Холодное культурное море

Холодное культурное море

Жила-была лошадка, которая очень хотела себе имя длинное и красивое, вроде «Агриппина» или «Евпраксия», или хотя бы «Матильда», но родители у неё были изверги, поэтому звали её Элен. Неудивительно, что и жизнь с таким глупым именем складывалась не бог весть как: сначала она приходила последней в детсадовских скачках, потом получала тройки за прыжки через брусья в школе, и, наконец, поступила на единственный факультет, куда хватило полученных баллов на ЕГЭ — «Человековедения».  
— А вот Микаэллу взяли без экзаменов на «Мастерство конкура»!
 
Примерно такое выдавала мама Элен каждый раз, когда её бедная дочь снова заваливала «Психологию человека». Мама у Элен была круглая отличница по всем предметам, а потом отлично училась в отличном институте, а потом вышла замуж за отличного папу и поселилась в отличном доме, где стала готовить уже не просто отличные, а самые лучшие морковные тортики, и только непутевая Элен портила эту радостную картину. И готовить не умела и не любила, вернее, не любила и поэтому не умела, да и зачем, если можно съесть яблочный бургер в МакКоннингс?
— Если не научишься готовить, тебя никто замуж не возьмет, — вздыхала мама Элен, вытаскивая из духовки очередной вкуснопахнущий тортик. — Разве женился бы на мне твой отец, если бы…
— Фефился, фефился, — отвечала Элен и убегала с куском торта во рту. Она страсть как любила сладкое! Хотя мама говорила, что с такой фигурой её точно замуж не возьмут, но Элен махала на неё копытом:
— Если ради этого замужа нельзя есть вегетарианские пирожки от Травки-Журавки, то зачем мне такой замуж?
Тут мамино Терпение заканчивалось, а без Терпения мама была не очень выносима, поэтому на последнем курсе Элен попросилась на практику куда-нибудь подальше.
— Хотите на море? — невинно спросил секретарь Абдулла. Грива у него была заплетена в модную прическу «цветочные мотивы» (участвуют: две орхидеи, одна роза и пятнадцать васильков). Элен принюхалась, но подвоха не уловила.
— Можно, — согласилась она.
 
— Это чт-то, м-море?
— Финский залив! — с гордостью объяснила ей экскурсовод Ульяна. Она была в пуховике, дождевике, с зонтом марки «П-149» (невыдуваемый из рук, несгибаемый, гарантия три петербуржских сезона) и утепленных резиновых сапогах с функцией разгона тумана. Функция, правда, работала только на ближайшие два метра, но Элен все равно позавидовала. Она находилась в Петербурге первые два часа своей жизни и очень хотела, чтобы они оказались последними.
— Так, впереди у нас Эрмитаж, Русский музей, квартира Пушкина… и Ахматовой, — с энтузиазмом повела её куда-то к культуре Ульяна. Элен потрусила следом, чувствуя, что у неё уже начинается простуда, воспаление хитрости и сезонная депрессия. 
— Это не море! — жаловалась она по телефону маме. — Тут нет пальм! Нет песка. Никто не лежит животом вверх и не поет пьяные песни, как писали в учебнике! Тут ужасный ветер, куча речек и какие-то художественные картины! И убили поэта. 
— Убили! — ужаснулась мама Элен. — Немедленно уезжай оттуда! 
— Мам, ну я не могу так сразу, — вздохнула лошадка Элен. — Да и люди тут неплохие. Подарили мне теплую попону, а мама Ульяны учит меня вышивать симпатичного коня.
— Коня?... Симпатичного?..
— Вороного, — уточнила Элен, — на нем, правда, какой-то мужчина машет рукой, но его я вышивать не буду. Обойдется.
— Доченька, а ты там не простудилась? Там продается лечебный овес? Без попоны из дома не выходи, — сказала мама нравоучительно, словно Элен не была уже вполне самостоятельной лошадью, заканчивающей университет. А Элен была! Поэтому она попрощалась с мамой и пошла вместе с Ульяной покупать краеведческую литературу в Доме Зингера, комиксы в «Подписных изданиях» и пить облепиховый чай в уютном кафе на Большой Морской.
 
— Обязательно нужно побывать в Петергофе! — сказала экскурсовод Ульяна.
— Так, под культурными мостами я уже поплавала, теперь культурные фонтаны пошли, — пробурчала себе под нос лошадка Элен. — Скоро до культурных сосулек дойдем.
— Не сосулек, а сосуль, — поправила её Ульяна, — но это зимой, сейчас не сезон.
В Петергофе Элен было холодно и мокро. Ульяна же долго тыкала пальцем в мерзкого человека, который зачем-то вцепился в пасть льва. Элен возмутилась:
— Это жестокость! Зачем он его мучает! А если бы с ним так!
— Вот именно! — поддержал кто-то Элен не ульяниным голосом. Она обернулась.
— Простите, что вмешиваюсь, — сказал белоснежный жеребец, поглядывая на неё из-под челки, — но меня это тоже возмущает. 
— О, — сказала Элен. — О. Меня Элен зовут.
— Восток, — представился Восток. — Орловский рысак, только что с выступлений. Вы были на Московском Ипподроме?
— О, — сказала Элен. — Нет. А пора?
— Нам пора на экскурсию в гроты, — решительно вмешалась Ульяна. — У нас график!
— Конечно, — поклонился Восток, — не хотел вам мешать. Вот моя визитка, я в городе до пятницы. Могу достать билеты в Мариинку. 
— Дайте две, — Ульяна отобрала визитки. — А билета лучше три. Или четыре. Мама тоже пойдет.
 
— Ну что, как съездила на море? — спросил секретарь Абдулла с изысканной прической «1000 и одна коса», откусывая яблоко.
— Прекрасно, — закатила глаза Элен, — просто прекрасно. Даже завела курортный роман....
Секретарь Абдулла поперхнулся.
 
— Микаэлла, представляешь, они рассказывали ей про трупы! Показывали место наводнения! Заставляли гулять ночами! Бедная девочка, как она это перенесла!
Лошадка Элен надвинула наушники и, закончив рисовать сердечки на конверте с ответным письмом Востоку, взялась за новую страницу:
— Экскурсовод Ульяна! Спасибо за теплую попону. Приезжай ко мне на день рождения, мама испечет морковные тортики, Восток тоже обещал быть. Я подарила Абдулле ту культурную книжку, где человек с топором ходит, ходит и всё плохо. Ему понравилось и теперь он тоже собирается в Питер....