно быстрее опять лечь в анабиоз и ждать появления на пути новой вселенной. Более рассудительные  высказывали прозаические мнения о возможном выходе из строя навигационного оборудования. Капитан же был занят более прагматичным занятием — он изучал досье пассажиров. Не раз бывавший в сложных ситуация командир корабля хорошо понимал, сколь ценно знать, на что способен каждый из вверенных ему людей.

За этим занятием он и встретил утро. На дисплее переливчато заморгал сигнал, оповещая, что по бортовому времени суток сейчас шесть часов утра. Капитан потянулся и уже хотел позвать кибер-помощника, но голосовой вызов его опередил. Калимов, явно тоже не спавший всю ночь, хрипло сообщил:
— Капитан, доброе утро. Данные обработаны. Надо поговорить.

Через две минуты капитан был в каюте профессора. По лицу старика было понятно, что горы позитива ждать не приходится. Но и отчаянием от него не веяло.
— Мы провалились в субреальность. Точнее говоря, в мыслительный пласт одной из вариаций нашего мира. А ещё точнее, в сознание жителя этой реальности.

По отвисшей челюсти капитана Сергей Геннадьевич мигом сообразил, что для бравого служаки всё же есть пределы ожидаемых неприятностей. Но капитан довольно быстро справился с удивлением. Он нервно побарабанил пальцами по подлокотнику кресла и поинтересовался:
— Профессор, извините за грубость, а вы сами… в здравом уме?
— Да. Не беспокойтесь. Можете ознакомиться со свежей психограммой, снятой вашим медицинским кибером.
— Но ваше заявление, что мы в чьей-то голове…
— Мы не в голове. Не думайте, что мы просто уменьшились до субатомного уровня. Мы оказались в сознании! — и видя полнейшее недоумение собеседника профессор пояснил: — Капитан, помните шутку о том, что было раньше: курица или яйцо? Так вот, сознание и вселенная соотносятся точно также. Одно порождает другое. И наоборот.
— Погодите!
— Капитан! — старик оборвал офицера словно строгий учитель зарвавшегося школяра, — Сейчас не время, чтобы я вам излагал выкладки десятилетий работы. Все записи задокументированы. Потом можете читать сколько угодно!
— Э… и что теперь нам делать? — седовласый космический волк впервые ощутил ужас собственной беспомощности.
— Вселенные порождает не любое сознание. Тут нужен творец. И вот поскольку мы именно в таком сознании, то начнём изучать его мир.
— Каким образом?
— Подключившись к его информационному каналу.
— Но вокруг нас пустота!
— Ошибаетесь! Просто ваши датчики не настроены должным образом. Я уже напряг киберов формированием новой программной среды. Очень скоро мы узнаем, в чьих помыслах оказались.
— И что потом?
— Лучше всего оказаться в разуме художника, тогда можно видеть мир его глазами. У музыканта будет доступен только слух. У писателя и поэта — и то, и другое.
— Смотреть на чужой мир, вероятно, забавно. Но как быть дальше?
— Мы сможем не просто смотреть, а так же влиять! Мы закодируем послание в его творении. Если это художник, то любитель живописи, наслаждаясь его картиной, сможет подсознательно принять сигнал. Если музыкант, то сложнее. Но успех и тут не за горами. А писатель вообще идеальный вариант — он напишет об этом прямым текстом. Дальше нам останется только наладить диалог с тамошними обитателями.
— А если они технически неразвиты?
— Творчество — прерогатива разумных существ. А разум неотделим от развития. К тому же, в этой вселенной мы не принадлежим к материальным объектам, а потому можем мигрировать из одного сознания в другое. Время нас не должно волновать. Криокамеры работают отлично.
— Да… — пробормотал капитан, — А когда мы получим возможность подключиться к каналу?
— О! Не беспокойтесь! Пара-тройка дней.

***

На исходе третьих суток Калимов вызвал капитана:
— Могу вас обрадовать. Мы в сознании художника.
— Превосходно! Можно посмотреть на его мир?
— Пока нет. Двадцать минут назад получили устойчивый видеоканал, но там ничего нет.
— Причины?
— Вероятнее всего, человек спит.
— Хорошо. Как будет изображение, сразу сообщите!

Но прошло несколько часов, а экран по-прежнему оставался непроглядно-чёрным. Сергей Геннадьевич нервно вглядывался в громадный монитор, пытаясь найти хоть какую-то зацепку в циклопических уравнениях. Капитан же сидел в каюте и с медитативным упорством созерцал распахнутый бар. Душевные силы были на исходе, и он решил хоть немного расслабиться. Наконец выбор был сделан, и в стакан полился густой янтарный коньяк…

Пробуждение в этот раз было куда тяжелее давешнего выхода из анабиоза. И хуже всего было то, что при этом присутствовал профессор. Превозмогая головную боль, капитан пробормотал:
— Сергей Геннадьевич, что вы делаете в моей каюте?
— Пришёл с вами поговорить. Но увидел ваши винные сокровища и не удержался. О, пожалуйста, не беспокойтесь! Я лишь пригубил ликёрчика. В моём возрасте не до ваших подвигов, — и Калимов укоризненно покосился на пустую коньячную бутыль.
— О чём вы хотели поговорить?
— Создалась довольно странная ситуация. Как я уже ранее говорил, мы в сознании художника. При этом визуальный канал пуст.
— Помню, — прохрипел капитан.
— Скорее всего, при настройке соединения всплыли какие-то неучтённые факторы. Потому что телеметрия пси-волн ясно показывает, что приютивший нас разум творчески активен.
Капитан с трудом перевел тело в сидячее положение и собрался с мыслями.
— И что вы предлагаете?
— Инициировать переход напрямую в его творение. Я уже просчитал этот вариант.
— Каковы его перспективы?
— Как только рисунок увидит первый зритель, мы сразу же ощутим действительность.
— Действительность?
— Да! Реальность творения. Мы станем его частью…

***

Второй переход совершился так же безболезненно как и первый. Но как и первый, он не принёс результатов. Напрасно Калимов убеждал всех, что картину обязательно кто-то должен увидеть, что надо немного подождать. Поначалу пребывавшие в растерянности пассажиры и члены экипажа теперь с каждым днём высказывали всё больше недовольства как решениями капитана, так и безрассудностью учёного.
Перепуганный таким положением дел профессор заперся в каюте и сутками вглядывался в многостраничные формулы в поисках ошибки. Видя творящееся на корабле, и без того неразговорчивый капитан теперь ходил чернее тучи. Наконец терпение лопнуло, и в один прекрасный день он обратился ко всем обитателям корабля:
— Товарищи по несчастью! Я, ваш капитан, приношу самые глубокие извинения за всё случившееся. Трагическая случайность привела к тому, что мы оказались вечными пленниками нашего корабля. К сожалению, все попытки спастись провалились. Поэтому завтра утром начинаем общее погружение в анабиоз. Возможно кто-то когда-нибудь найдёт нас…

***

Подготовка к вечному погружению в анабиоз была затяжной. Услышав слова капитана, каждый словно ощутил шуршание мела судьбы, подводившего черту существования. Враз пропала суета, недовольное ворчание и выкрики возмущения. Пропала горячность, растворились переживания. Постепенно перед неизбежным растаял даже страх…

Первый помощник капитана с тоской оглядел свою каюту. Такое родное и любимое место пребывания… Не второй дом, а самый настоящий первый. Хотя никакого особого уюта не было — обычная комплектация офицерской каюты. Пожалуй, только дополнительно смонтированный дублирующий пульт не вписывался в стандартный интерьер. Повинуясь какому-то неясному чувству, первый помощник подошёл и в последний раз щёлкнул тумблером. Экран тут же отобразил, согласно последним настройкам, трансляцию с внешних корабельных камер. Чернота дисплея казалось проникла в душу человека. На глазах навернулись предательские слёзы. Дрожащая рука потянулась, чтобы выключить уже ненужный пульт, когда глаза офицера округлились от удивления. Он тут же включил интерком и, позабыв о субординации, истошно завопил:
— Внешние камеры! Все смотрите! Вы это видите?!

Перепуганные криком старшего офицера обитатели корабля кинулись к экранам. У всех без исключения вырвался возглас удивления. Даже каменноликий капитан, словно мальчишка, закричал:
— Мы на планете? На Земле? Почему? Наш корабль не приспособлен для посадки на поверхность!
— Теперь приспособлен, — загадочно улыбаясь, прокашлял профессор.

Все семьдесят обречённых гурьбой высыпали на поверхность. От переполнявших чувств у многих началась истерика. Кто покрепче, просто поражённо вертели головами и радостно кричали друг другу:
— Воздух! Воздух-то какой здесь!
— Мать честная! Как дома!
— Ты только глянь! Тут бамбуковые заросли!
— Ой, ручеёк!
— А это… Это ещё что? — оглушающий бас заставил всех обернуться.

Капитан поражённо указывал в небо, где величаво парил дракон…

***

Солнце пробивалось через тонкие невесомые занавески, наполняя комнату теплом наступающего утра. Молодой человек открыл глаза и обнаружил, что возлюбленная давно не спит. По её едва заметной улыбке он моментально понял всё.
— Ты видела?
— Конечно! Любопытно было, почему ты в первую ночь вдруг погасил свет. Никогда не думала, что среди якудза бывают стеснительные люди.
— Да. Я член банды. Но мне впервые за это неловко. Неловко перед тобой.
Парень смутился и зарылся лицом в подушку. Но девушка нежно запустила пальчики в чёрную, как смоль, шевелюру и прошептала в самое ухо:
— Можно, я рассмотрю её получше?
— Да.
Она стянула одеяло и внимательно уставилась на картину, занимавшую всю верхнюю часть спины.
— Великолепная работа! Я в этом разбираюсь.
— Ещё бы! Это старый Онзу дедал.
— Слепой тату-мастер?
— Он.
— Я думала, что это всего-лишь легенда.
— Нет. У него удивительные руки. Недаром, даже потеряв зрение, он создаёт великие картины. Кстати, до тебя её ещё никто не видел. Ты первая!
— Спасибо! Но я думала, что такие мастера работают исключительно по классическим сюжетам.
— Конечно. А что, выходящий из зарослей тигр или летящий дракон — это не канонично?
— Я про космический корабль.
— Что? — вскричал парень, бросаясь к зеркалу, — Это ещё что? Вот старый хрыч! Удружил!
И молодой человек разразился проклятиями, но глянув на часы, быстро переменил тему:
— Чёрт! Опаздываю! Тебя до клуба подбросить?
— Нет, — девушка на мгновение задумалась, — Подвези меня… до библиотеки.
— Куда? — молодой преступник ошалело уставился на свою пассию.
— Давно хотела вернуться в университет. И вот сейчас решила!