Вязь времен-1. Игра воображения

9. Ничего не вижу, ничего не слышу

После замечания Лешки о «заварушке», зреющей, якобы, в Рейхштадте, я взглянула на придворную жизнь другими глазами. В ней, по здравом размышлении, и впрямь творилось нечто странное.

Во дворец прибывали чьи-то солдаты, некоторые из придворных тратили подозрительно много времени на совещания в уединенных уголках, а их улыбки при моем появлении становились что-то уж слишком сладкими. Должно быть, мне не удалось до конца убедительно изобразить легкомысленную аристократку с набором породистых национальных «тараканов» в голове.

Последней каплей в чаше моего терпения оказалось прибытие ко двору графа фон Вольфа собственной персоной. Он раскланялся с нами слегка насмешливо, но совершенно безмятежно, чем подтвердил явное раздвоение сознания. Впрочем, красные огоньки, блеснувшие в его глазах, говорили о другом. Вервольф, живший в нем своей жизнью, прекрасно меня помнил. И ждал только подходящего случая, чтобы продолжить знакомство.

При этом герцогская чета словно бы ничего и не замечала. Их размеренное, налаженное существование, все эти куртуазные штучки, жантильность, галантный двор – все казалось таким безоблачным, что просто обязано было разрешиться изрядными бурями. Совсем как при дворе небезызвестного Людовика XYI, некоторое время спустя. Но аналогии, которые лезли в мою голову так назойливо, никому больше, понятное дело, не могли присниться в самом страшном сне.

У меня создалось впечатление, что скрытая напряженность политической обстановки – не единственное, чего не желает замечать герцог. Некоторое время я страдала молча, пока не осознала, что больше не в силах игнорировать очевидное: все, абсолютно все при дворе делали вид, будто наследник Рейхштадта – самый обыкновенный мальчик. Эта необъяснимая странность заставила меня просить высочайшей аудиенции.

Так уж было заведено: кто угодно из придворных мог вести с герцогом незамысловатые беседы как угодно долго и практически на любые темы. Но для сколько-нибудь серьезного разговора существовала целая череда бюрократических препонов. Я подала прошение в придворную канцелярию, некоторое время дожидалась официального ответа с назначенной датой, получила его, и принялась ожидать собственно аудиенции.

Абсурд ситуации заключался в том, что все это время мы с герцогом сталкивались по десятку раз на дню, но он и словом не обмолвился о моем прошении – только расточал комплименты и прочие исключительно общие фразы.

Мучаясь от безделья, иногда в компании Карла, а иногда в полном одиночестве (поскольку Генрих заявил, что безделье способно вывести из строя кого угодно, и гонял мою маленькую армию до седьмого пота), я снова и снова замечала, что при дворе творятся не совсем типичные и не вполне благонамеренные дела.

Наконец, едва не спятивши от бездействия, я дождалась судьбоносной «встречи в верхах». Сама не знаю почему, но готовилась я к ней очень тщательно. Из многочисленных туалетов выбрала серебристо-серое атласное платье, отделанное бархатными лентами в тон. Придворный куафер соорудил на моей бедной голове парадный вариант прически, насчет которой я искренне сомневалась, смогу ли потом от нее избавиться. В выборе драгоценностей я была аскетична до невозможности: жемчуг и только жемчуг. И никаких румян и белил: косметика галантного века вызывала во мне стойкое чувство отвращения.

Генрих, поджидавший меня в коридоре, снизошел до комплимента:

-Ты так отличаешься от прочих дам, любезная госпожа моя, - оглядывая меня с головы до пят, сказал он, - Конечно, в лучшую сторону.

-Конечно, - откликнулась я, мастерски щелкая его по носу кончиком веера.

Кокетливая уловка потребовала долгой тренировки, но результат стоил того: нос моего героя немедленно покраснел.

-И слишком быстро, - добавил он вслед моей горделиво удаляющейся спине, - Усваиваешь уроки кокетства.

-Уроки кокетства не нужны ни одной женщине, - мне так нравилось иногда быть афористичной, что я не поленилась оглянуться, - Эти уроки все мы впитываем с молоком матери.

Его смех я слышала даже на лестнице. В нем снова звучала отцовская гордость за умницу-дочурку, и еще изрядная толика чувства, о котором я не хотела, не могла думать.

Его светлость принял меня в неформальной обстановке. Возможно, он догадывался, что за тема у меня на уме, и не желал лишних свидетелей. А может, ему самому до смерти надоели формальности, переполнявшие с рождения всю его жизнь.

-Вы никогда не думали развивать дар наследника в интересах герцогства? – бухнула я практически с порога.

Герцог устало улыбнулся.

-В интересах герцогства – не быть захваченным империей Фридриха Прусского. И чем мы менее заметны – тем меньше на нас охотников.

Видно он заметил, что я готовлю возражения (очень обоснованные, как мне казалось), и предупредил их на долю секунды:

-Есть и еще одна причина, любезная госпожа, пожалуй, самая веская.

Он на некоторое время задумался. В тягостном молчании мы провели с минуту, и лишь по истечении этого времени герцог, подняв на меня глаза, с усилием произнес:

-Я тяжело болен. Увы, мне осталось совсем недолго править этим маленьким клочком земли, на который даже почти нет претендентов.