Вязь времен-1. Игра воображения

11. Не ждали

Очередное наше путешествие происходило в зловещем молчании. Даже безмятежный Шметтерлинг примолк, ничего не пел и не бормотал себе под нос. На какое-то мгновение мне показалось, что он понимает хоть малую частичку происходящего, но это ощущение быстро пропало. Он всего-навсего опасался за свою шкуру, нутром чувствуя, что сейчас никто не будет с ним церемониться.

Мы снова ехали, и ничего не было бессмысленнее, чем наше бегство. Мне и маленькому Карлу не нужно было убегать, наоборот – лучше было бы остановиться. Но Генрих, сжав зубы, не отвечая на вопросы, и не реагируя на приказы, все погонял и погонял свою лошадь. И мы все, словно под гипнозом, мчались за ним, и тоже гнали и гнали своих лошадей. Карл следил за происходящим с таким недетским выражением на лице, что начал пугать меня. Этот ребенок понимал много больше, чем некоторые абсолютно взрослые и совсем неглупые люди.

Нашему бегству еще могло бы стать оправданием ненастье, но оно прекратилось без следа, и в окружающем мире снова воцарились тишина и покой. Однако мы убегали от чего-то никому из нас не ясного до конца, и никто не смог бы прекратить это бегство.

-Мы остановимся на ночлег? – тихо спросил Карл, когда солнце зависло над самым краем леса.

-Конечно, - с облегчением откликнулась я, - Если сможем отыскать гостиницу.

Наш маленький принц разрешил общие трудности, и отодвинул решение неотложных, казалось бы, проблем, еще на одну ночь – несколько часов тревожного темного перемирия. Разумеется, моя графиня не могла устоять перед искушением еще раз побыть наедине с Генрихом. «Возможно, в последний раз», – сказала романтичная книжная девочка, которой я никогда не переставала быть, но графиня только отмахнулась с небрежной усмешкой… и снова поступила по-своему.

Постоялый двор, где мы остановились на ночлег, был маленьким и безлюдным. Хозяева проявили к нам такое равнодушие, что я предложила поискать другое место для ночевки.

-Сюда слишком редко заезжают по-настоящему благородные путешественники. К этому ведь тоже нужна привычка, - объяснил Генрих, удаляясь на переговоры по поводу оплаты.

Невзирая на моральные муки, я не могла не оценить в очередной раз его дипломатические таланты. Ночлег обошелся нам в смехотворную сумму, а хозяева забегали вокруг нас с первозданным рвением, которое с лихвой искупало все прошлые огрехи. Для каждого нашлась небольшая комнатка, а, кроме того, – маленькая гостиная на всех, где мы отужинали, не очень-то различая, что именно жуем и глотаем. Придавленные тяжелым, как свинец, молчанием, мы закончили трапезу, и разбрелись на ночлег. Карл, на сей раз, не требовал никаких сказок, только попросил, чтобы «двое из ларца» остались с ним, пока он не заснет. Раупе и Краваль согласились на это мероприятие с подозрительной легкостью, и таким образом, все текущие дела были улажены. Мы с Генрихом могли приступать к самому трудному – разрешению наших собственных отношений.

Больше всего на свете я хотела остаться с ним наедине. И безумно боялась этого. Лучше, чем кто бы то ни было со стороны, я понимала, как виновата перед ним. И ничем уже не успевала искупить свою вину.

Мы молча скрылись в его спальне, и подняли друг на друга глаза.

-Я люблю тебя, - снова произнесла я всуе бессмысленное и бесполезное заклинание.

И он снова нахмурился и как-то напрягся перед тем, как ответить.

-Не больше, чем я люблю тебя, драгоценная. Но какое это имеет значение?

-Как это какое?! – я возмутилась громко, но так фальшиво, что не поверила себе сама.

-Ну, ты…нам ведь все же придется расстаться. Не думай, что я не способен этого понять. Есть некие обстоятельства, не зависящие ни от кого из нас.

-И ты все равно будешь бороться за меня?

-Я буду делать то, что должен, а ты делай то, что должна сделать ты, и будь что будет.

Лучше бы мне было промолчать на это. Но за мной числилась непременная слабость: я никогда не сохраняла молчание, если могла произнести хоть пару слов.

-Давай, скажи мне все, дорогой мой рыцарь без страха и упрека! – я уперла руки в бока, и, наверно, изрядно походила на базарную торговку, - Припомни полный список моих провинностей, раз уж собрался выставить счет. И то, что я использовала тебя в своих целях, и то, что позволила нам обоим роскошь влюбиться друг в друга, и то, что не могу остаться с тобой…

При последних словах силы оставили меня, и я разревелась, горько, как ребенок. С небольшой, но существенной разницей: от взрослых слез не становилось легче. Напротив, отчаяние росло вместе с ними, как снежный ком, и грозило стать вовсе неуправляемым.

Слезы текли и текли из моих глаз, размывая нечеткие контуры окружающего мира. Как будто, если бы я поплакала еще немного, мир исчез бы вовсе, растворившись в моей печали.

Я даже не могла разглядеть Генриха: его смутный силуэт застыл у окна, и только на этом фоне был еще слегка виден в полутьме.

-Ты слишком хорошо понимаешь меня, - жалобно хлюпая носом, объявила я, - и заранее готов пожертвовать для меня всем. Видит бог, это слишком тяжкая ноша. Если бы я была равнодушна к тебе, меня бы ничуть не трогали твои жертвы, но я люблю тебя, и я…